Со станции Арысь по ошибке начальника поезда наш эшелон отправили в сторону Кзыл-Орды. Долго мы ехали по безжизненным сухим степям Казахстана и на всём пути не встретили ни один населённый пункт. Потом повернули нас обратно и всю ночь и день без остановки везли до станции Арысь. Было очень трудно – без воды, без еды, без туалета. А когда приехали, объявили, что наш состав будет тут стоять два часа. Я решил пойти на базар купить арбуз для больного отца. Когда вернулся, эшелона нашего не было. Я не растерялся, хотя был деревенским юношей, обратился за помощью к начальнику станции. Пришлось долго объяснять, так как по-русски говорил я очень плохо. Но начальник сам лично посадил меня в пассажирский вагон, и уже через три станции я встретился со своими. Можно понять, какую тревогу, страх пережила моя семья. Тогда я думал, что есть хорошие люди (начальник станции), а вообще это, оказывается, была их обязанность – не оставлять переселенцев по дороге, обязательно доставлять их на место назначения.

В Чимкенте мы впервые увидели поля хлопчатника, колхозников, работающих до позднего вечера. Что-то знакомое почудилось нам, защемило сердце. Видели виноградники, бахчевые поля, но всё это встревожило нас – какова будет дальнейшая наша судьба в чужом краю.

В Ташкент приехали днём. Мы все знали, что Ташкент – город хлебный. Всем хотелось посмотреть на этот “хлебный” город, но никому не разрешалось выходить из вагонов. В окно мы видели, как забегало начальство с бумагами. Всё-таки некоторые смельчаки выбегали на перрон, покупали узбекские лепёшки, виноград и другие фрукты. Всё это для нас было в диковинку, особенно сладкий виноград. Ведь на Дальнем Востоке виноград был мелкий и кислый. Поезд тронулся через двадцать минут, и мы поехали дальше.

Ровно через месяц, 9 октября 1937 года, наш эшелон из пятнадцати вагонов, наконец, прибыл в пункт назначения – на семьдесят второй разъезд, наверное, Туркестанско-Сибирской железной дороги, – в Паст-Даргомский район Самаркандской области Узбекской ССР. Так закончилась наша трагическая эпопея переселения. Мы проехали следующие крупные населённые пункты: Уссурийск, Спасск-Дальний, Хабаровск, Биробиджан, Благовещенск, Чита, Улан-Удэ, Иркутск, Красноярск, Новосибирск, Барнаул, Семипалатинск, Алма-Ата, Джамбул, Чимкент, Ташкент, Джизак, Самарканд и остановились на маленьком разъезде номер семьдесят два…»

А двумя с половиной неделями раньше, 21 сентября 1937 года, то есть ровно через месяц после названного постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) (однако, любили тогда точность!), нарком внутренних дел СССР Николай Иванович Ежов уже докладывал: «выселение корейцев из ДВК по первой очереди заканчивается; в КазССР вывезено 21 296 человек, в УзССР – 30 003 человека, всего семей 10 369».

Итак, 10 369 семей, в которых в общей сложности насчитывалось 51 299 человек, выселено «по первой очереди». Значит, должна была последовать вторая очередь. И вот 28 сентября 1937 года, то есть спустя месяц с небольшим после объединенного постановления СНК и ЦК ВКП(б), родилась новая директива – постановление Совнаркома СССР № 1647-377сс «О выселении корейцев с территории Дальневосточного края».

ПОСТАНОВЛЕНИЕ № 1647-З77сс

СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СОЮЗА ССР

28 сентября 1937 г. Москва, Кремль

О выселении корейцев с территории Дальне-Восточного края

Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет:

1. Выселить со всей территории Дальне-Восточного края всех оставшихся корейцев. Выселение провести в течение октября месяца 1937 года в порядке, установленном для первой очереди выселения.

2. Выселение провести, как и первой очереди: на территорию Казахской ССР (в пределах Актюбинской, 3ападно-Казахстанской, Карагандинской, Южно-Казахстанской областей и Гурьевского округа) – 12.000 хозяйств и на территорию Узбекской ССР (севернее железной дороги) – 9.000 хозяйств.

