Мать, улыбаясь, поглядывала на него. Семён видел это и радовался!

– Ты, сынок, аккуратней. Не хватало ещё какой насморк перед зимой заполучить…

Сын молчал, понимая, что действия его одобряют, долго, по случаю выходного, завтракал вначале блинами со сметаной, затем опять же блинами, но с мёдом. Мать явно что-то хотела сказать, но терпеливо дожидалась, когда он насытится и, только убедившись в окончании трапезы, начала:

– Ты бы, сынок, съездил назавтра в город на рынок или на барахолку – как её там…

Сёмка поднял удивлённо брови, но мать продолжала:

– У тебя на осень даже курточки нет нормальной. А тут эта премия, она же не учтена нами, понимаешь? Это словно подарок неожиданный или находка. Ну и разойдётся по мелочам незаметно. Так что езжай-ка завтра и купи себе обнову – заслужил!

Сёмка обрадовался предложению, но, понимая отсутствие в семье достатка, засомневался… Но заботливая мать окончательно убедила его в правильности этого решения.

– Самое-то главное – не дай Бог, простынешь по осени в своей старой куртёшке. Как буду одна всё тянуть?

Сёмка сдался, чуть не взлетая от радости, переполнившей душу:

– Хорошо! – затем, не торопясь, встал, опять же, не торопясь, облачился в рабочую одежду и пошёл в сарай чистить и готовить скоту зимние стойла.

Галина подоила предварительно выведенную под навес корову – их любимицу Зорьку – а в сараи даже не пошла: Семён сделает всё сам со

взрослым пониманием, скрупулёзностью и тщательностью… Ведь из своих неполных восемнадцати, он уже почти пятнадцать – хозяин в доме!

В обед он зашёл, похлебал наваристого борща с курятиной, несколько минут посидел и опять вышел. Галина видела через окно, как сын таскал из-под слива воду в баню, снимая перед дверью тяжёлые грязные сапоги, чтобы не натоптать в ней. И к четырём баня с неохотой задымила в промозглое плачущее небо. Галя посмотрела на часы – к семи будет баня, жаркая, сухая, побеждающая любую хандру!

* * *

В воскресенье, в семь утра Семён уже сидел в уютном «ПАЗике» на заднем сиденье. Автобус из-за дальности маршрута выходил из деревни в семь, в одиннадцать – был в городе, а в пять – возвращался в деревню. Времени для выполнения намеченного у Сёмки – с избытком.

«Сначала на барахолку, а потом около автовокзала похожу по магазинам, полюбуюсь…» – Он не любил город, но, совершая редкие вылазки сюда, обычно с матерью, искренне радовался всему увиденному! Сейчас была возможность погулять, не торопясь, одному…

С автовокзала до барахолки можно доехать на трамвае без пересадок, что, на радость Сёмки, упрощало задачу. Трамвай, стуча на стыках суставами, не торопясь катил по городу. Парень с интересом смотрел на незнакомую ему жизнь, с удивлением отмечая, как неудержимо быстро меняется всё окрест. По этому пути они ехали с матерью всего каких-то два с небольшим года назад, а сейчас он почти ничего не узнаёт. Куда ни глянь – длинные заборы, окружающие новостройки с торчащими цаплевидными кранами, а кое-где уже и открытые для глаз высотки со сверкающими стёклами!

Сёмка вдруг ощутил радостный азарт, словно на удачной осенней рыбалке, когда выводишь на спиннинг игривого килограммового окуня и видишь, что за ним мелькают ещё два-три…

«Может, потом заработаю денег и насовсем переберусь сюда, – ему очень понравилась эта мысль. А когда на повороте увидел в отражении трамвайного окна своё улыбающееся лицо, засмеялся негромко и смущённо, пригнув к груди голову. – Ох, как хорошо!»

* * *

Барахолка обескуражила размахом! Он шёл по центральному ряду, понимая, что надо найти отходящий от него малый ряд именно с кожаными изделиями. Сотни людей шныряли вокруг, задевали его и друг друга, привычно не замечая этого, кричали и торговались громко и уверенно. Сначала он хотел погулять по огромной барахолке, посмотреть на «разные разности», «поприценяться», как говорила мать, но неожиданно заволновался и, начиная неоправданно злиться на всё и всех, пошёл, быстро огибая останавливающихся покупателей, задирая голову, высматривая свой ряд. Кожаный «Клондайк» был почти в конце. Сёмка, увидев висящие куртки и плащи, сразу свернул в него, ещё минуту шёл быстро, не глядя по сторонам, наконец, стал замедлять шаг. Перейдя на совсем тихий ход, он вытер рукой пот со лба и поднял глаза на кожаное богатство, висящее гроздьями и лежащее горами! Парень сглотнул сухую слюну и уже повёл глазами дальше, но услышал уверенный и, словно приказывающий, негромкий голос:

– Всё что надо, здесь!

