— Джаред, — начал Дженсен, — ты…
— Уверен, — оборвал его тот. — Иди. И чтоб после работы сразу домой, — добавил он тоном ревнивой жены. Дженсен кивнул.
Ни один из них не улыбнулся.
Когда Дженсен ушёл, Джаред взял свой телефон. Но вместо того, чтобы звонить на работу, он позвонил Бобу Шейви — давнему другу его отца, криминальному юристу, одному из самых известных в городе. Джаред представился, выслушал соболезнования по поводу недавней смерти родителя, поблагодарил и спросил, не мог бы Шейви устроить ему встречу с кем-нибудь из психологов-профайлеров ФБР. Шейви сказал, что ему повезло — как раз сейчас в городе есть такой специалист, приехавший на общенациональный семинар. Джаред связался с ним — федерала звали Кевин Вудхауз, — сказал, что звонит от Шейви, и Вудхауз ответил, что до трёх часов будет занят на семинаре; сможет ли Джаред подъехать в центр города к половине четвёртого?
Джаред сказал, что сможет.
Он был на перекрёстке Первой и проспекта Кеннеди в три. Открытое кафе на углу Центрального парка, где Вудхауз назначил встречу, было набито битком, и Джаред порадовался, что пришёл раньше и занял столик. Когда ровно в три тридцать возле кафе показался высокий темноволосый мужчина в идеально отутюженном дорогом костюме, Джаред привстал и махнул рукой. В парне за милю было видно фэбээровца.
Они поздоровались и пожали друг другу руки. Вудхауз блеснул на Джареда улыбкой, которая приносила его стоматологу не меньше трёх тысяч долларов в год, и, заказав лёгкий ланч, уселся на плетёном стуле, откинув непринуждённым жестом полы своего пиджака.
— Мистер Шейви сказал, вы пишете какой-то доклад для колледжа, — проговорил Вудхауз. Голос у него был глубокий и вкрадчивый, как у страхового агента. — По криминалистике?
— По криминальной психологии, — уточнил Джаред. Он включил диктофон на мобильнике, взглядом спросив у Вудхауза разрешения на запись. Тот махнул рукой. — Психология серийных убийц, страдающих шизофренией.
— Ну, юноша, на эту тему сотни томов написаны, а вы хотите, чтобы я уложился в получасовую лекцию, — засмеялся профайлер. Он был такой лощёный, ухоженный, довольный собой, что Джаред не мог сдержать удивления, глядя на него. Как можно оставаться настолько невозмутимым и благодушным, не понаслышке зная, какие страшные вещи творятся на улицах за твоей спиной?.. Вудхауз поймал его взгляд и снисходительно улыбнулся.
— Я закурю, вы не против? — спросил он и тут же достал сигареты. Предложил одну Джареду, но тот качнул головой.
— Мне не нужны совсем уж детали, так, просто общая картина. Начать хотя бы с того, почему они это делают?
— Кто, маньяки? Вы меня спрашиваете, почему они убивают?
— А что, вы не знаете?
Вудхауз пожал плечами, прикурил и откинулся на спинку стула.
— У каждого из них собственная причина, вернее, повод. То, что в криминалистике называют мотивом, но с точки зрения психологии… ведь вас интересует именно этот срез? — уточнил он, и когда Джаред кивнул, продолжил: — С точки зрения психологии всё немного сложнее. То, что сами убийцы определяют как мотив — ревность, к примеру, или расовая нетерпимость, — на самом деле лишь прикрывает истинную причину — психическое заболевание. Шизофрения, отягчённая психозом, сама по себе единственная и достаточная причина агрессии, хотя далеко не все больные шизофренией агрессивны. Если на заболевание накладывается травма или серия травм, полученных в детстве, или просто течение болезни приводит к расщеплению сознания, при котором поступки человека становятся абсолютно нелогичны и непредсказуемы — вот тогда получается взрыв, который может принять форму навязчивых, чаще всего повторяемых действий.
— То есть убийств.
— Да, как пример. Шизофреники среди серийных убийц — одни из самых опасных. Их тяжело ловить, особенно при недостатке информации о личности преступника. Чаще они попадаются потому, что совершают ошибки и недостаточно хорошо заметают следы — в отличие от, скажем, больных паранойей или маниакально-депрессивным психозом. Они неорганизованны и хуже продумывают свои преступления. Редко бывает так, что убийца-шизофреник убивает годами — обычно их ловят почти сразу.
