Исступление и злость начинают подниматься по венам Драко, закипая где-то в районе сердца, пульсируют в висках. Меньше всего на свете он ожидал, что Грейнджер разуверилась в своих силах. Чёртова война сломала почти всё, что любила эта огненная девчонка. И Драко действительно не знал, как сделать так, чтобы она вновь поверила. Поверила в его слова. Поверила, что всё будет хорошо.

— Слушай меня, — Драко нетерпеливо обхватывает её за локти. — Я знаю, что ты через многое прошла. Ты многих потеряла. Знаю, какие вещи тебе приходилось делать. Ты видела смерть, и сама чуть не умерла. Я всё это знаю, Грейнджер. Но если ты перестанешь верить, ты не выживешь. Это самый лучший подарок для твоих врагов. Ты семь лет сражалась не для того, чтобы в конце сломаться! Ты же победила!

— Я знаю, — она кивает и даже слегка улыбается, — я победила. Только кому это всё нужно?

— Это нужно миру, ты ведь за это боролась. Ты боролась за справедливость, за то, что никто не будет убивать магглов, за безопасность твоих родителей…

Тонкие струйки слёз градинками стекают по её щекам, оставляя на уставшем лице мокрые дорожки.

— Они в безопасности, — всё так же тихо говорит она, — только они не помнят о том, что у них есть дочь. Будто у меня нет родителей… у меня никого нет, понимаешь? До войны у меня была семья, были друзья. У меня были Рон и Гарри, Фред и Джордж и Джинни. У меня были Мистер и Миссис Уизли. У меня были Тонкс и Римус. А сейчас у меня нет никого… Я победила… Всё хорошо… — она тихо всхлипывает, стараясь бороться с подступающими к горлу слезами.

— У тебя есть я, — Драко аккуратно протягивает руку, вытирая мокрый след на её щеке. Оказывается, очень сложно это сказать. Но сейчас, наверное, надо сказать хоть что-то, он вновь понимает, что она права. Гермиона кивает, прикрывая глаза, а из уголков под ресницами вновь вытекают проклятые градинки слёз.

— У меня есть ты, — шепчет она, — но, как и всё остальное, это скоро закончится…

Злость накрывает Драко очередной волной. Он близок к тому, чтобы закричать, хоть понимает, вряд ли он сможет криком добиться от Гермионы того, чтобы она его услышала.

Он аккуратно сжимает её плечи, пытаясь привлечь внимание, подчеркнуть важность своих слов. Он злится на неё, себя, на весь этот чёртов мир. Злится на то, что в её словах он слышит правдивый и жестокий приговор.

— Грейнджер, — требовательно произносит он, — всё закончится, если ты хочешь, чтобы оно закончилось. Либо ты веришь мне, либо надо заканчивать это всё прямо сейчас. Каникулы скоро пройдут, приедут твои друзья. Ты сможешь всё вернуть как было. Помириться с Уизли, снова войти в его семью. Я уверен, что папаша твоего рыжего дружка сможет добиться в Министерстве разрешения на восстановление памяти твоих родителей… Если ты действительно хочешь, чтобы это всё закончилось, то я знаю короткий путь к дому твоего друга! Через каминную сеть из кабинета директора… Ты этого хочешь?

Вся злость, которая хранилась в Драко, сейчас выплескивалась в жестоких словах. Потому что он должен знать. Потому что без этого знания ему самому будет не за что дальше сражаться. Потому что в желании стать свободным Драко зашёл уже слишком далеко, но его свобода была тесно связана теперь с судьбой Грейнджер. И если она действительно хочет закончить их отношения, вернуться к Уизли — он должен об этом знать.

— Ты этого хочешь? — вновь жёстко и чёрство спрашивает он, — Я не слышу, Грейнджер, ты хочешь, чтобы это всё закончилось?

Она распахивает глаза, вскакивает со своего места, опрокидывая стул, и смотрит на него взглядом, полным отчаяния.

— Иди к чёрту, Малфой! — кричит она.

Гнев. Возможно это именно то, что спасёт сейчас ситуацию, спасёт каждого из них. Он не может убедить её, а она не может поверить. На смену этой огромной пропасти, которая норовит сейчас оказаться между ними, приходит гнев. Это эмоция, которую они привыкли испытывать друг к другу. И сейчас они спасались гневом, потому что не знали другого решения.

— Ты хочешь этого? — ещё громче спрашивает Драко. — Хочешь?

— Хочу!

