– Мне кажется, что это место сможет сделать успешными нас обоих.

– Уж не думаешь ли ты, что мы должны здесь остаться? – удивился Карл. – Я, конечно, ещё не справился с волнением, испытанным днём, но у нас же есть обязательства перед Обществом. Иначе сие спонтанное решение может стоить нам пенсиона.

– Вовсе не обязательно лишать себя этого полезного довеска. Мы просто внесём свой вклад в то, что впишет нас в историю. Лично я завтра непременно спрошу о возможности остаться если не на всё время, то уж точно на несколько недель, а то и месяцев, чтобы быть связанным с раскопками. Разве ты не видишь: мир сейчас на стыке направлений. Классицизм, ренессанс – все их элементы можно найти в античности. Она – путь ко всему. Сейчас совокупность направлений становится попыткой осуществить настоящий переворот. Люди жаждут новых идей, а где, как не здесь, в настоящей колыбели цивилизации, мы сможем дать волю нашим чувствам и с новой силой раскрыть наши таланты?

Карл начал обдумывать сказанное братом и во многом с ним согласился… Действительно, если уж удивлять сейчас, то масштабом. Он сразу вспомнил то чувство, которое посетило его в Помпеях. Ему тут же захотелось взять мольберт и начать творить. Неважно что, главное – творить. Но в следующий момент он почувствовал страх перед этой грозной горной породой, готовой в любую секунду его поглотить. Сейчас ему невозможно тягаться с ней. Слишком рано.

– Не думаю, что это хорошая идея, – немного подумав, начал он, отведя взгляд от еды куда-то в сторону.

– Опять ты за своё! Неужели твои последние работы в академии ещё не убедили тебя в том, что ты гений? Или тебе напомнить, как твоего «Нарцисса» сравнивали с «Нарциссом» самого Караваджо?

Карл и так помнил эту картину до последнего взмаха кисти. И тот день, когда он на берегу Чёрной речки, среди густой зелени деревьев, нашёл свой сюжет, который пришёлся по душе его учителям. Единственное отличие, помимо техники, от гения эпохи Ренессанса было то, что Караваджо демонстрировал внутренний мир любого человека. Чёткая грань между реальной жизнью и душой была определена как край берега. У Брюллова в картине, выполненной по всем академическим требованиям, было показано общение человека с природой. Техника передачи света, которая открылась художнику во время написания, была по-настоящему новаторской. Карл её совершенствовал в своём шедевре «Итальянское утро», который написал в прошлом году.

– Дорогой Карл, только представь, сколько всего мы могли бы здесь создать! Находясь на раскопках, я бы мог предлагать тебе сюжеты и сообщать последние новости о восстановлении построек. Это действительно был бы заметный труд. Рано или поздно город всё равно откопают, и интерес только возрастёт.

– Словно писать в будущее?

– Именно.

– Так просто мне это не осилить.

На эти слова Карла Александр хотел было уже что-то возразить, но тот поспешно добавил:

– Мне нужна практика. Начать хотя бы с копирования чего-то такого же значимого, огромного. Думаю, что Ватикан с этим поможет.

Карл снова погрузился в свои мысли. Он не хотел, чтобы его работу сравнивали с другими, уже написанными произведениями. Ему действительно нужен был какой-то сюжет. Но что это? Он что, уже начал обдумывать возможные варианты?

– Надо это сделать – и с пользой для нас, Саш. Если не удастся вызвать эйфорию у достопочтенной публики, нужно будет найти быстрый вариант продажи картины.

– Уверен, мы легко найдём массу вариантов среди «русского Рима». В столице постоянно устраивают званые вечера и балы. Нам нужно лишь сердечко, которое затрепещет от величия нашего замысла. В любом случае это поможет увеличить число заказов.

– Значит, ты уже всё решил? – всё ещё колебался Карл.

– Мы решили, братец мой милый, мы.

Я лежала в небольшой, но чистой комнатушке, где пикали приборы. Ой, кольнуло: здравствуй, капельница! И всё-таки они меня взяли. Пока не взяли, конечно, – просто перевезли в больницу.

Вместо моей одежды на мне была типичная одежда для лежачих больных. Что-то никак не может отпустить меня униформа, пусть и не муниципальных служащих! Так, довольно о моде, нужно что-то придумать, и быстро. Сейчас будет процесс гадания на кофейной гуще, но только он может помочь в сложившейся ситуации.

