Он рычит.

— Этой пизде Кайдел лучше там не появляться.

— Господи, да она же ещё ребёнок. Остынь.

— Она знала, что делает! — рявкает Бен, расхаживая взад и вперёд, и я чувствую, что в воздухе как будто что-то искрит. — Готов поспорить, поэтому она сюда и приходила. Слишком поздно. Ты моя.

У меня вырывается смешок, но его собственничество я не поощряю. То предчувствие снова тут как тут.

Мы встречаемся на том же месте, куда меня когда-то тянул голосок. Стемнело. Роуз и Джесс посмеиваются над укусами у меня на шее; Бен хватает меня и самоуверенно предлагает укусить ещё, а По с омерзением за нами наблюдает. Финн как будто отгораживает Роуз от Бена; возможно, он чувствует то, чего не чувствую я, но он всё время держит её возле себя. Роуз всё твердит про то, как он нежен, как трепетно к ней относится.

Бен подобным абсолютно не озабочен. Он тискает меня, точно ребёнок любимую игрушку, боясь, что её отнимут. По пути мы всё спорим и спорим друг с другом, даже оказавшись в тёмном, содрогающемся от музыки клубе, окутанном запахом пота и алкоголя. Я хочу, чтобы он перестал, блять, тянуть меня всюду за собой, а он — чтобы я заткнулась нахер и позволила ему это делать.

— Вы такие угарные, — смеётся Джесс, когда По уводит её на танцпол.

Я высвобождаю запястье из огромной руки Бена и шлёпаю по ней, стоит ему вновь попытаться меня сграбастать. Он рыкает на проходящую мимо Омегу, и та прикусывает нижнюю губу. Я замечаю, что несколько Омег как-то странно на него посматривают. Они явно волнуются, но в то же время проявляют интерес, следя за ним исподтишка. И я не понимаю почему.

Бен пьёт. И пьёт. И пьёт. Он начинает громко разговаривать и надо всем смеяться. Я проскальзываю на диванчик к Роуз и вижу, что она смотрит на него так же, как и другие Омеги. По бухой в хлам, Финн стремится его в этом догнать, а она наблюдает за Беном.

Я потягиваю пиво и качаю головой.

— Что, он пахнет так же нагло, как и ведёт себя?

Роуз на меня не смотрит. Она, должно быть, уже пускает слюни.

— Разве ты не чувствуешь? — мямлит она.

— Не чувствую чего?

Она зыркает на меня своими тёмными глазами и хмурится. Я чую, как рвутся наружу её омежьи феромоны, но течки у неё нет.

Она как-то нервно смеётся.

— Э-э… Рей, у Бена гон начинается.

Даже голосок слегка озадачен. Гон? Но я не ощущаю ничего необычного. Я размыкаю губы, чтобы втянуть витающие в зале запахи, но ничего аномального мой нос не улавливает. Разве не должна я чувствовать это так же, как он чувствует мою течку? Разве не следует мне слететь с катушек и наброситься на него? Я делаю ещё один глоток пива.

— Самая жара начнётся через пару дней, — спешно добавляет Роуз. — Омеги чуют это раньше.

— Оно и видно, — бормочу я, подмечая, что Омеги подбираются всё ближе.

Роуз вздыхает и закатывает глаза.

— Будто мотыльки на пламя, да? Я отсюда и с места не сдвинусь. Держу пари, к концу ночи он подерётся с По.

Они реально как будто заворожённые — передо мной разворачивается настоящий брачный танец, который я совсем не понимаю. Тысячи лет в рабстве у своих гормонов и побуждений, а всё там же, где и начинали. Бен — как валерьянка для кошек, и неподалёку от него ошиваются другие Альфы, нацеленные на зацикленных на нём Омег. Происходит нечто животное. Подспудное. Течных здесь нет; нет крови в воде, на которую стянулись бы акулы. Всё это едва заметно.

Я допиваю пиво и выхожу на разведку. Бен потягивает виски, развалившись на стуле и делая вид, что не замечает подкрадывающихся Омег. Он ловит мой взгляд, и я ощущаю исходящий от него пряный и терпкий шлейф — первые намёки на гон. В конце концов мы лишь животные, следующие выработанному эволюцией желанию размножаться.

Бен ставит стакан, наклоняется и притягивает меня к себе на колени. Я начинаю шипеть на сидящую чересчур близко девушку, и По разражается смехом. Финн уходит, стоит Бену прижать меня спиной к своей груди, и по какой-то неведомой причине все подступают ближе, чтобы поглазеть. Вокруг нас человек десять — совсем не много, но кажется, что их гораздо больше.

— Куда ты собралась? — произносит заплетающимся языком Бен. Он держит меня за бёдра и нюхает волосы. — Хочешь пойти домой и надеть что-нибудь из той хрени, что я сегодня тебе купил?

