— Уехала в город. На девок ругаешься, а про себя забыл, — заохала баба Марья, и вышла к нам, в улицу. — Марина, пойдем баню топить. Нечего с ними балакать.

— Еще и баня… Отлично, — обреченно сказала я, но покорно поднялась.

— Марина, — окликнул меня ректор. — Кирилл хороший человек. Лучший, из тех, кого я знаю. Но ему в последнее время сильно в жизни не везло на встречи с плохими… Но это он пусть сам рассказывает.

Пока баба Марья откалывала от поленьев длинные палочки — лучины, я обрывала бересту. Монотонная работа успокаивала, давая возможность подумать. Что мне делать? Первый вариант, который сразу же приходил на ум, — уехать с острова, и забрать документы из Академии. По сути, если я захочу, то меня никто не остановит. Но… Сердце не хотело верить, что этот вариант единственный.

Второй вариант казался сказочным: пересилить себя и посмотреть ему в глаза. Выслушать, задать те вопросы, что теснились в голове. Ведь я ничего не потеряю… Кроме спокойствия. Когда я думала, что мой черноглазый — это преподаватель из строительно-архитектурного колледжа, то поверить в возможность отношений с ним было легко. Но теперь, когда я знаю, что это Кирилл Робертович, с которым я так легко обменивалась достаточно вольными шутками, ситуация кажется совершенно бесперспективной. Да, я его выслушаю, а дальше что…?

Баба Марья вытянула меня из состояния задумчивости, начав громко закидывать дрова в топку.

— Сейчас Маринку накупаем, смоем всю печаль… — приговаривала бабушка. — Девочку нашу попарим, как с гуся вода…

Я с умильной улыбкой посмотрела на бабу Марью, и, поддавшись спонтанному порыву, обхватила ее сзади за шею, прижавшись.

— Тьфу ты, Маринка, бесовка, не отвлекай, — рассмеялась бабушка.

Когда баня была готова (я все еще искренне ненавидела этот филиал адского пекла — но мыться-то надо было…)‚ баба Марья сходила за Катериной. Я думала, что подруга соскучилась по одногруппникам и рисованию, а она, как оказалось, больше общалась с Кириллом Робертовичем.

— Рина-а, — протянула девушка, опуская ноги в таз с горячей водой, — я его сегодня близко рассмотрела! Понятно, что мой Егор для меня самый лучший, но очевидного я отрицать не могу… Какой он красивый! Как из журнала! Сразу видно, что долго заграницей жил. Он даже одевается иначе.

В общем, интересный он у тебя.

— У меня?» — я еще раз облила себя холодной водой.

— А у кого? Но ты смотри в оба! Я сегодня насмотрелась, как к нему наши девочки подстраиваются. Он правда не ведется, больше в твою сторону смотрел… Но все ровно: выпендриваться будешь, его быстро к рукам приберут, — деловито сказала Катя.

— Ой, а ты много в отношениях понимаешь? — усмехнулась я. — Пару раз поцеловалась и стала экспертом, да?

— Я не только целовалась… — Катерина скромно улыбнулась.

— Да ладно?! — я пристально всматривалась в лицо девушки. — У вас секс был?

— Нет, конечно! — подруга искренне возмутилась. — Но будет…

— Главное, — я вяло потерла спину девушки пушистой мочалкой, — чтобы папа не узнал. Они сегодня с Егором общались.

— Да? — Катерина сбивчиво заговорила. — Где? Очем? Ты слышала?

— Нет, я подошла к дому, а они на лавочке сидели. Разговор не слышала, но выглядели спокойными. Отец волнуется за тебя. Особенно с учетом того, что его хорошая девочка скрывала столько времени свой первый роман, — я посмотрела в глаза девушке. — И от меня, кстати, тоже…

— Быстро закрутилось все, — по-лисьи хитро улыбнулась Катя. — Он через пару дней ночью залез через окно, с букетом цветов и мазью для ноги.

Кстати, если бы ты была дома, то все бы узнала первой.

— Романтика. Цветы, мази, окна, ноги…

— Не передергивай! Я у него даже ночевала три раза. Но он знает, что я… Что он у меня первый. И не торопится. Но если бы мне кто-то раньше сказал, что целоваться так приятно, то я бы не тянула до 22 лет, — подруга беззаботно рассмеялась, и обрызгала меня водой.

