Драко еле сдержал себя, укрывая ярость. Стараясь не подать вида. Ни словом, ни взглядом не дать понять сокурснику, что готов сейчас запихнуть его мерзкие слова обратно ему в глотку.

— Если ты боишься, что я нечаянно убью её, можешь не переживать. Непростительные заклинания запрещены во время Турнира.

— Вот и славненько! — Блейз улыбнулся. — А то, знаешь, ходят слухи, что ты размяк…

Драко не стал дожидаться продолжения монолога Забини. Он не имел права позволить, чтобы в его окружении поселились какие-либо сомнения. Если слухи будут роиться среди приближённых к нему людей, сохранять лицо будет крайне сложно. Несмотря на то, что единственным желанием Драко было сейчас отправить в Блейза боевым заклинанием или просто дать в морду, так, как бил Нотта…

Но нужно было молчать. Сдержаться. Расставить всё на свои места. Отвести от них подозрения.

Драко хладнокровно смерил Блейза взглядом, сделал полшага к нему, приближаясь, будто собирался действительно вступить в бой. Блейз опасливо отступил назад, и Драко отметил краем взгляда, что его рука метнулась к карману, в котором Забини обычно носил палочку.

Драко остановился в нескольких сантиметрах от товарища и своим леденящим, шипящим голосом отчеканил:

— В слухи верят слабаки, Блейз! Боишься, что я размяк?! Давай проверим мою твёрдость…

Древко палочки Драко упирается Блейзу в район солнечного сплетения. Драко сверлит его взглядом, не моргая глядя в лицо товарища. Все, кроме наведённой на горло палочки и пылающих глаз соперников, напоминало сейчас детскую игру в «гляделки». Кто первый отведёт взгляд — тот и проиграл. Только сейчас детская игра принимала смертельно опасную форму: проигравший запросто мог оказаться в Больничном Крыле, а победитель — в Азкабане. Окажись на месте Забини, к примеру, Монтегю, исходом «гляделок» вполне могло бы стать ослепление одного из участников «игры». Блейзу же хватило выдержки и ума, не поддаваться на провокацию.

Забини несколько секунд продолжает стоять неподвижно, пристально глядя в глаза Драко. После чего он, поднимая руки, показывая всем своим видом, что сдаётся, отходит назад, даже немного склоняет голову.

— Я на твоей стороне! Но я должен был проверить. Знаешь ли, последнее время доверять нельзя никому… — голос Блейза твёрд, но во взгляде читается покорность и уважение — уважение к сильнейшему.

Драко кивнул, пряча палочку в карман. Спектакль окончен! Зрители в овациях! Артист достоин Оскара!!! Студенты Слизерина любят такого рода представления. Доказал. Поставил на место.

Забини пошёл следом за Драко в их спальню, как привычно делал — всегда на шаг позади Слизеринского Принца.

И только оказавшись вдвоём в их комнате, лениво развалившись на кровати, продолжил:

— Кого насиловал Теодор на Рождество?

— Девушку, — Драко впился взглядом в товарища, пытаясь понять, может ли быть такое, что он что-то знает.

— Хорошо, что не метлу… — пробормотал Блейз, хитро улыбаясь. И серьёзно продолжил. — Я не верю, что просто за то, что Нотт преступил закон, ты его чуть не убил. Почему вы не предали огласке это дело? Почему Тео послан в армию, а не в Азкабан? Чего ты боишься?

— Я ничего не боюсь. А это не твоё дело!

— Это была не Пэнси, Пэнси осталась с нами в Зале. Все наши были в замке. Значит, ты почти убил Тео, защищая кого-то чужого. И теперь скрываешь… Дело твоё… Но подробности могут всплыть… Я был на каникулах с отцом в Клубе, там говорят, что Нотта не будут судить. Что обе семьи замяли это дело. Но вряд ли Теодору понравится маггловская армия. Он может подать в суд первым… не хочешь обезопасить себя?

— Нет! Спасибо за беспокойство. Нотт будет гнить с магглами до конца своих дней! А теперь, если ты не против…

— Она действительно этого стоит? — перебил его Блейз, настойчиво глядя на сокурсника.

— Стоит! — уверенно кинул Драко. Поймал взгляд Блейза. Несколько секунд смотрел, не отводя глаз. Отвернулся и продолжил делать вид, что ничего не произошло. И только сам Мерлин знал, что значило для Драко одно это слово.