— Отъебись! — рявкаю я.

Напряжение в зале усиливается. Бен хватает меня за подбородок и пытается добраться до горла. Голосок что-то шелестит, не желая давать отпор. Теперь я чувствую вкус гона, и мой разум затуманивается, отказываясь ему сопротивляться. Бен растопыривает пальцы своей огромной руки, лежащей у меня на животе, и сосёт мою истерзанную железу, пока другие наблюдают за нами, перешёптываясь. Вот он, белый кит. Шанс увидеть подобное выпадает раз в жизни. Абсолютное доминирование над доминантом. У Омег от изумления челюсти отпадают.

Я становлюсь как желе. Голосок звучит всё громче и громче, и я понимаю, что происходит нечто немыслимое — гон Бена провоцирует мою течку. Я растекаюсь у него на коленях, и он, с трудом поднимаясь на ноги, тащит меня из бара. Мы не прощаемся с друзьями, потому что почти обезумели.

По пути домой, почувствовав, как всё внутри болезненно сжимается, я начинаю рыдать. Моё тело реагирует на гон Бена быстро и жёстко, как будто знает, что это единственный шанс залететь, а мне остаётся лишь плыть по течению.

Ты не в себе

Блять, это убого до невозможности. Бену приходится перекинуть меня через плечо, чтобы отнести домой, и весь оставшийся путь я истерично ору. Он дрожит, когда отпирает дверь, и ему так же хреново, как и мне. Едва успев войти, мы начинаем срывать друг с друга одежду. Я катаюсь по полу на животе, и Бену удаётся захлопнуть дверь ногой.

Он нависает над моей задницей, и я пинаюсь, рыча. Он рычит в ответ и пытается прижать меня к полу, но я отталкиваю его и удираю прочь. Мозг не в состоянии увязать между собой течку и независимость Альфы, и я уже нихуя не соображаю. Я насквозь мокрая и адски хочу, чтобы меня выебли, но от одной мысли об этом по коже бегут мурашки. Я не залечу. Не забеременею, не привяжусь, не полюблю.

Бен настигает меня в коридоре и тащит в спальню. Он изо всех сил пытается укусить меня за железу, чтобы получить надо мной власть, но я вою и кусаю его руку, пока рот не наполняет вкус крови. Я лягаюсь и кричу, пока Бен с утробным рыком буквально волочит меня в гардеробную. Я больше себя не контролирую. Я хочу его, но я в ужасе от него и от того, что может со мной случиться.

Запахи в гардеробной помогают мне расслабиться. Бен топчется у двери, его голая грудь вздымается, и он смотрит, как я плачу и корчусь на одеяле. В полумраке его тёмные глаза блестят от слёз.

— Я не знаю, что делать, — хрипит он. — Ты… ты этого хочешь?

Я хватаюсь за голову и зажмуриваюсь.

— Не знаю… Я не знаю!

— Вот и я тоже! — выкрикивает он срывающимся голосом. — Что мы, блять, вообще творим? Как нам с этим справиться? Как же всё это заебало… Я не смогу себе простить, если мы трахаемся, а ты не хочешь.

Который из голосов, вопящих в моей голове, мой? Узнаю ли я когда-нибудь? Смогу ли когда-нибудь согласиться на это по-настоящему?

Бен распахивает дверь гардеробной.

— Я иду в кризисный центр. Я так не могу. — Шатаясь и стоная, он идёт в спальню. — Не могу.

Я за ним не иду. Я не упрашиваю его вернуться, как велит мне природа, и не думаю о нём, пока мастурбирую в гардеробной ночь напролёт. Ничего из этого я не делаю. А зря.

====== Ultra Vires (За пределами полномочий) ======

мы нужны бену… СЕЙЧАС ЖЕ

Я сижу в ванне с ледяной водой, дрожа от холода, и пытаюсь обуздать жжение под кожей, которое подталкивает меня идти на поиски Бена. Нутро неукротимо сжимается, словно наказывая меня за то, что я сопротивляюсь неконтролируемому желанию трахнуться со своей парой, и с болезненным стоном я сгибаюсь пополам. Я никуда не пойду… я не грёбаная рабыня.

Какие же это мучения! Я продрогла до костей, ванна не особо спасает, и плюс мне уже плохо оттого, что я несколько часов подряд мастурбирую, пытаясь хоть как-то совладать с этой болью. Сейчас я слишком устала для этого, но внутри всё продолжает сжиматься от отчаянного желания облегчить страдания с Альфа-самцом. При мысли о Бене, который кусает мою железу, стремясь угомонить меня, пока трахает, по коже бегут мурашки. Блять, да ни за что!