Он швырнул на зеленое сукно игорного стола увесистую папку.

– И теперь это можно спустить в нужник, потому что другого применения нет!

– А ты думаешь, Вальдерасу было легче, когда он рунный принцип открывал? – робко попытался кто-то разрядить обстановку.

Уловка удалась: Агнеда всегда включался в любые разговоры о своем кумире. Вот и теперь он ухмыльнулся:

– Господа, ваши данные устарели! Теперь открытие рун модно объяснять помощью Шести! Если б не они – он бы ни одной руны не открыл!

Официант наполнил шумному гостю бокал.

– За вас, господа! И за проныру Вальдераса, обдурившего Шесть!

Агнеда залпом опустошил бокал. Он смотрел на раскрасневшиеся от вина лица, но мыслями был не здесь. «Прости меня, Вальдерас, прости меня, мой кумир, что я непотребно использую твое имя на потеху невеждам и бездарям. Ты отчаянный поэт и мудрый воин… Но как, как в твою голову пришла мысль о рунах? К кому обращался ты в своих молитвах, светловолосый царь смуглых ульмийцев?! Ты, такой же временный сгусток дхарм, как и любой из нас, как ты понял, куда устремиться мыслью и чувством?»

Агнеда осушил еще бокал, и еще. Давние сомнения, тенями скользившие по горизонту мысли еще со студенческих времен, гонимые разумом многие годы, вновь набирали силу и плоть… Как Вальдерас совершил невозможное?! Как Агнеде совершить невозможное?!

Его отвлекло прикосновение точеной мраморно-белой руки…

– Лис?

– Я была неподалеку по делам… Мне универсалы позвонили. Не вышло?

Агнеда коротко кивнул.

– Ты ведь знала, что так и будет, когда предупреждала, что разрыв с Альтирэ дорого мне обойдется?

– Я знала, что с ней поток дхарм очень быстро принес бы тебя к Ксантии.

– Но как?! Альтирэ – невероятно талантлива, однако она всего лишь мастер аэдических искусств нашего университета, она не состоит ни при одном министерстве, а связей у нее столько же, сколько у него! – кивнул он в сторону официанта.

– У него, может, даже больше… – улыбнулась Лисантэ. – Но есть второй поток, и мы сейчас в нем. И… Я не знаю, ничего подобного в жизни не испытывала, но он как будто устремлен за пределы всего известного, куда-то, что не постичь…

– А Ксантия? Он принесет нас к Ксантии?

– Я не знаю, Агни. Но ты совершишь нечто непостижимое…

Нечто непостижимое… Он закрыл глаза. Лис хоть и одаренный стратег, но все же влюбленная женщина: может, и нет никакого потока, а она просто пытается его ободрить. Нет, не его дело доверяться потокам и выискивать лучший. Он великий Агнеда Руквола, он аэд, в его власти менять карту течений, а не выбирать между ними. Что ты сделал невозможного, Вальдерас, что не смог сделать никто после тебя?!

Почти непроизвольно, почти не отдавая себе отчета в своих фантазиях, он представил древний альгирдовый портал Ярмионского храма и каждую руну Шести на его окружности. Впериваясь в них внутренним взором, Агнеда сосредоточился на безграничном отчаянии и безумной надежде. «Шесть! Ни один аэд, начиная с первого, не взывал к вам! Мы свергли ваших халитов, мы отказались приносить вам жертвы, мы правили Шестимирным Ульмом, пока не опьянели от собственной власти! Ни логики, ни вы не осилили бы нас – только внутренний червь, подтачивающий основания нашего здравого смысла и чувства реальности… Но сейчас, Шесть, я, ваш давний, ваш страстный враг, оспоривший у вас право распоряжаться движением дхарм, я призываю вас к перемирию…»

– Молитва, меньше всего походящая на моление… Я бы даже назвал ее высокомерной, если б не ваше отчаяние, господин Руквола.

Агнеда вздрогнул от неожиданности и открыл глаза. За столиком сидел незнакомец с настолько невыразительной внешностью, что восстановить в памяти черты его лица не получилось бы, стоило отвернуться. Пожалуй, такое лицо вообще можно было назвать двухмерным пятном, если бы не слепяще яркие, альгирдово-зеленые зрачки.

Лисантэ и обычно рассудительный Оруба смотрели на незнакомца так же ошарашенно, будто тоже не понимали, как он появился.

