Где я, что со мной. Что случилось? – тукала в висках мысль и пока что не находила ответа. В голове сверкали, какие-то неясные и путаные образы.

Вот маленький мальчик обнимает папу в красивой военной форме, и тот, улыбаясь, подбрасывает его вверх, а отец такой загорелый и счастливый. На его груди виднеются награды, крест ордена Мужества на красной колодке, а рядом, на голубовато-серой ленте медаль с танком и надпись «За отвагу».

– Мой папа офицер, он пришёл с войны и победил там всех бармалеев, он у меня самый смелый! – говорит мальчик другим таким же, как и он, сорванцам в своём садике.

Вот мама, прижимает его голову к себе и они вместе с ней плачут, не стесняясь своих слёз, а рядом стоят с виноватыми лицами дяденьки с большими звёздами на погонах и виновато переминаются с ноги на ногу. И на столе лежит коробочка со вторым орденом Мужества. Рядом нет отца, и никогда уже больше не будет.

Спортивная секция самбо, соревнования, и на груди у повзрослевшего мальчишки на красивой трёхцветной ленте свисает золотая медаль с цифрой I. И какой гордостью светятся глаза у мамы, что стоит в первом ряду среди зрителей.

Последний звонок, выпускной, и руки его девушки Маши на плечах юноши в кружении танца. Вступительные экзамены в РВВДКУ Рязанское Высшее Военное Десантное Командное Училище имени генерала армии В.Ф. Маргелова – кузницу офицеров ВДВ и Спецназа России. Лысая голова первокурсника, наряды вне очереди, недосыпание, эта вечная усталость и постоянное чувство голода.

– Эй «минус»! – Давай три «взлётку» лучше, сейчас опять всё по новой перемывать будешь! Как же тяжело здесь быть «первашом», и как же ему это всё суметь перенести!

И вот уже вторая курсантская полоска на рукаве форменной куртки. – А жизнь то налаживается! Полигонные стрельбы, ночные марш броски, укладка парашютов и свой первый прыжок. Это словно шаг в другую жизнь, когда преодолев себя и все свои страхи, ты рождаешься, словно заново для иной жизни. Какая же тишина там, в небе, под светлым шёлковым куполом! Такой тишины тут точно нигде нет на земле.

– А, нет, и здесь уже её тоже нет, вон как орёт от восторга Серёга с третьего взвода! Слышал бы это его ротный Иваныч, летал бы потом любитель образных выражений по внеочередным нарядам весь месяц!

– Третий курс – Мы уже «старшаки»! – Типа жизнь знаем, когда службу как следует тянуть нужно, а когда и где сачкануть можно – поняли. Всё бы хорошо, но как же тяжело даются эти основные английский и турецкие языки, а тут ещё этот арабский с немецким как дополнительные зубрить нужно! Ну, вот зачем нам забивать так этим всем голову, нас, что здесь на переводчиков что ли готовят? И так ведь времени свободного мало, лучше бы давали больше тактики что ли, или на стреловую подготовку упор делали!

Снова соревнования: самбо, рукопашный бой, бег на длинные дистанции, стрельба с боевого оружия и метание всего того что можно метать. – Ооо, а со мной уже считается сам начальник курса. – Егоров, ужен хороший результат по стрельбе на округе!

– Постараемся товарищ полковник!

Четвёртый, пятый курсы, выпуск и вот оно долгожданное распределение по частям. На голубых погонах блестят по две лейтенантских звёздочки и блестят слезинки в глазах у мамы. Мама, мама, милая мама, не плачь, пожалуйста, всё у меня дальше будет хорошо! Послужим Родине, как и положено на Руси. А то, что Машка не захотела стать женой военного и выбрала для себя богатого коммерса – так это не беда мама. Значит, не моя то была судьба, а чужая. – Моя? – А моя, выходит, что где то меня ещё ждёт.

Служба в бригаде, Кавказ, и тот первый бой в горах. Старлейские погоны, Сирия, последний патрульный выход, горящий БТР, удар, огненный всполох, боль, темнота, всё…

И вот всё это, каким-то образом перемешивается уже с другими яркими образами, словно бы в каком-то гигантском калейдоскопе.

Большой двух этажный дом помещичьей усадьбы с высоким каменным крыльцом на входе. Мама в длинном платье и в кружевном платке на плечах. Слева от неё стоит моя сестра Анна, по правую руку уже совсем взрослый брат Павел, а сам я стою чуть впереди всех, смешно пританцовывая на месте от нетерпения. К нам правит коляску наш кучер Савелий в большой чёрной картузной шапке на широкой бородатой голове. Вот из неё, неловко выбравшись, ковыляет к нам, сильно припадая на левую ногу высокий и худощавый, уже довольно немолодой мужчина в военном камзоле и при шпаге.

