На следующее утро, в праздничный день, в главной областной газете напечатали фотографию руководителя Чернобыльской АЭС среди других делегатов съезда – днем раньше, на киевском вокзале. Брюханов сдержанно улыбался, выглядел усталым, но вполне довольным. Как человек, который сам строит свою жизнь и жизнь тех, кто его окружает[47].
Глава 3
Электростанция
В марте 1986 года для Брюханова, его коллег и подчиненных ничего не было важнее всесоюзного совещания представителей заводов, снабжавших Чернобыльскую АЭС строительными материалами и оборудованием. На трехдневном совещании, созываемом в конце месяца, надлежало согласовать планы руководства атомной электростанции, строительного треста и предприятий-поставщиков. А также придумать, как выйти из тупика, в который зашло сооружение нового энергоблока – пятого. План по строительным работам на 1985 год выполнен не был, и надежда на запуск реактора в наступившем году понемногу таяла. С другой стороны, на XXVII съезде партия велела строителям в течение следующей пятилетки воздвигать ядерные объекты вдвое быстрее[48].
Из отцов-основателей Припяти от успеха встречи с поставщиками больше всех выиграл бы Василий Кизима – пятидесятичетырехлетний начальник управления строительства Чернобыльской АЭС. Именно он командовал постройкой каждого энергоблока атомной станции. Он обладал огромной властью и авторитетом в Припяти – даже большими, чем Брюханов. Если Брюханов жил в квартире, пусть и в лучшей девятиэтажке Припяти, то Кизима имел собственный дом – хотя частный сектор в городе вообще не предполагался. В середине 1970-х годов на чернобыльскую стройку пожаловал сам Щербицкий, и Кизима показал себя так, что первый секретарь ЦК КПУ велел провести молодого управленца в Верховный Совет УССР. Таким образом, начальник управления получил не только прибавку к зарплате, но и очередную «звезду на погоны» – гарантию большей независимости от местных партийных и государственных чиновников. В 1984 году Кизиме присвоили звание Героя Социалистического Труда. Брюханов, несмотря на участие в съезде партии, такой награды пока только ждал[49].
Картина довольно нелепая, если взглянуть на результаты работы обоих – главным образом на соблюдение коллективами Брюханова и Кизимы назначенных им сроков. Строители под началом Кизимы не сдали вовремя ни одно из четырех зданий для ядерных реакторов, а вот инженеры-атомщики Брюханова исправно тянули лямку и план обычно даже перевыполняли. Не стал исключением и 1985 год, когда Чернобыльская АЭС произвела 29 миллиардов киловатт электроэнергии – столько же, сколько все электростанции Чехословакии. Этого тока хватало на тридцать миллионов квартир, а значит, он покрывал годовые потребности в электричестве половины советских граждан. Таким образом, план выполнили почти на 110 процентов, как сообщала припятская «Трибуна энергетика». В том же январском номере дали заметку под названием «Почему не выполнен план 1985 года по АЭС?». Заголовок умалчивал, что провалили поставленное задание не атомщики, а строители[50].
Тем не менее Кизиму берегли от взбучки в газете, и он все так же ходил у начальства в любимцах. Объяснить это нетрудно: при вечной нехватке материалов и опытных работников командование строительным трестом в глазах властей выглядело куда более головоломной задачей, чем руководство электростанцией. И Кизима справлялся с ней лучше и быстрее, чем многие его коллеги.
Он появился на свет в крестьянской семье в январе 1932 года на Киевщине (в селе Затонском). Младенцем пережил Голодомор. Василию повезло больше других – Таращанский район, его малая родина, потерял каждого третьего. Соседний Володарский район пострадал еще сильнее: до 1934 года не дожило 47 процентов населения. Дети и старики от голода умирали первыми. Подростком пережил он и ужасы нацистской оккупации 1941–1944 годов. Окончив местную школу, Василий поехал в Киев учиться на инженера, а боевое крещение принял на строительстве тепловых электростанций в западных областях УССР. В 1971 году, уже опытным прорабом, он вернулся на Киевщину и взвалил на себя ответственность за объекты, не сулившие ему легкой жизни, – будущие атомград и атомную электростанцию[51].
С самого начала Кизима прямо заявил вышестоящим начальникам: на стройке отдавать приказы будет только он сам. Посланцам из столичных министерств делать там нечего. Эмиссары убрались, но в Припяти все равно сохранялось двоевластие – Брюханов и остальная верхушка АЭС никуда не делись. Если Брюханов пользовался уважением за профессионализм, но слыл человеком холодным, то Кизима обладал и хваткой истинного командира производства, и харизмой политика. На вышестоящее начальство он производил двоякое впечатление: широта мышления нравилась, ловкость настораживала. Рабочие принимали Кизиму за своего парня, а помощники знали, как он бывает суров.
Таким образом, Брюханова просто уважали, а Кизиму или боготворили, или боялись. Сами они в итоге научились работать слаженно, не наступая друг другу на ноги и делая, по сути, общее дело – ведь управление строило здания для атомной станции. Благополучие начальника управления и директора АЭС во многом зависело от их синергии.
Каковы бы ни были личные отношения Кизимы с Брюхановым, их подчиненные время от времени конфликтовали на почве производственной, социальной или культурной. Инженеры-атомщики, как правило, происходили из крупных русских городов, имели дипломы лучших вузов страны и принесли с собой не только профессиональные навыки и знания, но и любовь к комфорту, городскую культуру, а порой и барство. В строительный трест шли главным образом местные колхозники. У первых родным языком был русский, у вторых обычно украинский. На улицах города часто звучал суржик – смешанная русско-украинская речь.
Отделение милиции старалось не допускать трений между двумя группами. Порой приходилось разнимать драки с участием «несознательной молодежи» (прежде всего – «рексов», как прозвали сельских парней, которых сотнями нанимал на стройку Кизима). Самые горячие дни совпадали с выплатой аванса и получки. Обычай требовал их непременно обмыть – понятное дело, в компании. Милиционеры бдительно следовали за каждой группой молодежи числом более пяти человек. Но даже такая страховка помогала не всегда. В 1985 году горячие головы побуянили на славу – переворачивали машины, били окна[52].
Тем, кто попал на атомную электростанцию (молодым или нет), строители обычно завидовали – работа у них была почище, зарплату получали высокую, и в многоквартирные дома из общежитий перебирались быстрее тех, кто эти дома строил. Работяги верили, что у них на стройке царят искренность, прямота, братство, зато на станции сплошь лицемеры и прохиндеи. Большинство атомщиков придерживались другого мнения[53].
Кизима заведовал своим управлением по-старосветски. Начальники подразделений трепетали, получив приглашение на тарелку борща в «Ромашку» – одну из столовых ЧАЭС. Во главе длинного стола, словно глава семьи, восседал Кизима, по обе стороны ютились его «дети». Один из киевских журналистов воспроизводит эту картину так: все молча хлебают борщ, и вдруг тишину прерывает резкий, требовательный голос Василия Трофимовича. Такая-то мехколонна не доставила вовремя на стройку кран или такой-то бетонный завод не выполнил в полном объеме заявку бригады бетонщиков. Кизима, с его цепкой памятью, не только знал свой многочисленный персонал по имени и отчеству, но и мог подробно изложить поставленные каждому участку задачи, перечислить наличные материалы и оборудование[54].