После изнурительных водных процедур счастливая Катерина тщательно красилась, а я валялась как тряпочка на кровати. Но чем краше становилась подруга, тем сильнее разжигала и во мне желание нарядиться. За все время на острове я ни разу не красилась и даже перестала укладывать волосы.

Тот минимум косметики, который имелся в моем арсенале, все же позволил сделать скромный макияж. Но всегда, когда долго не красишься, даже привычная помада кажется очень яркой. Катерина оглядела меня, и несколько раз повторила:

— Ну, нельзя такой красивой девушке сидеть дома!

— А куда здесь идти? — я посмотрела на подругу в отражении зеркальца.

— На костер! — не растерялась девушка.

— «Красивую девушку — на костер»? Возвращаемся в Средневековье? — я ухмыльнулась, взяв в руки пачку салфеток.

— Эй, не смывай! Пошли, прогуляемся хотя бы. Проводишь меня, а потом можешь, как старая клуша, идти смывать макияж, надевать свои шерстяные носки и шаль, и ложиться спать.

Сопротивляться на что-то настроившейся Катерине было бесполезно, и я согласилась проводить ее до школы, где они должны были встретиться с Егором. Как только мы вышли на улицу, сразу же стало очевидно: можно было и не краситься, так как вокруг царила кромешная темнота. Только вдалеке светился костер, у которого собирались студенты каждый вечер. Я была у костра единожды, и не особо впечатлялась этим скудным развлечением.

Подруга без конца болтала, и даже перестала изображать больную.

Конечно, ведь никто не видит. Разговор, точнее монолог Катерины, шел только в двух направлениях: она и Егор, я и Кирилл Робертович. Я охотно поддерживала первую тему, и отмалчивалась, когда начиналась вторая. Мне просто нечего было ответить — я еще не разобралась в себе.

Если бы в такой ситуации оказалась не я, а другая, воображаемая девушка, то я бы посоветовала ей поговорить с мужчиной. Но, когда это происходит с тобой, всегда теряешься. Любой шаг кажется неверным, и Я измучила себя, анализируя сложившееся положение, просчитывая каждый вариант развития событий. Если плюнуть на все и уехать, то есть шанс жалеть всю оставшуюся жизнь о своем «побеге». Но если попытаться пересилить себя, пойти на диалог, то есть возможность узнать, что Кирилл Робертович просто развлекался, играя со мной. И тогда будет еще больнее, чем сейчас.

Егор уже шел навстречу, и мы не успели дойти до двора школы буквально десять метров — уже были видны спины стоящих у пламени. Катя прижалась к парню, что-то зашептав ему на ухо. Я с улыбкой посмотрела на пару, и уже собиралась пойти обратно, когда услышала, что у костра поют.

Точнее поет — Борис Таисович под яростный гитарный бой пел что-то незнакомое мне на языке, похожем на цыганский. По крайней мере, Мира, моя знакомая цыганка (впутавшая меня во всю эту историю с Черной речкой) говорила примерно на таком же наречье. Но привлек не голос ректора, а звуки гитары. Несколько парней из Академии играли, но до такого уровня им было далеко. Струны будто бы перебирали с нечеловеческой скоростью, отчего казалось, что играет сразу на нескольких инструментах. Мелодия походила на испанское гитарное безумие: страстное, мелодичное, агрессивно-властное. Под восторженные крики студентов ректор заводил новый круг таинственной песни, а гитара тут же подхватывала его. Я любопытно вытянула шею, рассматривая студентов: даже Витька, равнодушный к музыке, в такт хлопал себя ладонью по бедру.

— А кто там играет так хорошо? — Катя обвила руками шею Егора, выглядывая из-за его плеча. — Рина, сходи, посмотри.

— А ты? — мой вопрос остался без ответа, так как губы подруги уже были заняты поцелуем.

Я всегда была неравнодушна к музыке, особенно к струнной. В детстве я упрашивала родителей отдать меня еще и в музыкальную школу, но папа был непреклонен: «Ты хотя бы рисовать научись». Я даже чуть — чуть гуляла с одногруппником, который играл на гитаре. И, кстати, это была единственная причина, по которой я согласилась на пару свиданий. Сейчас он уже женат, и год как перевелся на графику. И раньше мне казалось, что именно он — лучше всех (кого мне доводилось слышать) владеет гитарой.