Весть о дерзкой акции патриотов молниеносно выплеснулась на улицы Сеула и быстро распространилась по стране. Наружу вырвалось то, что люди долго таили в душе. И хотя поначалу движение, возглавляемое интеллигенцией, замышлялось как мирное, однако этим дело не ограничилось. Начались массовые выступления. Крестьяне стали громить здания местных администраций, полицейские участки и усадьбы помещиков; торговцы закрыли свои лавки; рабочие устраивали забастовки… Словом, волнения приняли общенациональный характер.

Японская администрация, и до того отличавшаяся суровым неприятием малейших народных проявлений, ответила на протесты неслыханными репрессиями. По её данным, только за два месяца было убито 7 тысяч 500 человек, 16 тысяч ранены и около 46 тысяч арестованы. Избежать преследований патриоты могли только за пределами своей страны. Число корейцев, искавших спасения в России, быстро увеличивалось, и вскоре русский, а затем советский Дальний Восток стал опорным пунктом их освободительной борьбы. Власти Японии при этом заняли, на первый взгляд, странную позицию – одобрительно относились к действовавшему в Корее обществу, помогавшему коренным жителям полуострова переселяться в Южно-Уссурийский край России. Несложно понять замысел имперской администрации: во-первых, создать в приграничной зоне – авось пригодится – организованные группы своих подданных, каковыми все коренные жители Корейского полуострова теперь стали; во-вторых, затушевать протестный характер миграции; в-третьих, захватить брошенные в Корее земли.

Освободившись от жёсткого японского запрета, переселенцы стали строить жизнь на новом месте по своим обычаям и традициям. На корейском языке открывались школы (главным образом на средства населения и полулегально, вопреки официальной установке на русификацию). К 1917 году их было уже свыше 180, в них насчитывалось более 5700 учащихся, работало около 260 учителей. К этому времени в крае не осталось ни одной корейской деревни без начальной школы. Открывались национально-культурные центры. С каждым годом надежды эмигрантов обретали всё более радужную окраску. А знакомясь и всё теснее сближаясь с русским народом, его рабочим классом и трудовым крестьянством, корейцы приобщались к новым идеям – освобождения от всякого социального и национального гнёта.

Но, надо признать, процесс этот шёл весьма непросто. Сказывалось неодинаковое правовое положение переселенцев. Все корейцы, оказавшиеся в России, делились на три группы, отмечается в монографии Ким Сын Хва «Очерки по истории советских корейцев»: первая – это лица, прибывшие до 25 июня 1884 года и получившие право на русское подданство; вторая – прибывшие позже, но желающие стать российскими гражданами; третья – корейцы, приехавшие как бы временно, на заработки. Отношения между ними оставляли желать лучшего, да и внутри каждой группы тоже было немало противоречий. Социально-правовое расслоение в среде переселенцев было на руку японским властям, стремившимся использовать любую зацепку, чтобы подогреть в крае конфликты, посеять междоусобицу, вызвать разброд и шатание среди населения.

Однако, пусть с приливами и отливами, идеи социальной справедливости, равенства и братства получили в итоге широкое распространение и прочную поддержку дальневосточных корейцев. А Октябрьская революция и советская власть, дав мощный импульс духовному подъёму, побудили их к строительству новой жизни. В местах компактного проживания наших предков стали создаваться сельские советы, партийные ячейки и общественные организации. Резко ускорилось возрождение образования на родном языке, категорически запрещённом японцами в колониальной Корее и не очень одобрявшемся царской администрацией. Уже в 1924 году был открыт первый корейский сельскохозяйственный техникум, в 1930 – второй и третий, а также корейское отделение высшей коммунистической сельскохозяйственной школы, в следующем, 1931 году – первый и единственный в мире корейский вуз – педагогический институт с тремя факультетами: историко-литературным, физико-математическим и биологическим. За первые десять лет народной власти количество школ на корейском языке увеличилось почти вдвое, а к середине 30-х годов насчитывалось уже 287 начальных, 49 неполных средних и 3 средние школы, был завершён переход к всеобщему начальному и неполному среднему образованию. Посьетский же район, по отчётам, стал территорией сплошной грамотности. На корейском языке функционировали также издательство, театр, выходило семь газет и шесть журналов. Местным чиновникам настоятельно рекомендовалось освоить этот язык, для чего были открыты даже курсы, изданы учебные пособия, словари.

Но вместе с тем самим корейцам было понятно, что без русского образования не обойтись, с ним они связывали свои жизненные перспективы и будущее детей. Поэтому по требованию населения в учебных программах корейских школ стало всё больше часов отводиться русскому языку. Молодые представители малых народов Востока направлялись на учёбу в крупнейшие вузы центра, в частности, в Москву, в Коммунистический университет трудящихся Востока, где высокую должность заместителя директора несколько лет занимал известный борец за освобождение Кореи Хван Танюг. Крепла национальная интеллигенция. Несомненные успехи были достигнуты и в коллективизации: в 1931 году в колхозах состояло уже три четверти всех корейских семей – более 20 тысяч дворов Приморья. Словом, будучи лояльны советской власти, наши предки активно участвовали в проводимых ею мероприятиях, дорожили стабильностью своего положения.

Казалось, дальше будет только лучше. Но грянул гром среди ясного неба: на свет был явлен документ, который подаётся во всех нынешних источниках как постановление Совета Народных Комиссаров СССР и Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков) от 21 августа 1937 года № 1428-326сс (сс – совершенно секретно) «О выселении корейского населения пограничных районов Дальневосточного края». (Почему я так пишу, читатель поймёт из следующей главы.) Вот его полный текст.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ № 1428-З26сс СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СОЮЗА ССР И ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА ВКП(б)

21 августа 1937 года

О выселении корейского населения пограничных районов Дальневосточного края

Совет Народных Комиссаров Союза ССР и Центральный Комитет ВКП (б) постановляют:

В целях пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край провести следующие мероприятия:

1. Предложить Дальневосточному крайкому ВКП (б), крайисполкому и УНКВД Дальневосточного края выселить все корейское население пограничных районов Дальневосточного края: Посьетского, Молотовского, Гродековского, Ханкайского, Хорольского, Черниговского, Спасского, Шмаковского, Постышевского, Бикинского, Вяземского, Хабаровского, Суйфунского, Кировского, Калининского, Лазо, Свободненского, Благовещенского, Тамбовского, Михайловского, Архаринского, Сталинского и Блюхерово и переселить в Южно-Казахстанскую область, в районы Аральского моря и Балхаша и Узбекскую ССР.

Выселение начать с Посьетского района и прилегающих к Гродеково районов.

2. К выселению приступить немедленно и закончить к 1-му января 1938 года.

3. Подлежащим переселению корейцам разрешить при переселении брать с собою имущество, хозяйственный инвентарь и живность.

4. Возместить переселяемым стоимость оставляемого ими движимого и недвижимого имущества и посевов.

5. Не чинить препятствий переселяемым корейцам к выезду, при желании, заграницу, допуская упрощенный порядок перехода границы.

6. Наркомвнуделу СССР принять меры против возможных эксцессов и беспорядков со стороны корейцев в связи с выселением.

7. Обязать Совнаркомы Казахской ССР и Узбекской ССР немедленно определить районы и пункты вселения и наметить мероприятия, обеспечивающие хозяйственное освоение на новых местах переселяемых, оказав им нужное содействие.