Когда тоска становилась невыносимой, спецпереселенец Ким Тен Себ доставал бережно хранимую им газету «Известия» за 4 января 1936 года. В ней было напечатано его, председателя колхоза «Утренняя заря» Ханкайскоro района Дальневосточноro края, выступление на совещании «передовиков урожайностн по зерну, тракторнстов н машиннстов молотилок» с руководителями партии и правительства. Он снова перечитывал текст, хотя знал его почти назубок:
«Товарищи, разрешите передать горячий колхозный привет от колхозников и колхозниц – корейцев Дальневосточного края руководителям партии и правительства и великому вождю, другу и учителю трудящихся и угнетённых народов всего мира товарищу Сталину.
Наш корейский колхоз «Утренняя заря» находится в пограничной полосе Ханкайского района. Колхоз организован в 1925 году. Вначале в колхоз вступило 46 дворов, а сейчас в колхозе всё село, состоящее из 141 двора. Я вспоминаю нашу корейскую жизнь в старое, до Октябрьской революции, время, безземелье, постоянный голод и эксплуатацию со стороны помещиков и купцов. Благодаря Октябрьской революции, благодаря ленинско-сталинской национальной политике корейское трудящееся крестьянство Дальневосточного края получило равноправие, получило землю, вступило в семью народов Советского Союза. (Аплодисменты). Наш колхоз имeeт сейчас семь тысяч гектаров навечно закреплённой земли, из которых тысяча гектаров нами освоена.
В этом году мы посеяли риса 550 га, или 107 процентов по отношению к плану. Урожай с гектара на 67 га получили по 244 пуда, а со всей площади – по 183 пуда с гектара. Высокий урожай нами достигнут потому, что мы отказались от первобытного способа рисосеяния – сеять не по паханому и ожидать срока сева к 15 мая, сеять только в воду. Мы сделали хорошую рисовую плантацию, правильную оросительную систему. Применили глубокую пахоту, дискование, высеваем рис в почву, а не в воду. Сеем в ранние сроки, после чего уже соблюдаем правильный водяной режим. Своевременно три раза пропололи всходы и при прополке применили новый способ – боронование деревянной бороной. Провели в сжатые сроки уборку.
Эти агротехнические мероприятия и добросовестный труд колхозников обеспечили получение такого высокого урожая. Собрали мы риса всего 100 тысяч пудов. С государством по натуральной оплате и семенной ссуде рассчитались своевременно. Кроме того, продали по хлебозакyпy 49 977 пудов риса.
Сейчас в колхозе мы имеем 2 грузовые машины и купили ещё две машины, купили 12 вагонов леса, имеем молочно-товарную ферму из 152 коров и тёлок, свиноферму на 189 свиней , птицеферму на 427 гусей и уток. Рабочих лошадей – 91 голову. Наши колхозники в этом году получили на трудодень по 6 кг риса и деньгами по 2 рубля. Некоторые колхозники , как Хо Ен Тю, получили в этом году 270 пудов риса. Такого количества риса он никогда в своей жизни ещё не имел. Наши колхозники становятся зажиточными. Сейчас 110 колхозников имеют велосипеды, 113 семей – швейные машины.
Имеем 2 школы первой ступени и неполную среднюю школу. Имеем избу-читальню, клуб, парикмахерскую, баню и медицинский пункт.
Раньше корейцы пугались одного вида машины, а теперь из членов нашего колхоза подготовлены 2 механика, 3 тракторных бригадира, 45 трактористов, 5 шоферов; 9 колхозников учатся на агрономов, двое – в коммунистическом вузе.
Я даю слово товарищу Сталину в 1936 году посеять риса по колхозу 600 гектаров и получить урожай на 100 гектарах по 300 пудов и на остальных не менее как 240 пудов с гектара.
Да здравствует товарищ Сталин! (Бурные аплодисменты)».
Слово своё колхозники в тот год сдержали, а нынче могли бы достичь ещё большего. И вот на тебе! Жизнь, которую они оставили там, на востоке, вспоминалась теперь как сказка, а края, откуда они прибыли, казались земным раем. Но всех строго-настрого предупредили: никаких мыслей о возвращении, тем более о побегах. Делать было нечего, пришлось думать, как выживать.
