— Его не было на схеме, — сказал Джаред. — Там было отмечено, что здесь тупик. Ничего больше нет. Той части… её на планах нет.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Дженсен. — Мы тут замёрзнем до смерти, Джастин вот-вот захочет есть, у тебя швы разошлись! И ты предлагаешь переться чёрт знает куда только потому, что здесь монорельс?

— Да, — сказал Джаред. — Потому что больше всё равно идти некуда.

И Дженсен понял, что он прав. Нижняя Элоя не была выходом — она была лишь ещё одной ловушкой. Центр Размножения ещё до вечера раструбит, что из лаборатории сбежали ценные образцы, поимка которых вознаграждается чеком или даже полной реабилитацией с прощением всех прежних грехов. Они мгновенно станут объектом охоты, и ещё до ночи их схватят и вернут в Центр. Вдвоём они могли бы попытаться затеряться в толпе, но ребёнок выдаст их за милю. А спрятать его теперь негде — Дженсен знал, что никому не может доверять. Никому, кроме Джареда и самого себя.

Так что Джаред был прав, им было некуда идти.

Поэтому они переглянулись, и молча пошли вперёд.

Пройти им удалось немного. Монорельсовая линия не прерывалась, и, так как света здесь было больше, Дженсен разглядел, что она в рабочем состоянии — не было видно ни ржавчины, ни проломов, ни дыр от сталежорок. Похоже, монорельсом регулярно пользовались. И эта гипотеза тут же подтвердилась, когда впереди забрезжил свет, а потом загудело, низко и утробно. Дженсен без труда узнал этот гул.

— «Фокстрот» девяносто шестого года, — сказал Джаред, и через несколько секунд именно этот «фокстрот» затормозил перед ними, светя им в лица старомодно большими передними фарами.

Человек, сидящий за приборной панелью, привстал и поднял на лоб очки с толстыми бордовыми стёклами. Инфракрасный визор, догадался Дженсен — в такой темноте иначе не поездишь. Мужчину в монорельсе он видел смутно, только его силуэт, очерченный на фоне мутного светового облака, созданного фарами.

— Вы всё-таки нас нашли, — сказал мужчина. — Я знал. Я им говорил, что рано или поздно вы придёте.

Дженсен невольно сделал шаг в сторону, заслоняя собой Джареда. Он ни хрена не понимал, и, судя по ошеломлённому молчанию Джареда, тот понимал не больше.

— Садитесь в машину, — сказал мужчина, и Дженсен, поколебавшись, посмотрел на Джареда и шагнул вперёд.

Монорельс был четырёхместным, и на заднем сидении места хватило им обоим — вернее, им троим. Дженсену теперь приходилось поправлять себя, напоминая, что их теперь трое. Джастин сладко сопел, ткнувшись носом ему в грудь. Дженсен не отрывал от него взгляд, когда монорельс, урча, завёлся и двинулся вперёд.

Джаред сидел рядом, вжимаясь бедром в бедро Дженсена. Дженсен положил ладонь ему на колено и сжал.

— Как ты? — тихо спросил он.

Пятно у Джареда на боку, вроде бы, не расширялось. Похоже, кровотечение прекратилось. Может, всё не так уж и плохо.

— А ты? — так же тихо ответил тот.

Дженсен посмотрел на него. А потом, не говоря ни слова, протянул ребёнка и вложил его Джареду в руки.

Джаред взял его неловко, чуть не уронив и тут же в инстинктивном страхе прижав к себе. Он чуть откинул голову, разглядывая ребёнка, и на лице у него было странное выражение — смесь недоумения и неверия со страхом и… чем-то ещё. Джастин заворочался и хныкнул в его руках, но потом опять затих. Похоже, характер у него выдался сразу в обоих отцов — может немного покапризничать, но если надо, то потерпит.

— Далеко ехать? — спросил Дженсен. — Джареду нужен врач.

— У нас здесь только одна полоса, — сказал человек, сидевший на месте водителя. — Так что движение одностороннее, не развернешься. Придется ехать по кругу. Это займёт около часа. А врачи у нас есть, не волнуйтесь.

— Кто вы?

Тот обернулся через плечо. У него была густая борода и длинные волосы, одет он был в брезентовую толстовку, шерстяные штаны и высокие сапоги. Всё это делало его похожим на жителя Нижней Элои, но он был чистым, и от него не пахло ничем, кроме здорового тела. Дженсен никогда не видел никого, похожего на этого мужчину.

