Припять иногда называют Помпеями наших дней. Между ними есть очевидное сходство, но и различие велико. Хотя бы потому, что в украинском городе более-менее уцелели не только стены и потолки, но даже стекла в некоторых окнах. Опустошили Припять вовсе не вулканический жар и лава, а невидимое излучение. Население покинуло город, но флора не отступила, а дикие звери вновь господствуют на земле, освоенной было человеком. На улицах многое напоминает о давнем советском прошлом. Коммунистические лозунги остались нетронутыми, в заброшенном дворце культуры стоит портрет какого-то вождя. Наша проводница говорит, что его никому уже не опознать, но мне (в начале перестройки – преподавателю в украинском вузе) знакомо это лицо. Это Виктор Чебриков, глава КГБ с 1982 по 1988 год. Прошедшие тридцать лет ему нимало не повредили. Одна дырочка возле носа – в остальном Чебриков сохранился прекрасно. Мы идем дальше.

«Почему же Вита, такой прекрасный экскурсовод, не знает, кто изображен на портрете?» – недоумеваю я про себя. В заброшенном универмаге она теряется, когда нужно рассказать о вывесках «Мясо», «Молоко» и «Сыр», прикрепленных над разными отделами. «Почему теперь пишут, – спрашивает Вита, – что в Советском Союзе не было почти ничего?» Я поясняю: Припять жила богаче других городов благодаря атомной станции. Работников ЧАЭС потребительскими товарами снабжали лучше обычных граждан. К тому же вывески «Мясо» и «Сыр» сами по себе ничего не гарантировали. Не забывайте, что через пропасть между реальностью тех времен и трескотней пропаганды можно было только перешучиваться. Старый анекдот: «Если хотите, чтоб у вас был полный холодильник, подключите его к радиоточке». По радио вещали о росте благосостояния, у холодильника были свои данные.

Именно тогда, в Припяти, я решил рассказать историю Чернобыля – ради тех, кто не застал те времена и не видел тех людей своими глазами, но хочет понять, что же произошло в ту злополучную ночь на 26 апреля 1986 года и в те дни, месяцы, годы, что за ней последовали. Советское руководство пыталось было замолчать аварию и масштаб ее последствий, но грохот взрыва услышали многие миллионы людей по обе стороны железного занавеса. Повесть о Чернобыле открыли репортажи, напечатанные по свежим следам катастрофы, а продолжили исследования и романы, документальные и художественные фильмы. Разобраться в причинах бедствия, осознать, чем оно грозило планете, извлечь уроки – все это задача историка, способного понять контекст той эпохи, выстроить факты в определенную схему. Тем не менее даже сегодня, через тридцать лет, эта работа еще не сделана.

Эта книга – исторический очерк и, кажется, первое последовательное изложение событий, начиная от взрыва на четвертом энергоблоке до остановки станции в 2000 году и далее, до ввода в эксплуатацию новой арки укрытия (это произошло одновременно с изданием английского оригинала книги). В исследовании темы мне очень помогло недавнее открытие архивных фондов, связанных с аварией на ЧАЭС. Многие украинские архивы упростили режим работы – увидеть документы компартии и правительственных структур времен перестройки стало легче. А украинский Майдан, народное восстание в начале 2014 года, обернулся «архивной революцией», которая дала невозможный ранее доступ к фондам КГБ.

Я писал эту книгу как историк и одновременно свидетель эпохи. Во время взрыва я тоже жил на берегу Днепра – Чернобыль примерно в пятистах километрах выше по течению. Нашу семью беда как будто обошла стороной. Однако несколько лет спустя врачи в Канаде, куда я уехал работать, сказали, что щитовидная железа у меня не так давно была воспалена – тревожный симптом облучения. К счастью, у жены и детей ничего подобного не нашли. Радиация вообще непредсказуема: моего однокурсника послали в Чернобыль в составе подразделения МВД вскоре после взрыва – и теперь он каждый год не меньше месяца проводит в больнице. А вот коллега по университету, который побывал в зоне заражения примерно в то же время, похоже, не пострадал – он преподает в США историю СССР. Разговоры с ними и другими участниками событий, а также собственные воспоминания помогли мне понять, что двигало теми, кто не щадил здоровья, а иногда и жизни в борьбе с последствиями катастрофы.

