Время, между тем, шло. Капитал Джареда, который он практически не тратил, рос день ото дня. В конце концов мистер МакКой стал делать Джареду недвусмысленные намёки насчёт того, что у него есть все шансы стать самым молодым младшим партнёром в фабричном бизнесе, какого только знал Луисвилль за последние двадцать лет. Всё, что для этого требовалось — обратить более пристальное внимание на дочь мистера МакКоя, Сандру. Как и многие фабриканты тех времён, мистер МакКой был одержим идеей семейного бизнеса, и мысль о том, чтобы сделать партнёра ещё и зятем, тешила его самолюбие. Но Джаред, увы, решительно отказывался понимать даже самые прозрачные намёки. Не потому, что ему не нравилась мисс МакКой — она была очаровательна, и многие успешные коммерсанты Луисвилля желал видеть её женой своих сыновей, или даже своей собственной. И даже не в том было дело, что Джаред жил под чужим именем, и по существующим до сих пор законам являлся беглым рабом, которого в любой миг могли разоблачить и бросить в тюрьму. Дело было в том, что Сандру МакКой Джаред не любил. Но это была его беда, и только его.
Все эти годы он постоянно вспоминал о миз Констанс, ломая голову, как бы подать ей весточку. Но он просто не знал, как это сделать, не выдав ей хотя бы части ужасной правды о том, что заставило его покинуть Бель-Крик. Джаред надеялся, что мистер Дженсен смог придумать правдоподобную ложь и пощадил чувства своей матери. Хотя, скорее всего, ложь эта заключалась в том, что Джаред сбежал, явив чудовищную неблагодарность по отношению к своим милостивым хозяевам, которые были так добры к нему столько лет. Это наверняка причинило ей боль, но не такую. какую причинила бы правда. Поэтому Джаред боялся писать ей, боялся напоминать о себе. И, кроме того, всегда оставался шанс, что письмо попадёт не по назначению — например, прямо в руки мистера Дженсена.
О мистере Дженсене Джаред, разумеется, тоже думал. Постепенно, со временем, память о пережитом унижении и страданиях подёрнулась дымкой. Но его лицо Джаред помнил отчего-то так отчётливо, словно они расстались вчера. Милый, любимый, согревающий душу облик миз Констанс вскоре поблек, так что Джаред едва мог припомнить её черты. Но лицо Дженсена вставало перед ним раз за разом — то в ночных кошмарах, то в других снах, не менее мучительных и ещё менее ему понятных. Однажды, на исходе шестого года своей жизни в Кентукки, Джаред в разговоре своих помощников случайно услышал имя Эклзов. Не удержавшись, он стал расспрашивать. Оказалось, что это семейство, несколько лет назад бывшее одним из основных поставщиков хлопка для фабрики мистера МакКоя, не только вышло из дела, но и пришло в полный упадок. Мистер Эдвин Эклз умер несколько лет назад, а вслед за ним, меньше чем через год, умерла и его жена. Их единственный сын покинул страну незадолго до смерти отца, и, вроде бы, так и не вернулся — то ли переехал в Европу, то ли утонул по дороге туда. Джаред слушал всё это в полном смятении чувств. Удивление и любопытство сменились горем при известии о смерти миз Констанс. Когда горе утихло, на смену ему пришла глубокая задумчивость. Стало быть, семейства Эклз больше нет. Кто же теперь управляет поместьем? И что вообще произошло после его побега? Джаред впервые за шесть лет осмелился прямо задать себе этот вопрос. До сих пор он не думал, что его исчезновение существенно повлияло на жизни людей, чьим рабом он был большую часть своей жизни. Но что, если это не так?
С тех пор он не мог думать ни о чём другом. Он стал наводить справки, осторожно, через частных сыщиков, прося их во время поисков производить как можно меньше шума. Сведения, полученные вскоре, его потрясли. Мистер Дженсен действительно покинул Штаты, примерно через год после тех злосчастных событий. Мистер Эдвин к тому времени был совсем плох, так что миз Констанс не смогла его оставить и отдала плантацию в полное распоряжение управляющего, некоего мистера Свифта. Тот использовал чисто южную сноровку, чтобы за несколько месяцев обобрать своих хозяев почти до нитки. Мистер Эдвин умер, и миз Констанс, вернувшаяся в Бель-Крик, нашла хозяйство почти разрушенным. И с ней рядом больше не было сына, способного взять на себя дела. Трудности, потери и одиночество быстро свели её в могилу. Она до последнего писала своему сыну в Европу, но тот либо не получал писем, либо не счёл нужным на них отвечать. Когда миз Констанс умерла, поместье совсем захирело, сбор хлопка прекратился, рабы разбежались. Казалось, Бель-Крик пришёл конец. но тут, около года назад, наконец вернулся мистер Дженсен. Он поселился в поместье, но не стал его восстанавливать. Просто жил там, никуда не выезжая и никого не принимая, так что сыщик, нанятый Джаредом, даже не мог толком сказать, чем именно он занят в настоящее время. Известно было одно: поместье обросло чудовищными долгами, покрыть которых не могло даже наследство, полученное мистером Дженсеном Эклзом от отца с матерью. Если его пока ещё не пустили с молотка, то лишь потому, что кредиторов было слишком много, и ни один из них не мог собрать достаточное количество долговых расписок, чтобы единолично потребовать Бель-Крик во владение.
Получив этот безрадостный отчёт, Джаред тотчас же принялся действовать. Не раздумывая ни минуты, он вызвал Чада и выложил ему всё, включая и то, что он сам был рабом на этой плантации. Чад был потрясён, но сразу же согласился помочь, потому что тоже принадлежал к движению аболиционистов. Именно он подсказал Джареду довольно хитрую, но вполне законную схему, по которой тот мог осуществить задуманное. Они с Джаредом вместе отправились в Новый Орлеан, где в течение нескольких месяцев разыскивали кредиторов Эклза и скупали долговые расписки. Дело было в том, что юридически Джаред оставался рабом, так что не мог ничего купить или продать, а «Тристан Падалеки», являясь лишь фикцией, не подходил для такого сложного дела. Поэтому Джаред доверился Чаду и позволил ему действовать от своего имени, используя все доступные Джареду средства. Капитал Джареда оказался достаточен для этой, как говорил Чад, «безумной авантюры». Наконец, когда почти все расписки были собраны, Чад предъявил иск в муниципалитет Нового Орлеана, который вскоре был удовлетворён. Чад Майкл Мюррей стал законным владельцем поместья Бель-Крик, и в тот же день оформил вольную на имя Джареда. Следующим шагом он оформил дарственную, передававшую Джареду поместье со всем движимым и недвижимым имуществом, от плантации до рабов — то есть возвратил ему то, что купил на его же собственные деньги. Теперь Бель-Крик принадлежал Джареду — Джареду, раз и навсегда свободному от чьей бы то ни было власти, хоть любящей, хоть жестокой. И с этим, наконец-то, семь лет спустя, он мог вернуться в Бель-Крик.
Всё это он должен был рассказать Руфусу и Миссури, но не знал, с чего же начать. Да и они не особенно позволяли ему раскрывать рот, наперебой рассказывая о том, что случилось с поместьем за эти годы.
— Где остальные рабы? — спросил Джаред, оглядывая непривычно пустую кухню. — Где Кэсси, Виктор… Тэмми?
— Виктор сбежал одним из первых, тогда же, когда и большинство негров с плантации, — пояснил Руфус. — Сразу же после похорон бедной миз Констанс. Тэмми тоже убежала, с каким-то мексиканцем — тут после смерти хозяйки много валандалось всякой швали. Их задержал патруль у Хиджброка, они, говорят, оказали сопротивление. Словом, обоих застрелили. Тэмми потом привезли сюда — ты же знаешь, у нас рабов, даже мёртвых, принято возвращать хозяевам. Да только из хозяев никого уже не осталось. Мы её похоронили там, где всегда хоронили рабов.
Джаред, слушая эту историю, невольно вздрогнул. Бедная Тэмми. Ему было жаль её, несмотря на зло, которое она ему причинила — он-то как никто знал, каково быть беглым. Сколько ночей он сам провёл, прячась в канавах от патрулей, пока не добрался до Луисвилля…
— А Кэсси?
— А что Кэсси, — фыркнула Миссури. — Ты ж знаешь, она была влюблена в мистера Дженсена. Даже когда все остальные разбежались, не хотела уходить. Ни в какую. Боялась, бедняжка. И то верно — что ей, одной-одинёшеньке, делать в мире белых? В конце концов за ней пришёл один парень из поместья Голдисов, он давно на неё глаз положил. Сказал, что его хозяйка готова взять её в дом — пока вроде как во временное пользование, а если мистер Дженсен вернётся, то и выкупить насовсем. Так они с тем парнем могли пожениться. Ну, я её уговорила — что ей тут с нами, стариками, чахнуть? Так она и живёт теперь там, уже и детишки пошли.
