— Еще пара из Иордании пришла, — показал пальцем на восток Беня, естественно, знавший всех местных волков. — Будут у тебя тут без меня приключения.

Он не успел обьяснить мне, какие именно. Застольная беседа возобновилась. Меня Беня назначил тамадой, так что отвлекаться было некогда, хотя очень хотелось:

мне понравилась девочка, сидевшая напротив — длинноногая, с роскошными иссиня-черными волосами и яркими, как черный оникс, веселыми глазами. Окружающие звали ее Анкой. Произнеся очередное вступление к тосту и неожиданным «аллаверды!» предоставив слово поперхнувшемуся Давиду, я заговорил было с ней, но тут мальчик Сережа потянул меня за рукав. На шее у него болтался Бенин бинокль.

— Пойдем смотреть луну, — сказал он, показывая на красную миску, всплывшую из-за иорданских гор.

— Еще рано, — отмахнулся я и повернулся к Ане. — Вы давно здесь…

— Тост! — закричали все хором, и мне снова пришлось, взяв бокал, толкать речь.

Наконец гости наелись, напились и перешли к анекдотам, так что я мог считать свои обязанности тамады выполненными. Автомеханик Боря, Анин отец, начал анекдот:

— Эйлатское радио спрашивают: зачем после бегства из Египта Моисей сорок лет водил евреев по пустыне?

— Пойдем, поговорим, шепнул я Ане и утащил ее в темноту, но не слишком быстро, чтобы успеть услышать Борин ответ:

— Он искал место, где нет нефти!

Мы долго бродили, беседуя, по залитым лунным светом дорожкам, а звери провожали нас светящимися точками глаз. Аня поежилась, и я обнял ее, а потом поцеловал. Мы прижались друг к другу, я уже хотел было снять с нее рубашку, завязанную узлом на загорелом животике, но тут меня снова потянули за рукав.

— Посмотрим луну? — спросил Сережа.

— Сначала проводите меня обратно, — опомнилась Анка и решительно ушла на свет Бениных окон.

Я был уверен, что через десять минут все равно утащу ее под акацию, поэтому, проводив девушку, спокойно показал Сережке кратеры (луна, собственно, была настолько яркой, что кратер Тихо удавалось разглядеть невооруженным глазом). Но когда я вернулся к столу, гости уже рассаживались по машинам.

Если бы я знал тогда, сколько времени и сил мне потребуется, чтобы все же развязать этот узел, боюсь, одному моему знакомому мальчишке здорово надрали бы уши.

— Ты знаешь, сколько ей лет? — спросил Беня, когда все разъехались. — Шестнадцать.

— Ну и что? — не понял я. — Она уже вполне…

— Да кто ж спорит? Лучшие ножки в Южном Израиле! Девочка — картинка! Будь я помоложе, сам бы в лепешку расшибся ради такой нимфеточки! Только дело вот в чем: она несовершеннолетняя. От трех до пяти лет с правом досрочного освобождения, но не раньше отбытия половины срока.

— Ты хочешь сказать, — похолодел я, — что меня могут вынудить жениться?

— Анечка была само очарование, веселая и непосредственная, но жениться на школьнице — это уж слишком.

— Фиг тебе! — усмехнулся Беня. — По местным законам женитьба не освобождает от уголовной ответственности за совращение.

Тут меня заело. Я вообще легко завожусь, когда сталкиваюсь с подобным идиотизмом.

— Она будет моей, — сказал я, — а все остальное…

Я говорил еще минут пять, и по мере того, как Беня знакомился с моим словарным запасом, в его глазах росло уважение.

— Ладно, студент, — величественно произнес он, — быть тебе аспирантом.

На практике, однако, он стал звать меня Гумбертом, в честь героя «Лолиты».

Далеко за полночь я проводил его к автобусу, сел на велосипед и зигзагом покатил домой. Вдруг до меня дошло, что у меня не осталось координат никого из Бениных друзей, и до его возвращения Анку я не увижу. От мысли, что я остаюсь без ее компании на целую неделю, настроение снова испортилось.

Но тут над Аравой раскатилось густое басовое рычание. Это наша самка леопарда оповещала всех интересующихся, что весны не так уж долго ждать. Минут пять ее угрюмое «рррум…рррум..рррум…» волнами накатывалось из тьмы, и еще столько же времени гуляло эхо в лабиринтах каньонов. И она, и я замерли, прислушавшись, но дождались лишь еле слышного отклика от молодой самки, жившей в долине Тимны, в семи километрах к югу. Насколько мне было известно, ближайший самец жил впятеро дальше, на севере, и вряд ли слышал призыв.

— И ты тут одна, бедняга, — вздохнул я и покатил домой под усыпанным разноцветными звездами южным небом. В конце концов, все было не так уж плохо.

Меня окружала волшебная саванна, битком набитая интересными обитателями. Впереди было много теплых ночей и гарантированно солнечных дней. А утром, когда я открою глаза, в окне будет видно горы.

Троя

Я б Елену Прекрасную тоже украл —

Что мне Троя с Элладой!

Пусть ребята тусуются — я свое взял,

Иль чужое, раз надо.

Пусть мой город в отместку врагами сожжен,

В рабство гонят сограждан,

Зато Ленка красивей всех греческих жен,

Остальное — неважно.

Говорите, что я эгоист и свинья?

Вон мой труп под стеною.

Цену счастья минутного выплатил я

Смертью, горем, войною.

Гражданином почетным страны дураков

Буду я, это точно,

Зато старец слепой через пару веков

Обессмертит бессрочно.

А потомок в забитом трамвае прочтет,

Как мы жили когда-то,

И, вздохнув, в безопасный свой офис пойдет

За пайком и зарплатой.

Утро принесло мне много приятных сюрпризов.

Во-первых, вокруг дома снова появились следы каракала. Я решил, что буду в течение нескольких вечеров выкладывать на крыльцо мороженых цыплят из наших запасов, и, если зверь станет приходить регулярно, устрою засидку. Во-вторых, меня назначили научным сотрудником. Правда, зарплата была такая, что к весне мне едва хватило бы на обратную дорогу и пару месяцев жизни в Москве. В-третьих, Шломи взял отпуск, и заниматься с Ивтахом крупными хищниками поручили мне. И в-четвертых, Тони сообщил, что к нам приезжает из Франции профессиональный фотоохотник и я должен буду показать ему интересные места Южного Израиля.

— Ага, — сказал Ивтах, когда мы покатили тачку с мясом к вольерам хищников, — ты все меня критиковал, что я не умею в клетки заходить. Посмотрим, как это у тебя получится.

Первым, к кому мы зашли, был похожий на живую игрушку фенек — белая сахарская лисичка с огромными ушами и любопытными черными глазками. С ним я сразу подружился. Затем мы угостили цыплятами, яйцами и мясом других лис — рыжих, песчаных и афганских, степных и барханных кошек, а дальше начались крупные звери — каракалы, волки и гиены.

Я, конечно, понимал, что ни один зверь не посмеет поднять лапу на такого квалифицированного биолога, как я, но все же в первый раз чувствовал себя несколько неуверенно. Оказалось, впрочем, что каракалы шипят и бросаются на сетку из-за цыплят, а не из-за нас с Ивтахом (который в клетки старался не заходить, но винить его за это было нельзя — он еще не оправился после недавнего нападения волчицы, щенят которой он хотел посмотреть). Сейчас наши маленькие пустынные волки и не помышляли о подобной наглости, а испуганно бегали вдоль противоположной от меня стены вольера.

Я никогда не считал полосатую гиену опасным животным, хотя знал, что они иногда воруют детей в деревнях. Но у хай-барской парочки была громкая боевая слава.

Едва я вошел, они принялись делать вид, что не обращают на меня внимания, греясь на солнце. Когда их только что привезли в зоопарк, Рони Малка, бывший тогда директором, решил, что они вправду добродушные, и зашел в вольер без палки.