С каждым годом она все больше обрастает мифами – и все труднее становится воссоздать реальность, понять, что привело к ядерному взрыву, хуже которого Земля не знала, и чем он нам грозил. Недавно открытые архивные фонды и обнародованные правительственные документы, интервью с очевидцами, книги таких авторов, как Светлана Алексиевич и Юрий Щербак, – все это позволило мне описать политическое, общественное и культурное воздействие чернобыльского взрыва в долгосрочной перспективе. В своем рассказе я перехожу от блока управления и поврежденного реактора к беженцам из зоны отчуждения, а затем в кабинеты первых лиц Киева, Москвы и Вашингтона. Поместив Чернобыльскую аварию в контекст мировой истории, можно извлечь из нее уроки глобального значения.

С точки зрения историка, это повесть о техногенной катастрофе, которая ускорила крах не только советской атомной промышленности, но и советского строя в целом. Она стала началом конца коммунистической державы, не протянувшей после аварии и шести лет. Виной тому был не только идеологический камень на шее СССР, но и ущербность его административной и экономической систем.

Взрыв на ЧАЭС стал испытанием для Советского Союза образца эпохи застоя и навсегда изменил старый порядок вещей. Политика гласности дала средствам массовой информации и простым гражданам право говорить о политических и социальных проблемах, на критику власти. Толчком для нее стали апрельские дни 1986 года. От Кремля требовали все более полной информации, и броня секретности треснула. Именно Чернобыль вынудил правительство позволить обычным людям объединяться в организации для защиты окружающей среды, что нарушило монополию КПСС на политическую деятельность. Первые массовые движения, затем и партии времен перестройки уходят корнями в экологический активизм – он охватил крупные города Советского Союза, сильно загрязненные выбросами заводов и фабрик.

Радиация не обошла стороной ни простых рабочих, ни вождей, поэтому Чернобыль резко обострил этнические и социальные конфликты в Советском Союзе. В Украине это ощутили, как нигде, – ведь уничтоженный взрывом реактор находился в Киевской области. У двух враждебных друг другу сил – компартии Украины и нарождавшейся демократической оппозиции – появился общий противник в Москве, а именно генеральный секретарь компартии Михаил Горбачев. 1 декабря 1991 года жители Украины проголосовали за независимость и тем самым отправили сверхдержаву на свалку истории (Горбачев признал роспуск СССР через несколько недель). Отводить Чернобылю главную роль в становлении гласности или подъеме национальных движений в Украине и в других республиках было бы неверно. И все же в ряду причин этих взаимосвязанных явлений он занимает далеко не последнее место.

Легко винить в атомной трагедии прогнивший государственный строй или конструктивные ошибки реакторов типа РБМК, к которым принадлежал и чернобыльский, – подразумевая, что сегодня подобное невозможно. Но это самообман. Факторы, способные привести к взрыву ядерного реактора, никуда не исчезли. Властителей, которые, лицемерно выражая заботу об окружающей среде, готовы любой ценой добиваться экономического роста, бороться с энергетическим и демографическим кризисами, стало еще больше. Может ли подобная ядерная катастрофа повториться? Ответа никто не знает. Но мы должны понять одно: правильные выводы из того, что произошло в Чернобыле, уменьшат вероятность очередного апокалипсиса.

28 апреля 1986 года в седьмом часу утра Клифф Робинсон позавтракал, почистил зубы в умывальной и отправился в раздевалку, куда пройти можно было только через детектор радиации. Робинсон, двадцатидевятилетний химик, работал на атомной станции Форсмарк в двух часах езды от Стокгольма, и это была обычная процедура. Но не в этот раз. Внезапно сработала сигнализация. «Что за чепуха? Я даже не входил в контрольную зону, значит, и облучиться не мог», – подумал Робинсон. Он еще раз прошел через детектор – сигнализация сработала снова. На третий раз, впрочем, она смолкла. Теперь стало ясно, что это был просто технический сбой.