Сёмка опустил глаза и увидел улыбающегося невысокого парня, скорее, мужика, гладко бритого, держащего левой рукой на уровне груди пластиковый стаканчик с кофе, а правой, чуть к лицу, между пальцами дымящую длинную сигарету.

– А что надо? – Сёмка задал вопрос машинально и раздельно, наверное, давая понять, что ему что-то нужно… Парень соступил с деревянной подставки, поставил стаканчик на раскладной стол и, засунув сигарету между подвижных губ, заговорил быстро, но внятно:

– У меня есть именно то, что вы ищете, молодой человек. Несомненно, вам нужна не просто куртка, а очень качественная куртка, по возможно минимальной цене… И такие, – он провёл левой рукой взад и вверх, – именно, у меня есть!

Сёмка даже не удивился точности определения его желания или, скорее, не придал значения, словно заранее с мужиком договорился. Тот подошёл к нему и, взяв за плечи, продолжил сыпать словами:

– Сорок шесть – сорок восемь… немного выше колен, желательно с карманами на груди в дополнение к боковым, воротник – стоечка, замок медный, закрытый… Цвет – тёмно-серый или совсем тёмно-коричневый, с осенним подкладом?

Сёмка, не любя злые осенние ветры, предпочитая закрывать бёдра

подолом одежды и прятать руки в удобные нагрудные карманы, именно так и представлял себе желанную куртку. Он опять сглотнул слюну и выдавил из себя:

– Да, примерно…

Теперь мужик заулыбался уже совсем уверенно и доверительно:

– Значит, вы издалека?!

Сёмка напрягся и даже слегка обиделся:

– Это почему так?

– Да потому, что только люди, приехавшие издалека, ценят и уважают хороший, тёплый продукт. Наши всё больше грудогрейки по пояс ищут, чтобы пуп синий видно было…

Он длинной палкой с рогатиной уже снимал куртку, почти чёрную, и, сняв, стал расстёгивать.

– А причём тут продукт? – думал Сёмка, радостно улыбаясь и любуясь курткой, – я её есть не собираюсь!..

Мужик расстегнул вещь, вытащил подклад и, помогая надеть кожаное чудо на парня, снова аккуратно застегнул. Она, вправду, была в пору! Покупатель, затаив дыхание поворачивался у большого зеркала, одёргивал подол вслед за мужиком и совал руки в мягкие карманы на груди.

– Вот, посмотри! Ты преобразился в этом кожаном чуде! Тебя, несомненно, завершил, доработал этот «реглан»!.. Нет-нет, это не «реглан», к чему пафос – это лапсердак, не меньше! – мужик не умолкал ни на секунду…

Сёмка, покраснев от удовольствия, засунул руки в боковые глубокие карманы.

– А лапсердак – это название стиля или фирмы? – Сёмка, наконец, взглянул из зеркала на продавца.

Тот, на секунду задумавшись, уверенно ответил:

– Лапсердак – это философия! Это целое направление в культуре, многим непонятное, но от этого ещё более манящее. Можно сказать, что лапсердак – это одежда успеха – и никак иначе!

Стоящие по обе стороны продавцы уже смеялись, но грамотно маскировались, чтобы не спугнуть клиента. Рука руку моет!

* * *

Всё нравилось! Но самое главное – цена! Она ещё не была озвучена, и парень мучился. В нагрудном кармане рубашки, под свитером и в свою очередь под ветровкой, застёгнутые булавкой, лежали именные его деньги! Семь тысяч, как одна копейка… На автобус в две стороны и на перекусить – выделила мать из своих. Эти лежали отдельно и для торга не предусматривались. Надеяться, что такая красота, да ещё с подкладом, может стоить меньше, не приходилось… Но, когда серьёзное лицо продавца приблизилось к лицу Сёмки и подвижные губы шепнули: «Семь», – у него отлегло от сердца! Чтобы не заверещать от радости, парень закрыл глаза и глубоко вздохнул, сдерживая эмоции, переполнявшие душу. Мужик понял это по-своему и, не давая одуматься, продолжил: