Ивтах был могучим двухметровым детиной, шумным, веселым и на редкость добродушным. Он обожал животных, но животные, к сожалению, его не любили и боялись — они всегда нервничают при виде людей, которые громко разговаривают, резко двигаются и вообще занимают много места. Стоило Ивтаху войти в какую-нибудь клетку, как ее обитатели начинали метаться из угла в угол и биться об решетку. Бедняга ужасно переживал, но ничего не мог поделать. Вдобавок бессердечный Тони назначил его ответственным за крупных хищников. В нашем зоопарке таковых было всего семь, зато отпетых — новое назначение Ивтаха мне казалось прямым убийством. Я пытался научить его правильно себя вести, однако толку было мало, пока мне не пришла в голову счастливая идея уговорить его записаться на курсы у-шу. Тренер, старый китайский еврей, пообщавшись с Ивтахом, стал брать с него двойную плату, но к весне парень похудел на двадцать кило и двигался гораздо мягче. Насколько я знаю, Ивтах жив по сей день.

Выпив по банке сока, мы с Беней взяли вилы и поехали на юг заповедника. Вести приходилось мне, хотя я и не умел. У Бени к машинам была идиосинкразия. В Израиль он приехал с купленными у себя в Тбилиси правами и даже ухитрился подтвердить их здесь за взятку (редчайший случай), но давать ему руль было нельзя ни в коем случае. За ту неделю, которая потребовалась администрации Хай Бара, чтобы это понять, Беня ухитрился четырежды сломать джип: дважды газанул с ручника и дважды не выжал сцепление. Его отстранили от машины на полгода, после чего в первый же день он повстречался в саванне с самцом страуса, охранявшим кладку. Тупая скотина принялась нападать на джип, при этом, в обычной манере страусов, то и дело кидаясь под колеса. Отчаянно уворачиваясь, Беня снес шесть метров ограды, хотя страуса так и не задавил. Теперь он мрачно смотрел на дорогу и давал мне советы.

С Беней мы сразу подружились. В страну он приехал одновременно с Давидом, но «абсорбировался» лучше всех, кого я знаю. Во всем Израиле, кажется, не было города или киббуца, где у него не нашлось бы знакомого, приятеля или женщины.

Друзья Бени воспринимали его уединенный домик у конторы как своего рода базу отдыха и периодически целыми тусовками заезжали на пьянки. Иногда, к ужасу остальных сотрудников, его навещали совсем уж странные личности: разбойничьего вида иранские евреи-дальнобойщики, усатые друзы из-под Хайфы, подозрительные арабы с «территорий». Беня, впрочем, и сам неплохо смотрелся: бритоголовый, с роскошной черной бородой, он больше всего походил на моджахеда или горца из армии Шамиля. Говорил он с очаровательным грузинским акцентом. Любимой темой разговоров в Хай Баре были девушки, навещавшие его чуть ли не каждый вечер и почти никогда не повторявшиеся.

Впрочем, израильские порядки и ему здорово действовали на нервы, особенно местный подход к науке.

Понимаешь, — жаловался он, — они тут думают, что главное — заложить все в компьютер, а то, что он выдаст — истина в последней инстанции. До них не доходит, что если ты не понимаешь животное, то в компьютер ничего путного не заложишь, а тогда он и ничего дельного не выдаст. Вот, например, изучал наш Тони куланов. Засек по секундомеру, кто из них сколько времени проводит на водопое, и заложил в компьютер. Компьютер расставил цифры в порядке убывания, и Тони уверен, что этот ряд соответствует иерархии в стаде! Вожак пьет больше всех, и так далее!

Я не изучал специально куланов, но даже мне было понятно, что на самом деле все наоборот. Вожак ведь постоянно начеку: охраняет стадо от врагов, следит, чтобы другие самцы не высовывались и не отбили часть самок. Ест и пьет он всегда урывками. Не удивительно, что при такой нервной жизни он быстро изнашивается — у лошадей косячные жеребцы обычно сменяются через каждые несколько месяцев.

— Ну, ладно, — продолжал Беня, пока мы раскидывали куланам сено. — Скоро у нас начальником Шломи будет.

— С чего ты взял?

— А ты не заметил? Он со вчерашнего дня на всех иерархическую садку делает. У него блат в Управлении.

Иерархическая садка — поза имитации спаривания, которую принимает вожак стада некоторых видов копытных, чтобы подтвердить доминирование над другим самцом.

Шломи действительно что-то раскомандовался последние дни. Я уже знал, что связи в Израиле многое определяют, особенно дружба по армии, но тут удивился.

— Он же не биолог!

— Да, он бывший шофер. Ну и что? У нас биолог один Ивтах, да еще мы с Давидом, но мы, естественно, не котируемся.

Тут нам на встречу выбежали четверо самых ценных обитателей Хай-Бара — африканские дикие ослы. До того, как я их впервые увидел, мне бы и в голову не пришло, что осел может быть таким красивым. Ростом они с небольшую лошадь, серо-голубые с зебровым рисунком на ногах и высокой стоячей гривой. После войн в Эфиопии и Сомали в мире их осталось меньше десятка. Беня буквально в лепешку расшибался, стараясь получить приплод, но пока ничего не выходило.

— Проблема в том, — сказал он, — что они все происходят от одной пары. Вон тот (он указал на самого молодого осла), боюсь, останется импотентом. Его яйцам пора в мошонку опускаться, а их что-то не видать.

Мы попытались проверить, но пугливый осел упорно поворачивался к нам мордой.

Наконец мы стали обходить его с двух сторон, и я был буквально счастлив, когда обнаружил, что одно яичко уже на месте.

— Все, студент, — сказал Беня, — сегодня квасим.

— Слушай, а почему ты меня студентом зовешь?

— А я в хорошем смысле. Такие, как ты, всю жизнь учатся.

Стало уже совсем жарко, и наш рабочий день закончился.

— Иди домой, — сказал Беня, — а в четыре возвращайся. Поможешь мне стол накрыть и ужин приготовить.

Тут я вспомнил, что вечером будет прощальная пьянка, а ночным автобусом Беня уезжает. Свой недельный отпуск он собирался провести дома, в холодном и голодном Тбилиси. Настроение у меня сразу испортилось. Вернувшись домой, я подмел единственную комнату, полил микрогазон, постирал и положил на багажник велосипеда футболку (она могла понадобиться ночью, когда станет прохладно; я знал, что к тому времени она высохнет, благо воздух в пустыне сухой.) Потом, лежа в гамаке, почитал книжки из библиотеки заповедника, а в четыре сел на велосипед и поехал к Бене.

В морозилке Хай-Бара всегда было полно газельих туш. Нам привозили обыкновенных газелей с севера Израиля, с Голанских высот — там они настолько размножились, что часть приходится отстреливать. Пока Беня жарил свое фирменное блюдо, мясо в горшочках, я нарезал кусочки на будущий шашлык и приготовил салаты.

— Режь мельче фрукты, — сказал Беня, — мы даманам, и то мельче рубим. Мне-то все равно, а гости с детишками придут, у них так рот не откроется.

Не успели мы закончить, как со стороны Эйлата показался десяток машин — чуть ли не вся русская интеллигенция города. Пока Беня завершал приготовления, я повел гостей показывать зоопарк. Поскольку среди них были симпатичные девушки, я, естественно, не отказал себе в удовольствии вытащить из террариума одну змейку — самую безобидную.

Почему-то в этот раз она была не в духе и легонько тюкнула меня в палец, чего со стрелой-змеей практически никогда не бывает. Автоматически впившись в палец, чтобы высосать яд, которого там не было, я долго пытался засунуть шуструю змейку в ящик одной рукой, пока мне не пришел на помощь маленький мальчик Сережа, сын Володи, учителя английского. В награду за смелость я дал ему подержать в руках ручную песчанку и опрометчиво обещал показать в бинокль кратеры на луне.

Любознательные дети всегда вызывают у меня симпатию — наверное, потому, что напоминают меня самого в их возрасте.

Наконец мы заняли места за столом, и Беня выкатил тележку с пирамидой больших ящиков. В ящиках были картонные коробки, в каких у нас продают соки, а в коробках — чудесное, чистое, как березовый сок, вино с холмов Галилеи. Мы было принялись за мясо в горшочках, но тут костер вдруг треснул и выбросил высокий сноп искр в сгустившуюся темноту ночи. На мгновение все замолчали, и тут из соседнего каньона до нас донесся протяжный волчий вой. Его подхватила парочка, сидевшая у нас в вольере, а следом вся широкая долина Арава наполнилась песнями перекликавшихся волков.