Гермиона выплёвывает это ему в лицо, разворачивается, в надежде как можно скорее покинуть комнату. Она ещё не успевает понять, что в холодных коридорах замка она не укроется от своего страха. Но ноги уже несут её к люку. Сбежать, спрятаться. Остаться там, где не будет этих вопросов, потому что она врёт, отвечая Драко. Потому что злится. Потому что боится выйти из этой комнаты и больше никогда не вернуться в неё.

Рука Малфоя обхватывает запястье Гермионы, резко дёргая назад. Она не успевает даже открыть люк, не то что выйти через него.

— Пусти, — она вырывается, пытаясь забрать руку.

Но Драко гораздо сильнее, он перехватывает её за плечи, прижимает к себе. Как в первый раз в библиотеке, когда выключился свет. Она несколько раз снова пытается вырваться, бьёт кулаками ему в грудь, бормочет какие-то маггловские проклятия.

— Успокойся, Грейнджер! — Властно повторяет Драко, ещё крепче держа её, не давая возможности сбежать.

Как в библиотеке с выключенным светом. Что тогда помогло ей успокоиться?

— Нокс! — громко произносит Драко, погружая комнату в кромешный мрак. Только в камине продолжают тлеть угольки, распространяя тёплые отголоски света.

Гермиона вздрагивает от неожиданности и прекращает свои отчаянные попытки вырваться. Но на этот раз страх не приходит с темнотой. Потому что в темноте не так страшно быть собой. Не так страшно, что Драко увидит её глаза и всё поймет. Потому что правильно сейчас будет соврать ему и действительно вернуться к Рону, прекратив всю эту временную агонию и безумство, которые они считают отношениями. Потому что им нельзя быть вместе. Потому что…

— Всё, — резко говорит Драко, пользуясь тем, что она перестала вырываться, — хватит! Я не верю в то, что ты хочешь возвращаться к Уизли. Не ври мне! Ты хочешь быть со мной, — и сейчас вновь непонятно, спрашивает он или утверждает. Но Гермиона кивает, прижимаясь к нему. Её плечи продолжают вздрагивать, она прячет лицо у него на груди.

— Я люблю тебя, Драко…

В комнате повисает тишина. Не слышно, как догорает огонь в камине, не слышен шум ветра за окном. Не слышно, как они дышат. Кажется, что все звуки мира умерли вместе с её словами. Только где-то далеко стучит сердце, пропуская несколько ударов.

Они оба ещё не верят в то, что только что случилось. Они оба не знают, что говорить и как вести себя после этого. Они стоят в тишине и кромешной тьме маленькой комнаты, стены которой становятся свидетелями их истории. И именно в этот момент они оба хотят, чтобы эта история никогда не заканчивалась.

Драко первый нарушает тишину, шумно выдыхая, со всей силы прижимая Гермиону к себе. И они оба знают, что если он сейчас не ответит, то история действительно окончится. Потому что в этой ситуации нельзя молчать.

Ответить — значит переступить через себя, через всё, во что он верил, через всё, чему его учили. Признаться в любви магглорождённой, признать её равной себе. Он давно сделал это в душе, но слова застревают в горле, а гордость шепчет, что надо молчать.

Она сделала это. Гермиона призналась ему в любви. Она сказала то, чего боялась, наверное, ещё больше, чем одиночества. И если сейчас он не ответит, это будет означать, что одиночество по-прежнему с ней.

— Я тоже люблю тебя! Ты мне веришь? — Драко говорит это, наступая на горло собственной гордости. Перечеркивая этими словами все девятнадцать лет своей жизни.

И в эту же секунду в комнату возвращаются все звуки мира, врываясь сквозь глухие стены. Треск поленьев в камине, шум ветра за окнами, скрип половиц и их дыхание. Сейчас у них одно дыхание на двоих. Через надрывный поцелуй, через прикусанные до боли губы.

Гермиона на секунду отстраняется и на выдохе, запрокидывая голову, позволяя ему целовать себя, полустоном шепчет:

— Я верю тебе. Ничего не закончится!

Привычный мир умер минуту назад. Новый не успел родиться. Они застряли где-то между мирами, где-то в альтернативной вселенной, в которой существует эта маленькая комната над старым кабинетом. Где есть Драко Малфой и Гермиона Грейнджер, и они только что сказали друг другу слова, которые не могут звучать ни в одном из миров. Эти слова повисают в воздухе, не зная, куда деваться. И в каждом их вдохе, в каждом стоне звучат отголоском три простых слова, вместе превратившиеся в заклинание, убивающее миры!