Блейз удовлетворённо кивнул.

— Добрых снов! — залез в кровать, укрываясь одеялом.

Драко не знал, что такое «друг». Среди Слизеринских студентов его курса не было ни одного человека, которого Драко мог бы так назвать. Кребб и Гойл всегда были телохранителями, но никогда не звались даже приятелями. Только что Блейз максимально приблизился к тому, чтобы заслужить доверие Малфоя. Чтобы одно короткое, но ёмкое слово «стоит!», имело шанс прозвучать в стенах слизеринской спальни. Больше он не собирался ничего говорить. Да и Забини не желал слушать.

Такая странная полу дружба.

Такое странное недодоверие.

Драко жил так всю свою жизнь. Доверять можно было только себе. Слизеринский «друг» мог вонзить нож в спину в любой момент, поэтому он всегда был начеку, никогда не подпуская сокурсников ближе, чем можно было. Наверное, он действительно размяк, раз позволил Блейзу задать этот вопрос. А себе позволил ответить.

Драко переоделся и залез в свою кровать. Слова Блейза не давали уснуть. Надо было обезопасить себя. Придумать алиби. Магический мир не потерпит известия о том, что наследник фамилии Малфоев вступил в борьбу со своим соратником, защищая магглу. А вместе с тем надо было как можно скорее заканчивать это дело с заклинанием. Рука жгла и прорывала магическую повязку на метке. Видимо, магия чувствовала угрозу. Уже пару дней спать было почти невозможно. Слизеринский «друг» спасал Малфоя от позора и изгнания, не подозревая, что спасать его надо было от иного.

Драко дождался мирного посапывания своего справедливолюбивого товарища, снял магическую повязку и только тогда смог заснуть, прогоняя от себя навязчивые мысли.

====== Гриффиндорская семья ======

Гарри и Джинни провожали Гермиону на вокзал. Рон ехать отказался. Он был обижен на неё, до сих пор не понимал, почему она не поехала в Нору на каникулы. Всё ещё не мог принять того, что она держала его на расстоянии, стараясь убеждать, что ничего не изменилось. Хотя все вокруг, да и сам Рон, прекрасно понимали, что всё изменилось. Вся гриффиндорская семья догадывалась: Гермиона что-то скрывает. Открыться им было невозможно. Свои чувства и переживания ей надо хранить в себе, не пуская друзей ближе. Никто из семьи не примет и не поймёт её тайной связи с Малфоем. Он для них убийца и сын маньяка. Он для них человек, ставший на сторону Зла, убивавшего их друзей и детей. Он для них само Зло. А кто он для неё? Как вышло, что во враге Гермиона увидела нечто другое, кроме презрения? Как вышло, что она признала: у Драко нет и не было никогда иного выхода, только следовать правилам и спасать родных? Как вышло, что Гермиона перестала быть частью гриффиндорской семьи, поменяв её на союз со Слизеринским Принцем? А может, это случилось раньше? Ещё до Малфоя, когда однажды утром в Норе поняла: она здесь чужая. Гермиона могла с лёгкостью стать частью семьи вновь, просто согласившись встречаться с Роном. Но тогда, душным июльским утром, она понимала, что не пойдёт наперекор своему сердцу и лучше будет одна без семьи, чем с нелюбимым парнем. Одиночество поселилось в её душе, когда зимой Рон ушёл от них в лесу. Летом же, слушая рассказы миссис Уизли о чудесной свадьбе, Гермиона поняла, что не сможет обмануть всю всех их и себя. Она не любила Рона. Она не была частью семьи.

Никто из друзей не решился говорить об этом с Гермионой. Только накануне отъезда в её комнату старост заглянула Джини. Заглянула по-дружески, захватив с собой целый мешок шоколадных лягушек. А ещё прихватила, спрятав под мантию, небольшую бутылочку без этикетки. Они разлили вино в кружки для чая и долго сидели, болтая о всяких глупостях. Хотя каждая из них понимала, зачем на самом деле пришла Джинни и о чём она хочет говорить. Они болтали обо всём на свете. Обсуждали каникулы, Рождество. Рассказывали друг другу о том, какие подарки получили в этом году. Джинни старалась убедить подругу в том, что в Норе было прекрасно, что миссис Уизли почти не плакала. Рассказывала, какая нарядная и пушистая была ёлка... а потом, уже на пороге комнаты, за мгновение до отбоя Джинни всё-таки решилась.