Прохладный ветер обдул вспотевшую спину, вогнав меня в дрожь. Тошнотворное чувство свело горло — я уставилась на высокого черноволосого мужчину, стоявшего в нескольких футах от меня. Карие глаза пронизывали меня даже сквозь темноту, в них застыл знакомый взгляд.

— Почему ты меня похитил? — выпалила я, чувствуя, как на глаза навернулись слезы.

Бен как ни в чем не бывало направился ко мне. Казалось, происходящее его ничуть не тревожит. Руки он сунул в карманы, на лице сохранялось спокойное и безразличное выражение. Он слегка улыбнулся, но ничего не ответил.

Расстояние между нами сокращалось — я знала, что надо бежать и не оглядываться — никогда — но я должна была знать почему. В голове роились сотни вопросов, но сильнее всего я хотела услышать, почему это надвигающееся на меня существо решило присвоить себе право бесповоротно разрушить мою жизнь. Закралось одно подозрение насчет истинной причины, от которого меня пробрало до костей.

Так и не дождавшись ответа, я в бешенстве топнула ногой.

— ОТВЕТЬ МНЕ! — закричала я. — Ответь, почему ты сделал это со мной! Отвечай! — Слезы катились по щекам, затуманивали зрение. — Отвечай, сукин ты сын!

Бен словно не замечал моей истерики, и я не удержалась от рыданий — разревелась. Запоздало принявшись вытирать лицо, я пыталась вернуть самообладание, чтобы не позволить Бену нанести удар в момент моей слабости. Но мне было так холодно, тошно и плохо…

Он был всего в нескольких шагах от меня. Его губы растянулись в улыбке — еще шире.

— Когда ты расстроена, ты выглядишь совсем как твоя мать.

Я отшатнулась, словно меня обожгло — голова пошла кругом от осознания смысла его слов. Бен желал мою маму. Конечно же… Но когда он понял, что не завладеет ею никогда — случилось ли это, когда я была еще маленькой или уже постарше — у него возник другой план.

С неизменной улыбкой Бен вынул из внутреннего кармана куртки складной нож. Раздался щелчок.

— Стой где стоишь.

Мне давным-давно следовало научиться не слушать его ядовитых слов. Я попятилась назад, еще на несколько шагов — от ужаса и смятения сознание плыло — и тогда я развернулась и опрометью помчалась к лесу.

Я слышала, как Бен погнался за мной — понятное дело, он не собирался меня терять. Ночь принесла кромешную тьму, я знать не знала, куда бегу, но решимость заставляла нестись от него прочь. Я буквально перелетала через кочки и поваленные деревья, пробиралась сквозь сучья и торчащие ветки, охваченная дежавю от прошлого побега с девочками из темницы. Но я поклялась самой себе — больше я никогда и ни за что не превращусь в его жертву.

Позади громко хрустел подлесок — Бен нагонял меня. Он прав — мне от него не уйти, но, возможно, удастся перехитрить его? Хорошо бы быстро залезть на дерево, с которого ему не стащить меня запросто… но тогда я сама застряну там, окажусь в ловушке, если не подоспеет помощь. Папа может находиться где угодно — и откуда он узнает, где искать?.. А Бен будет торчать здесь, пока я не потеряю сознание от голода и обезвоживания.

От тошнотворного ощущения обреченности ноги налились свинцом, и это не был обычный страх. Его я чувствовала раньше. Бывало, сердце екнет, когда над головой вдруг зажужжит пчела, дыхание перехватит, если загляну с причала в темную гладь озера. Такой страх — мимолетная вспышка. Но ужас, который я испытывала сейчас, представлял собой нечто гораздо худшее и, в отличие от страха, ничем не помогал выжить. Это не был инстинкт самосохранения — это был глубокий первобытный ужас. Беспредельный хаос, который сковывал меня, мешая бежать.

Неожиданно меня дернули за футболку, и я заорала, когда Бен швырнул меня на землю. Ящерки прыснули в разные стороны, пока я силилась встать, барахтаясь в толстом слое опавшей листвы — и тут тяжелый ботинок пнул меня в поясницу, отправив обратно в грязь. К коже липла холодная жижа, пахнувшая той затхлой норой, в которой он запирал меня и сажал на цепь. Обезумев от отчаяния, я срывала глотку в крике, не находя, за что уцепиться.