– Вы ведь осознаёте, что неудача постигла вас вовсе не из-за Серого Тирана! – невозмутимо продолжил тот. – Вы же сами отказались от очевидного пути до Ксантии, хотя дхармы вас туда несли задолго до вашего рождения. Вы играете с потоками, природу которых не постигли, и надеетесь произвольно менять начертания вселенной, минуя последствия?

– Я не понимаю… ни кто вы, ни что хотите сказать…

– Я… я турист. В Антарионе проездом. И я зашел сыграть. Это ведь игорный дом?

– Так играйте!

– Я за вашим столиком, господин Руквола. И играть намерен с вами.

– А я не намерен! Найдите других, – грубо отрезал Агнеда.

Незнакомец привстал и, нагнувшись над столиком, вкрадчиво прошипел в ухо Агнеде:

– Но звали-то меня – вы… Портал Ярмионского храма, руны Шести перед мысленным взором… – И, снова усевшись, он уже громко, так, чтоб все слышали, добавил: – Соглашайтесь, господин Руквола! Пути в Ксантию неисповедимы!

– Агни, это опасная затея, – шепнула Лисантэ. – Пойдем домой.

– У меня тоже дурное предчувствие, – присоединился рассудительный Оруба. – Пожалуйста!

Агнеда колебался. Незнакомец устремил на него пронзительный альгирдовый взгляд:

– Еще и вправду не поздно отказаться, господин Руквола. Но тогда забудьте про Ксантию. Ее течение продолжит свой ток уже без вас. Спросите у нее, она подтвердит! – кивнул он на Лисантэ.

– Со мной обычно никто не решается играть: я могу чаровать, не открывая рта. – Агнеда в последний раз попытался вырваться из иррационального потока дхарм, в который погружался.

– Чаруйте сколько угодно, хоть с открытым ртом, хоть с закрытым! Ставка?

– Тысяча талерионов.

– А вы на разгон, как я погляжу, вообще времени не тратите?! – Незнакомец уверенным движением встряхнул в зажатых ладонях кости.

Сердце обычно рассудительного и спокойного Орубы Матара заныло от режущего предчувствия, но он зачарованно следил за правой рукой незнакомца: на указательном пальце в неровном свете свечей поблескивал перстень. «Какой зеленый камень, – подумал Матар, – словно альгирдовый… Ерунда, нет, конечно. Может, и не камень вовсе, а шутка ювелира, отполировавшего бутылочное стекло?»

Игра накалялась. Деньги переходили из рук в руки, ставки росли. Вокруг играющих собирались любопытствующие. Удача все чаще отворачивалась от аэда. Он проиграл уже сбережения, дом и библиотеку, которую собирал всю жизнь…

– Мне больше нечего ставить. У меня есть только это, – Агнеда указал на увесистую папку с проектом археологических исследований.

– Шесть нуждаются не в бумагах, а в жертве, господин Руквола. Вы отказались от их дара – и теперь должны заплатить.

– О чем вы?

– Ну подумайте сами! От кого вы отказались? Ради кого? Вы же знаете, как нарушили ток дхарм и, следовательно, что нужно делать, чтоб его восстановить. Если вы устремлены в Ксантию, конечно…

– Лисантэ? – сам не до конца понимая значения слов, спросил Агнеда. – Я… Мне ЕЕ поставить?

– Ставка принята, – торжествующе ухмыльнулся незнакомец. – Ну, посмотрим, примут ли ее Шесть… – И по зеленому сукну покатились брошенные им восьмигранники, мелькая чертами рун Шести…

Подобного еще не случалось в почтенном игорном доме «Удача в кармане». Подобного вообще не случалось ни в одном игорном доме Сайтэрры с тех пор, как в Антарионе отменили рабство.

– Вы оба не в себе! Ставка незаконная, просто невозможная ставка! Остановитесь, или я вызову Саргат! – Растеряв всякую рассудительность, Оруба, как умел, скрывал переполнявшую его иррациональную жуть.

– А я полагаю, – невозмутимо ответил незнакомец, – это должна решать дама. Если она согласна, то на что вам жаловаться?

Лисантэ хоть стала бледнее, чем обычно, но оставалась как будто спокойна.

– Я согласна, – шепнула она.

– Лис?! – возразил было Оруба.

– Не смей вмешиваться, – и в ее голосе прозвучало нечто, заставившее Орубу отступиться.

В зале столпились уже все посетители игорного дома из всех корпусов: не только аэды, но и логики, и универсалы. Никогда столько людей не собиралось в корпусе аэдов. И никогда не стояло такой тишины. Удар об стол падающих костей…