Итак, произошёл пожар, я с ним справилась довольно оперативно, но главное – справилась.

Начинает болеть голова. Спокойнее, продолжим.

Я потушила пожар, звоню в пожарную…

Мысли путаются, голова кружится.

Всё, больше не могу. Меня вывернуло прямо на пол, боль пульсировала в правой части головы. Ну, блин! Так ничего не получится. Вообще ничего, а должно бы. Непременно должно. Снова голова. Ну, нет! Стоп! Придётся вызывать медсестру. Где тут эта кнопка? А, к чёрту!

– Сестра! Сестра!

– Да прекрати ты орать! – раздалось из дальнего угла.

Привет, соседка. Это была девушка лет двадцати семи – двадцати восьми, с тёмными волосами. Про рост ничего не могу сказать – она же всё-таки лежит. Да и ладно.

– Меня Зоя зовут.

– Катя, – выпалила соседка и повернулась на другой бок.

И тут в левом плече начала нарастать боль. Через пару мгновений рана заныла, боль в ней запульсировала. Так, голова, плечо… Прекрасный набор. Я уставилась в одну точку на потолке, чтобы уйти отсюда хотя бы на подсознании. И провалилась в тёмную бездну.

Дубль два. Голову уже не чувствую. Плечо на месте. Просто отлично. Тут краем глаза я увидела удаляющуюся фигуру в белом халате.

– Стойте! – издала я крик, отозвавшийся в ушах звуком, похожим на хрип.

– А, очнулась! Отлично, сейчас позову доктора.

«Вот и ладненько, а мы будем готовы к импровизации».

Фёдор отвлёкся от Антона, потому что его телефон также завибрировал. Посмотрел, кто звонит. «О, явился – не запылился. Где тебя носило? Только не сейчас, подожди секундочку». Антон убрал телефон в карман и посмотрел на Федю.

– Я должен срочно ехать в больницу.

– С ней что-то случилось? – этот вопрос Феди был задан с чувством, исходившим, казалось, из самого сердца.

– Пока не знаю. Нужно проверить. Федя, далеко пока не уезжай. И будь на связи, понял?

– Да, конечно. Пока.

Последние слова донеслись до Антона, когда Фёдор уже вызывал лифт. Тот работал – ну, хоть что-то наладилось.

«Ну а теперь можем и поговорить». Фёдор набрал номер.

– Привет, ты где?

– Я только что освободился. У тебя там всё в порядке?

– Приходи, обсудим. Я у тебя дома.

Через четверть часа Фёдор и Павел пытались переварить то, что произошло.

– Откуда ты знаешь, куда её увезли?

– Слышал, как Антону сообщили.

– Ну, тогда всё остаётся в силе.

– В какой силе, Паша? Её сейчас расколют – и нам конец.

– Но ты ведь именно этого хотел?

– Я хотел не этого. Тебе, может быть, напомнить, ради чего мы всё это задумывали?

– Я в курсе.

– Смотри, Гришка, какая красота, не находишь?

Я долго смотрел сначала на ленивый поток, потом на зелень, которая его окутывала, потом перевёл взгляд на безоблачное небо и прищурился, как только солнце ударило мне прямо в глаза. Что он имел в виду? Опять вопрос с подвохом. До сих пор не могу себе простить, как целых полчаса пытался найти место для зарисовки фонтана и в результате шлёпнулся в воду. Вместе с мольбертом и красками, на потеху Карлу Павловичу. Я всего-то и пытался понять, что он имел в виду под фразой «Как думаешь, твой эскиз в полной мере отражает всю силу этого природного явления?». Почему-то тогда мне показалось, что я неправильно выбрал угол, под которым на холсте проявлялся поток, падающий с высоты в небольшой залив. Вот я и пошёл на поиски. На самом деле, как ни странно, расположился я в верном месте. Просто мой учитель лишь хотел обратить моё внимание на световую передачу. Иначе у меня получалась лишь полоска посреди зелени. В этот раз я просто решил промолчать. Ожидая, что сейчас мы будем пытаться запечатлеть ту самую «красоту», я принялся раскладывать мольберт там же, где расположился мой учитель.