Если «Трибуна энергетика» обращалась к образованным жителям атомграда, которых ждал приятный уик-энд на природе, то чернобыльская газета «Прапор перемоги» («Знамя победы») советовала колхозникам, как извлечь из выходных побольше пользы: собирать березовый сок и сажать картофель – одну из главных статей экспорта и едва ли не главное блюдо на крестьянском столе. Чернобыль, расположенный километрах в пятнадцати к юго-востоку от Припяти, оставался центром традиционно земледельческого района. Субботний выпуск предлагал материалы, посвященные обеим темам. Как выяснилось, в березовом лесу возле Дитяток – села южнее Чернобыля, именем которого позже назовут главный пункт пропуска в зону отчуждения, – местная бригада лесников заготовила девяносто тонн сока. Колхозы участвовали в социалистическом соревновании по посадке картофеля. На первое место вышел колхоз с подходящим названием – «Победа». Его правление было расположено в Стечанке – селе, чья история подходила к печальному концу. Совсем скоро его жителей принудительно выселят[80].
Безусловно, выше всего читатель «Знамени победы» ценил сведения о том, какой сорт картофеля выбрать при посадке. Сильные и слабые стороны различных сортов анализировали два эксперта: один из киевского НИИ, другой из чернобыльского центра картофелеводства. Занимал этот предмет и многих жителей Припяти. У некоторых были дачи с огородами, где сажали картошку и всякую зелень. Но большинство в этой группе составляли нанятые на стройку Кизимой юноши и девушки. На выходных молодежь возвращалась в родные села – помогать родителям в огороде. Полезные советы о том, какому сорту отдать предпочтение при посадке, были очень кстати: зимой немалую часть рациона этих свежеиспеченных горожан составлял именно урожай родительских приусадебных участков[81].
Вишенкой на торте выглядели предстоящие майские праздники. Первое мая, день международной солидарности трудящихся, был выходным. Четыре дня спустя наступала православная пасха – власти ее праздником не признавали, но народ отмечал довольно широко. За ней следовал День победы – не только официальные торжества, но и всплеск искреннего энтузиазма обычных граждан. В свете этого 25 апреля казалось едва ли не последним шансом закрыть хвосты на работе. Когда жителями атомграда овладевала тяга к рыбалке или картошке, сделать что бы то ни было до середины мая было почти невозможно.
Как и все горожане, Виктор Брюханов с нетерпением ждал наступающих выходных. Он очень устал. Вернувшись из Москвы, директор работал с утра до вечера и домой приходил только переночевать. Теперь он мог насладиться теплой погодой и чистым воздухом. Когда-то, купаясь в реке ранней весной, они с женой Валентиной увидели двух лосей – незабываемая встреча. Кто знает, не попадутся ли им звери и на этот раз? Но сильнее всего Брюхановых радовал приезд из Киева дочери и зятя[82].
Как обычно, пятница у директора выдалась напряженной – однако не настолько, чтобы испортить ему выходные. Проблема с трубопроводами сохранялась, но утечку радиоактивной воды удавалось держать под контролем. По состоянию на 25 апреля починка и замена труб не требовали остановки ни одного из реакторов, как это произошло недавно на Запорожской АЭС. 7 апреля на этой станции (два энергоблока были запущены недавно, третий строился) обнаружили 14-кратное превышение нормы радиоактивного заражения отработанной воды-охладителя. Для устранения проблемы пришлось заглушить реактор на две недели, остановив и стройку нового энергоблока. Поскольку второй действующий реактор как раз в это время был на ремонте, выработка электроэнергии на станции упала до нуля. Нет тока – нет и премий. Зато у партийных и государственных чиновников возникает много вопросов[83].
Чернобыльская АЭС план выполняла. Станция слыла одной из лучших в атомной отрасли. Аварии и отказы оборудования случались довольно редко (и с каждым годом все реже). Четвертый энергоблок должны были скоро отключить – для проверок и ремонта согласно эксплуатационному регламенту. Такая пауза могла длиться не один месяц, если того требовало состояние реактора. Впрочем, дату остановки утверждало Министерство энергетики и электрификации. Анатолий Майорец, новый министр, горел желанием войти в историю и заслужить похвалу партийных вождей, поэтому велел подчиненным сократить сроки простоя реакторов и реже производить предусмотренный нормами эксплуатации ремонт. Наверху ждали трудового подвига. В 1985 году Чернобыльская АЭС перевыполнила план почти на 10 процентов – в немалой степени за счет сокращения времени, отведенного на плановый ремонт. В 1986 году подобный трюк выглядел уже слишком рискованным, а значит, станция должна была выдать меньше электроэнергии, что очень огорчало горком партии[84].