— И что потом? — вырвалось у Джареда. Он слушал, затаив дыхание, и попытался придать лицу и голосу менее заинтересованное выражение. — Их казнят?
— Смотря в каком штате. Но обычно нет. Если медэкспертиза доказывает заболевание, уголовное наказание заменяется принудительным лечением в клинике. Но они редко выходят оттуда, слишком велик риск рецидива.
То есть арест для Дженсена — это пожизненное заключение в психушке. Джаред закусил губу.
— Разве не бывает так, что они выздоравливают? Современная медицина…
— …не способна на чудеса, юноша. Увы, пока нет. — Официант принёс ланч, и пока Вудхауз принимал свой омлет с перепелиными яйцами и брюссельской капустой, Джаред думал, как его бесит, что это хлыщ называет его «юноша». Самому-то ещё и тридцати нет. Официант ушёл, и Вудхауз продолжил, заправляя салфетку за накрахмаленный воротник сорочки: — Современная медицина не знает средств полного излечения шизофрении. Особенно при такой тяжёлой форме, которая приводит людей к убийствам. Конечно, состояние можно улучшить — медикаменты, психотерапия, электрошок…
— Электрошок?! Я думал, его давно не используют.
— Да, во многих штатах это запрещено, но в Пенсильвании пока нет. И, если хотите знать моё профессиональное мнение, это одна из причин, почему в Пенсильвании регистрируется так мало преступлений, совершаемых душевнобольными. Вы себе ничего не закажете? Хотите, я вас угощу? — безо всякого перехода предложил он, и Джаред мотнул головой.
— Нет, спасибо, я только что пообедал. Вы что-то упоминали о психотерапии…
Они проговорили около получаса — точнее, говорил Вудхауз, а Джаред лишь изредка задавал вопросы. Главное он уже знал: Дженсен сказал ему правду. Это не лечится. И это нельзя никак контролировать, кроме как ограничив свободу больного.
— Наиболее распространённая форма — голоса, — рассказывал Вудхауз, энергично поглощая омлет и время от времени прерываясь на затяжку сигаретой. Джаред считал, что это просто мерзость — курить во время еды, но Вудхауз явно так привык. — Один или несколько голосов, звучащих снаружи или внутри головы больного, приказывают ему убивать. Также бывает бред навязчивых идей — Уэсли Морган, к примеру, считал всех проституток воплощением мирового зла и стремился очистить мир. А некоторые утверждают, будто их действиями руководит кто-то или что-то, что в моменты убийств их тело им не принадлежит. Такая форма часто сопровождается амнезией, полной или частичной, иногда потом наступает ступор, полное невладение своим телом. Все эти синдромы могут быть вместе или по отдельности, что-то слабее, что-то сильнее…
«Как будто кто-то… что-то… забирается в мои руки. Как перчатки, только не снаружи, а изнутри, понимаешь?.. и делает это мной…»
Джаред слушал, иногда кивая, иногда сглатывая, и несколько раз нервно кидал взгляд на включенный мобильник — он боялся, что Дженсен позвонит ему во время этого разговора. Федерал в конце концов заметил это.
— Вы спешите?
— Нет… то есть… да, у меня в колледже факультатив в пять. Но пара минут ещё есть. Скажите, а может быть так, что они перестают убивать? Пусть болезнь не проходит, но хотя бы прекращаются убийства?
Вудхауз, кажется, заметил надежду, звучащую в его тоне. К счастью Джареда, он явно отнёс её на счёт гипертрофированного гуманизма, свойственного многим людям в этом невинном возрасте. Он коротко усмехнулся, вынимая салфетку из-за воротничка и откладывая её на стол.
— Если бы было так, я бы в конечном итоге остался без работы. Нет, мой друг. Они не перестают убивать. Криминалистика знает буквально несколько таких случаев — самый известный из них, это, разумеется, Джек-Потрошитель, который просто исчез, прекратив убийства. Гипотез на его счёт множество, но на самом деле, если маньяк прекратил свою кровавую жатву, то это значит одно из трёх: или он умер, или уехал, или его осудили за какое-то другое преступление. Ну и, конечно, они болеют и теряют дееспособность, как и все люди, но потом восстанавливаются и снова принимаются за своё. Они убивают до тех пор, пока их не поймают.