Каждой семье выдали по мешку муки. Припасы, что удалось довезти, быстро кончились, переселенцы голодали. Пекли лепёшки из мякины и листьев одуванчика, куда добавлялось немного сахарина. Когда жуёшь такой хлеб – автор этих строк тоже не раз его ел, – во рту колется, а глотать вообще трудно – горло дерёт. Ослабевшие люди стали часто болеть, умирали. Не хватало витаминов – появилась цинга, куриная слепота. А потом вспыхнул брюшной тиф. Особенно страдали дети. Конечно, местные власти старались помочь переселенцам, ввели медицинское наблюдение, завезли сухофрукты, но возможностей у них было маловато.
Приезжим поначалу приходилось жить в условиях, которые нельзя назвать иначе как экстремальные, спали, можно сказать, прямо на земле, под открытым небом. Спешно стали вырубать камыши, очищать площадки, чтобы до начала холодов успеть вырыть землянки, устроить в них кудури (ондори) – что-то вроде широких глиняных лежаков, обогреваемых сделанными в них дымоходами. Работали в кошмарных условиях, от зари до зари. И кое-как зиму перетерпели.
Весной дело пошло веселее, люди стали обустраиваться основательнее, а за лето многие успели налепить из глины кирпичи и построить небольшие, в одну–две комнаты, дома. Быт потихоньку налаживался.
Однако с посевными площадями возникли проблемы. Почва была тяжёлой, бедной, донельзя засолённой. Получить хороший урожай на таких землях считалось большой удачей. Но и эти участки отвоёвывались с огромным трудом. Корни камыша и колючих кустарников уходили глубоко в землю, оказались неимоверно живучи: только выкорчуешь, они прорастают снова и снова. Очень плохо было с водой. Чтобы подвести её к полю, приходилось копать многокилометровые каналы. Всё делалось вручную – кетменем и лопатой. В первый год удалось очистить лишь двадцать – тридцать гектаров, в следующем чуть больше – гектаров сорок. А ещё через год колхозные посевы риса и других культур занимали уже почти 250 гектаров.
Ветераны рассказывали, что с весны – лета 1938 года и государство стало лучше помогать. Привозили лес, пиломатериалы, стекло, краску, словом, многое из того, что требовалось для строительства. Пособляло и специалистами, в частности, оставил добрый след в артельных делах и в памяти колхозников прораб Алексей Емельянов. (Видимо, это был один из тех представителей рабочего класса промышленных центров страны, которых в те годы направляли на периферию налаживать советскую жизнь, проводить партийную линию на селе и поднимать сельское хозяйство. Они вошли в учебники по истории как двадцатипятитысячники – по числу посланцев).
У колхозников появилась надежда. Но грянула война. Она поставила под угрозу всё, что было добыто ценой огромных жертв и неимоверных усилий. Главное – отняла самых работоспособных людей. Молодых и здоровых мужчин мобилизовали в трудовую армию, в колхозе остались в основном старики, женщины, инвалиды, дети. И несколько человек по так называемой брони. Им пришлось взвалить на себя непосильную ношу – копать каналы и обрабатывать землю, сеять, полоть и выращивать рис, собирать и отправлять в закрома урожай.
Чтобы сдать зерно в счёт плана, надо было сначала его обрушить, то есть снять шелуху. Сейчас это легко делают мельницы, а тогда всё собранное раздавали по дворам, и каждая семья обмолачивала свою часть на корейской ступе – паи. Но прежде следовало рис-сырец очистить от зловредных зёрен курмяка, других сорных примесей. Делалось это вручную следующим образом: на середину низкого корейского стола горкой насыпалось зерно, вокруг садились все члены семьи, включая детей, и кто кусочком картона или фанеры, кто школьной линейкой (особенно удобна была треугольная) подгребали к себе горсть –другую зерна, пальцем вылавливали оттуда сор и сбрасывали его в чашечку, что стояла на подвёрнутых калачиком ногах. Так мешок за мешком. Сдавали государству отдельно цельный рис и дроблёнку – сечку. Калибровку делали опять же вручную с помощью специального сита, тоже изготовленного руками умельцев из листа жести, – оно пропускало мелочь, крупняк же оставался.