Тем не менее закрывать глаза на требования регламента не могли ни партийные начальники, ни министр. Четвертый энергоблок должен был встать на ремонт в конце апреля. Инженеры из команды Брюханова готовились не просто заглушить реактор, но и, как принято в таких случаях, протестировать работу его систем на низкой мощности. Одно из испытаний, запланированных на четвертом энергоблоке перед остановкой, относилось к турбогенератору. Задачей было выяснить, как дополнительно обезопасить энергоблок при нажатии кнопки АЗ-5 (аварийной защиты пятого уровня), то есть при введении в ядро реактора всех поглощающих стержней одновременно. Этот механизм должен был прекратить реакцию в случае какой-либо аварии. К тесту подтолкнули соображения безопасности: при срабатывании аварийной защиты энергоблок обесточивался, хотя в электричестве все еще нуждался – для закачки воды в перегретое ядро реактора, чтобы избежать его расплавления. Проект предусматривал обеспечение непрерывной работы насосов за счет аварийных дизель-генераторов. Тем не менее запускались они только через 45 секунд после заглушения реактора. Даже столь краткий интервал в подаче воды таил потенциальную угрозу. Проблему надо было устранить.
Инженеры из научно-исследовательского института Донтехэнерго, расположенного в Горловке, предложили выход. Они указали на такой факт: не только реактор охлаждался не сразу после обесточивания, но и ротор турбогенератора не застывал на месте моментально. Какое-то время он вращался под воздействием остатков пара. Его можно было использовать для выработки электричества, чтобы закрыть промежуток в 45 секунд. Сколько мог длиться такой выбег ротора и сколько энергии он производил, горловские инженеры не знали – ответ на этот вопрос как раз и должны были найти на Чернобыльской АЭС при остановке четвертого энергоблока. Суть испытания сводилась именно к этому.
Хотя конечной целью испытаний было усовершенствование механизмов автоматической остановки реактора, сейчас эти механизмы следовало отключить, симулируя таким образом аварийное обесточивание энергоблока. Это грозило выходом реактора из-под контроля в ходе самого теста. Впрочем, такое развитие событий казалось маловероятным. Руководство атомной станции считало тест необходимым еще и потому, что он давал возможность ввести в действие дополнительную аварийную защиту, до сих пор ни разу не запущенную. Тем более к этому обязывали инструкции министерства. Одна попытка на ЧАЭС уже была предпринята, но она оказалась неудачной из-за дефекта турбогенератора. Теперь генератор работал исправно. Казалось, успеху ничто не должно помешать[85].
Подготовка к тесту началась в марте и в середине апреля шла уже полным ходом. С точки зрения проверки оборудования четвертого энергоблока наибольшие трудности мог представлять турбогенератор, но внимания требовал не только он. Составление графиков проведения всех испытаний поручили одному из самых бывалых инженеров Чернобыльской АЭС – Виталию Борцу. Ему не исполнилось и пятидесяти, но он уже показал себя в деле на электростанциях по всему Советскому Союзу. С Припятью он познакомился весной 1974 года, накопив двенадцатилетний опыт работы в атомной отрасли. Большую часть этого срока Борец провел в Томске-7, атомграде в Западной Сибири. В отличие от Томска как такового, Томск-7 на советских картах найти было невозможно. Город выстроили вокруг первой в СССР промышленной атомной электростанции – она дала ток еще в 1958 году. Впрочем, она служила для производства оружейного плутония, а электричество стало лишь ее побочным продуктом. В декабре 1963 года Борец был одним из тех, кто запустил на этой станции энергоблок АДЭ-4. Реактор, как и установленный на Чернобыльской станции РБМК, использовал графит для замедления нейтронов, которые сталкиваются с ядрами атомов обогащенного урана. На ЧАЭС Борец проработал более десяти лет, затем его перевели в организацию, ответственную за наладку реакторов, их запуск и остановку на ремонт[86].