— Мы — это вы, — ответил человек. — Меня зовут Дуглас. Без фамилии, потому что я родился в Инкубаторе по госзаказу. Сами можете не представляться, я вас знаю: ты Дженсен Эклз, а это — Джаред, твой… — Он замолчал, а потом пояснил: — Он не твой раб, потому что здесь у нас рабства нет. Кто вы теперь друг другу, решайте сами.

Дженсен слегка погладил Джареда по колену. Его это успокаивало, а сам Джаред, похоже, наконец осознал произошедшее, и, по-прежнему держа их сына на руках, разглядывал его, как заворожённый. Слова Дугласа он едва услышал.

Поэтому расспрашивать снова пришлось Дженсену.

— И откуда же ты взялся, Дуглас? Куда ты нас везёшь?

— Туда, где никто не запрёт вас в клетке и не будет тыкать иголки в живот. Вы же поэтому ушли оттуда? — Он опять глянул на них через плечо, словно желая удостовериться. — Вы сбежали, потому что больше так не могли?

Да. Самая точная формулировка, какую Дженсен мог бы подобрать.

— Этой зоны нет на планах станции.

— Верно. Здесь нет камер, и не используется система биометрического считывания. О нас никто не знает. А кто узнаёт, те умирают или присоединяются к нам. Это не угроза, — добавил он, когда Дженсен нахмурился. — Раз в пару месяцев на наш монорельс натыкаются ремонтники, или кто-то из беглых рабов, кому в Нижней Элое не жизнь, и кому хватает ума и умений пробраться в вентиляцию. Почти все соглашаются, когда узнают, что мы делаем.

— А что вы делаете?

— Живём. Сами живём, не за счёт других.

Монорельс глухо и мирно постукивал под ними. Они ехали не очень быстро, и Дженсен видел, как мелькают двери шлюзов, мимо которых они с Джаредом проходили совсем недавно. А может, это были уже какие-то другие шлюзы — монорельс часто сворачивал и петлял.

— Элоя больше, чем принято считать, — продолжал Дуглас. — Часть отсеков была загерметизирована сразу после открытия станции, никто не знает, почему. Есть версия, что там был локализован какой-то опасный вирус, но если это и так, теперь от него ничего не осталось. Теперь там вирус похуже. Мы.

— Вы подполье Элои? Силы сопротивления? — не веря своим ушам, спросил Дженсен.

Дуглас мрачно усмехнулся в свою густую бороду.

— В буквальном смысле — ещё какое подполье. Живём под ногами у мразей из Клоповника, они у нас по головам ходят, да уж. А так… Будь мы настоящим подпольем, вы бы о нас слыхали. Нет, мы не боремся с Правлением, если ты об этом. Во всяком случае, раньше не боролись. Не было смысла. Ну, свергнем мы его, а дальше-то что? Всё то же расширение станции, всё те же барокамеры, тот же дефицит энергоресурса, а значит, тот же рабский труд. Среди нас много мечтателей, это факт, но идиотов нет. Идиоты нигде долго не выживают. Мы отказались от рабства в нашей зоне, у нас там демократия, общевыборный Совет…

— И много вас?

— Сейчас около восьми тысяч. Места хватает всем, а пополнения у нас редки. У нас свои генераторы электричества и синтетических смесей, монорельсы вот тоже есть, правда, в основном старые. Только воздух к нам идёт из общестанционного насоса, но пока никто не знает о нас, мы в безопасности. И вы тоже, если захотите.

— Ты сказал, что вы о нас знали. Откуда?

Дуглас посмотрел на них — на всех троих разом, и его немолодое морщинистое лицо внезапно разгладилось.

— Все знают о вас. У нас есть свои люди во внешнем мире, в таких местах, что вы бы и не поверили… И они знают. Давно уже ходят слухи, что люди Сверху нашли способ размножаться без барокамер. Но они никогда не пустят его в широкий оборот, потому что это сделает рождаемость на Элое неконтролируемой, а в будущем может изменить все устои. Мы… некоторые из нас давно говорят, что надо бороться, что люди не должны жить, как крысы, не должны пожирать друг друга, что это недостойно мужчин. Но у нас не было никакой надежды. А теперь она появилась.

— Он хочет есть, — в страхе сказал Джаред. Ребёнок у него на руках опять ворочался и хныкал. — Он точно хочет есть. Далеко ещё?