Чужие пальцы зарылись мне в волосы, и Бен резко дернул меня назад, запрокидывая мою голову, пока шея не затрещала от натуги. Его нога неуклонно давила мне на спину, вполне успешно пресекая мою возню. Я попробовала дотянуться до его руки, но не смогла — не хватало воздуха. «Господи, помогите кто-нибудь!»

— Рейби, — хрипло вздохнул Бен, — я не хочу делать это, Рейби!

Я захлебывалась от слюны, скопившейся в горле, и сражалась за глоток воздуха. «Наверное, со стороны я похожа на рыбу, вытащенную из воды — а может, так и есть. Может, мне вообще не суждено выжить».

Он внезапно выпустил меня, и я рухнула на листья. Желудок скрутило мучительной судорогой, во рту появился блевотный привкус желчи и страха, и меня вырвало. Ноги в ботинках чуть отступили от меня, и вдруг Бен сам застонал — будто от боли. Звук громко разнесся в неестественной лесной тиши.

— ТЫ ВЫНУЖДАЕШЬ МЕНЯ ЭТО СДЕЛАТЬ! — заорал он.

Еле дыша, я слегка повернула голову, наблюдая, как он ходит кругами, дергая длинными пальцами растрепанные черные волосы. Его глаза покраснели, опухли, слезы стекали по изможденному лицу. Я сплюнула остатки рвоты и, шатаясь, встала.

— НИСКОЛЬКО я тебя не вынуждаю! — прорычала я хрипло — горло адски горело. И покачнулась, но удержалась на ногах.

— Просто делай, что я скажу, — взмолился Бен. Нож по-прежнему был крепко зажат в его руке. — Пожалуйста, просто слушайся.

Я знала, как опасно его провоцировать, пока он не в себе, но еще знала, что меня ждет, если он приволочет меня обратно в дом. Там меня ожидает лишь смерть. Ему больше не нужен любимый ручной зверек.

Но чем дольше я смотрела, как Кайло мечется, разрываясь на части, тем явственнее осознавала, что передо мной человек — хрупкий и безумный, — и вдруг я четко поняла, что больше не боюсь смерти. Чудовище из моих кошмаров лишилось маски — это был не призрак, которого я себе представляла. Но осталась еще одна маска — другая: он скрывался за мягкой улыбкой и ласковыми словами, в которых таился яд. И я прозрела: на самом деле мне никогда не удастся заглянуть за эту маску, ни с кем, и отныне мне придется жить в постоянном страхе перед тем, что скрывается под личиной чужих благих намерений.

Мы с Беном замерли, не сводя глаз друг с друга — наверное, оба пораженные собственным новообретенным прозрением. Он отнял у меня очень многое, но, пожалуй, вера в людей и доверие к ним стали самой большой потерей.

Никто из нас не двинулся с места.

========== Часть 23 ==========

Монстр очнулся первым.

Бен провел рукой по вспотевшему лбу и убрал с лица упавшие волосы. С приглушенным смешком он отвел взгляд и сжал нож. В такой темноте трудно было разглядеть, но я чувствовала, что Бен дрожит.

— Как думаешь, что сказала бы твоя мать…

— Закрой рот! — прошипела я, в раздражении шагнув вперед. — Не смей говорить о ней!

Вновь раздался смех — уже более громкий, нескрываемый. Бен покачал головой.

— Да что ты вообще знаешь о Скарлетт?

— Все! Она была моей мамой!

Его как будто развеселил и одновременно раздосадовал мой ответ, Бен открыл было рот, явно собираясь сказать что-то мерзкое, как вдруг…

— Рей? Бен?

Все страхи в моем сердце растаяли в тот же миг. Я невольно заулыбалась, хотя еще недавно сомневалась, что помню, как это делается. Папа пришел, чтобы спасти меня!

Бен, понятно, не разделял моих восторгов. Надменный блеск в его глазах исчез, так же как нож из руки. И что он теперь придумает? Что ему остается? Я все расскажу отцу, и ему не избежать правосудия! На этот раз Бену не отбрехаться!

Зашуршали листья — и я наконец-то увидела папу, он был в так хорошо знакомой мне полицейской форме, и еще я с облегчением обнаружила пистолет на его бедре — господи, теперь-то я в безопасности.

Папа застыл, окидывая взглядом раскинувшуюся перед ним картину. Это был естественный инстинкт полицейского — его глаза цепко скользнули от меня к Бену, оценивая ситуацию, — но папа не потянулся к оружию, а просто прицепил фонарик к поясу.