– Ну что же ты стоишь Лёшенька, иди к батюшке, он ведь к нам вернулся с войны!

Болезнь и смерть мамы, отчаянье, чёрная тоска и горячая детская обида на весь этот жестокий окружающий мир, оставивший совсем маленького мальчика один на один со всеми его страхами, обидами и трудностями без защиты самого близкого и дорогого человека на свете.

Образ матери потихоньку тускнеет и заслоняется в сознании новыми образами. Вот противный учитель француз Мишель шипит на непоседливого мальчишку, которому ну никак не даются эти проклятые языки.

Проказы с дворовыми мальчишками из усадьбы и деревеньки, порки лозой и гнев сурового батюшки: – Лучше до смерти тебя засеку неслуха, чем ты потом будешь нашу фамилию позорить!

Довольный вид Павла. Он и сам никогда не упускал случая дать подзатыльник своему младшему брату, да и жена его как раз ему под стать, та ещё мегера Ольга.

А вот дядька Матвей – мой воспитатель и единственный человек кому я был по-настоящему не безразличен в этом мире. Он пожилой отставной солдат, без рода и без семьи, возится со мной как со своим родным сыном, мается мной сердешный. Где бы я не был, в драке ли с дворовыми крестьянскими мальчишками, в ночном ли на выпасе коней, на ловле ли рыбы бреднем в местной речке Малиновке, везде он ходит за мной по пятам словно тень. Его весёлые и добрые глаза, спокойный и уверенный голос, крепкие, всегда готовые к помощи руки постоянно присутствуют во всех моих видениях.

– Ляксей Петрович, вам рану лучше подорожником приложить, вот так вота как я. – Плюнул, чуток размял его пальцами, чтобы из листа немного соку вышло, и прижал потом к болячке посильнее, глядишь, а юшка то и перестанет тогда течь. – Подорожник – это первое дело при таких вот царапинах. – А если при больших ранах в бою, то лучше бы чтобы перетянуть руку или ногу повыше, а не то ведь и помереть недолго, коли юшки слишком много из того телесного пробою выбежит. Помню, вот при Кунерсдорфе, значится, дело было, когда пруссаки уже думали, что нас разбили совсем, а фельдмаршал то Пётр Семёнович Салтыков как скомандовал нам тогда эдак грозно – Всем русским в штыки! Вперёд братцы за матушку императрицу Елизавету Петровну! Ну, мы и дали тогда там этой немчуре! Однако сколько побитых то тогда было, а ранетых то сколько, эээх! Мне вот самому там штыком Фридриховый гренадёр это плечо пробил, я уж думал всё, отвоевался теперяча совсем. Однако же выкарабкался как то вот. Но юшки, конечно, много тогда потерял, занедужил потом и ослаб сильно. Это уже после того меня в команду особых стрелков определили, как раз под начало вашего батюшки. Я ведь сам сын лесника как-никак, стрелял метко и проворен был по молодости весьма. Ну а потом уже, когда его сиятельство граф Панин нас в батальоны свёл, мы, стало быть, и стали, потом называться егерями. Нам и одёжу особливую, и фузеи укороченные выдали, всё для особого прицельного боя стрелками. А папенька ваш уже тогда с тем прусским штуцером никогда не расставался, он его у херманского охфицерского егеря отбил, так что неспроста он вам не даёт его просто так пострелять. Потому как дорог он для него и памятен очень. И на такие рассказы дядька Матвей был весьма богат. Можно было часами слушать его байки о грозных баталиях и о военных походах, представляя себя на его месте или же вообще на месте самого батюшки.

Но особенно хорошо было с дядькой на охоте. Это увлечение всецело захватило их обоих, а после того как на двенадцатилетние батюшка подарил ему потёртую и старенькую кремнёвку, то яркие образы в сознании бежали от картинки к картинке всё быстрее. Осенняя гусиная охота на болотах, первый, добытый им самостоятельно заяц русак, выскочивший из небольшого перелеска в поле. Сбитый в бору с ветки красавец тетерев-косач. Утреннее, на самой зорьке глухариное токовище и клёкот красавцев косачей. Струящийся из ружейного ствола дымок и этот особенный запах сгоревшего пороха. Костёр у шалаша и запеченная в малиновых углях только недавно добытая на болоте утка. А вот и последнее видение – они с дядькой Матвеем бегут под ливнем по полю, а сверху страшно грохочет гром. Нужно поскорее укрыться под вот этими большими берёзами на островке, затем страшный грохот, яркая вспышка, удар, жар и боль, а потом всё…полная темнота и тишина.