3. Отпустить Дальне-Восточному крайисполкому и СНК Казахской и Узбекской ССР из резервного фонда Совнаркома Союза ССР средства по утвержденным постановлением СНК СССР от 11 сентября 1937 года за № 1571-356сс расчетам на дополнительную численность в 21.000 хозяйств и стройматериалы – по заявкам СНК Казахской и Узбекской ССР.

4. Обязать Наркомвод и НКПС предоставить, по заявкам Далькрайисполкома и СНК Казахской и Узбекской ССР, морской, речной и железнодорожный транспорт для перевозки переселяемых.

5. Предложить Народному Комиссару Машиностроения отпустить и немедленно отгрузить для Наркомвнуделов Казахской и Узбекской ССР на нужды переселения: грузовых автомобилей (1 и 3-тонны) – по 60 каждой республике, легковых автомобилей М1 – по 3 и тракторов – по 45 штук.

6. Обязать Наркомат Обороны отпустить для оборудования эшелонов 60 походных кухонь.

Председатель СНК Союза CCР – В. Молотов

Управляющий Делами СНК Союза ССР – Н. Петруничев

Таким образом, «театр действий» резко расширялся, а масштаб возрастал. На 25 октября того же 1937 года было отправлено только в Казахстан 20  170 семей, 92 256 человек, в Узбекистан – 15 272 семьи, 76 525 человек, а всего в 124 эшелонах вывезено в эти республики 36 442 семьи, 171 781 человек, причём с опережением директивных сроков – исполнители прямо выпрыгивали из себя, демонстрируя служебное рвение, спеша рапортовать об «успехах», что усложнило и без того острую проблему с размещением прибывших в новых местах. «Ни в Казахстане, ни в Узбекистане, – пишет доктор исторических наук, профессор Г. Ким в монографии «История иммиграции корейцев», – принять и устроить такое большое количество людей не были готовы. По ходу депортации число корейских хозяйств, подлежащих приёму и размещению, выросло на 30–40 процентов по сравнению с первоначально указанной цифрой, менялись регионы, области и районы вселения и количественное распределение переселенцев, что создавало дополнительные трудности в их обустройстве». Заметьте: «усердие» исполнителей многократно умножило беды людей. (Встречающийся в приведённой цитате термин «депортация», от лат. deportatio – изгнание, ссылка, в строгом значении слова, согласно решениям Нюрнбергского международного трибунала, уместен, когда речь идёт о перемещении людей из одной страны в другую в условиях оккупации. Так что здесь и дальше он несёт несколько иной смысл – как принудительная высылка большого числа людей в другую местность, обычно под конвоем.)

Типичным примером того, с каким трудом корейцы налаживали свою жизнь в новых местах, может служить история казахстанского колхоза «III Интернационал». Это хозяйство образовалось в 1929 году на Дальнем Востоке, в селе Пианка Никольского района Уссурийской области под названием «Кедровая звезда». Рано утром 3 сентября 1937 года оно, по свидетельству очевидцев, внезапно было окружено военными, а 5 сентября под строгим надзором спешно загнано в товарные составы и отправлено в казахские степи. Многие не успели даже продать свои дома, живность, собрать урожай. В конце сентября «Кедровую звезду» в числе двух других дальневосточных хозяйств – «Червонная земля» и «Утренняя заря» выгрузили в Кармакчинском районе Кызыл-Ординской области, на маленькой станции Джусалы. Приезжим местность показалась безжизненной. Кругом жёлто-бурая голая земля, даже трава росла редкими чахлыми кустиками, деревьев почти не видно, пыль, поднимаемая порывами ветра, застилала горизонт… Было от чего прийти в уныние.

«Новосёлов» разместили в сорока километрах от районного центра, среди сплошных зарослей камыша высотой в три–четыре метра: «Кедровую звезду» и «Червонную землю» – на участке Кашкансу, а «Утреннюю зарю» – на участке Акжарма. Старики рассказывали, что там даже водились камышовые тигры (наверное, камышовые кошки). Люди пришли в ужас, когда увидели, куда их привезли. Многих охватило отчаяние. Почему?! За что?! В чём они оказались виноваты? Ведь трудились на совесть, поднимали земледелие, сельское хозяйство, улучшали жизнь…