Я точно знала одно – что она поступает глупо, но насмешливый голос внутри меня шептал, что и мне придётся окунуться в какие-то тёмные воды, в которые попала Ольга, и, наверное, тётя Люба, а, может, и вообще попадают все женщины в мире, сколько их ни на есть.

Я приехала в Мальцево в первых числах июля, почти в то же самое время, как в прошлом году. Анютке было уже четыре, она часто гостила у бабы Зои, которая особенно выделяла её за похожесть на любимого внука Сашу. Девчонка переняла бабушкины повадки, стала охать и ворчать:

– Вы картошку-то зачем на старо место посадили7 Вы чё думаете головой-то своей? А где горох? Где горох, язви вашу душу?

Анюта качала головой и всплескивала маленькими ручками.

Марине было три, и она оставалась тише и задумчивей, чем сестра, только ещё сильнее пристрастилась к «кабаске», а заодно и к паштетам из жестяных банок. Темноволосый большеголовый Илюха ползал по деревянным доскам, по полу, по дощатому тротуару, а то и прямо по траве, пробуя мир на ощупь, на запах и вкус.

Весной на день рождения Анютке подарили чудесную книгу русских народных сказок, адаптированную и с яркими картинками. Я читала эту книгу девчонкам по вечерам, давала им погладить мелованные страницы. Мы вместе укладывали спать кукол, а Анютка ещё обязательно доила корову. Коровой у неё служил стул с привязанной к сиденью короткой верёвкой. Анюта сосредоточенно дёргала за верёвку, подставляла под стул ведёрко для песка, и, «надоив» полное, с чувством выполненного долга собиралась спать. Маринка и Илюха подчинялись в играх старшей сестре и часто были как бы за её «ибятишек».

– Золушкой будет девка, – предрекала ей тётя Люба.

– Нет, это комсомольская активистка, – спорила я.

Тётя Люба за этот год похудела лицом, её серо-зелёные глаза казались больше, в них поселилась какая-то горечь. Шутила она реже, зато глубже, притом часто с серьёзным выражением лица.

Дня через три-четыре после приезда мы пришли в дом тёти Вали. Там в то время жил, как нам уже было известно, старший дяди Витин сын Семён со своей молодой женой и маленьким ребёнком, и младший сын Гриня.

Мы ещё только зашли во двор, как я увидела Гришу – крепкого парня лет двадцати пяти, непохожего внешне на высокого узколицего брата. Он сидел на крыльце, одетый в джинсовый комбинезон на голое тело, и крутил в пальцах зажигалку.

– Привет, тётка, – бросил он приветствие родственнице.

И тут, кажется, заметил мою персону. Я была одета в светлые бриджи и бело-голубую футболку поло, но он посмотрел на меня так пристально, что я заволновалась и подумала: может, что-то не так с моей одеждой?

– И откуда же к нам такая красавица? – осведомился Гриня.

– Из института, из города, – деловито ответила тётя Люба вместо меня.

– А я и в городе жил, и там вас не видел. Студентка, комсомолка, спортсменка и просто красавица? – играя бровью, спросил он.

Я промолчала, и тогда Гриня продолжил:

– Надолго ли вы хотя бы посетили наши края? Надеюсь, что надолго.

– На месяц, наверное.

Гриша перестал говорить мне «вы» и обращаться дурацким высокопарным тоном.

– Садись, поболтаем. Семечек хочешь?

Я оглянулась на тётю Любу – она как раз входила внутрь вместе с хозяйкой дома. Первым моим движением было рвануться за ними, но показалось невежливо и по-детски вот так убегать.

Гриша перебрался со ступенек крыльца на скамейку, я села рядом.

– Ты чем по жизни занимаешься? – непринуждённо спросил он.

Я обескураженно ответила:

– Так тётя Люба же сказала, что учусь… Закончила второй курс.

– Ну да, ну да… А что учишь?

– Русский язык и литературу.

– А много у вас парней в группе?

– Четверо.

– У-у. Мало. Приходится в других местах искать, да?

– Да, – пожала я плечами.

Он расспрашивал меня об учёбе, о моей жизни в городе, и я, отвечая, чувствовала себя глупо: было видно, что всё это ему малоинтересно. Однако почему-то Гриша продолжал спрашивать, и таким тоном, будто я была его старой знакомой, например, одноклассницей, и вот приехала после нескольких лет отсутствия.

Он не говорил ничего пошлого, просто веселился и пытался сыпать шутками, как его отец, но мне почему-то было не по себе. Я разрывалась между желанием сейчас же встать и уйти и возникшей тягой к этому человеку.

– Ты почему к нам раньше не приходила? – самым участливым тоном спросил Гриня.

– Я приходила…

– Приходи завтра, – он взял меня за руку выше локтя. – Сейчас тётки там поболтают, вы уже уйдёте. А завтра к вечеру приходи. Или нет, – внезапно передумал он. – Я лучше сам за тобой заеду. Покатаемся!

Вечером после бани я заплела влажные волосы в косички, чтобы они стали волнистыми. Проснулась я уже с мыслью: «Сегодня приедет Гриша», и сама удивилась тому, что, оказывается, со вчерашнего вечера не выпускала его из головы.

Днём я решила испечь бисквит со смородиновым вареньем. Он удался на славу – высокий, с золотистой корочкой. Я предвкушала, как угощу этим пирогом Гриню.

Он приехал вечером вместе с матерью. Тётя Валя, сразу угадав, что её сын понравился мне, стала смотреть на меня влюблённым взглядом. Когда все сели пить чай, я с гордым видом поставила на стол свой пирог.

– И печь-то она умеет! Славная девочка! – воскликнула тётя Валя.

Гриша довольно ухмылялся, смотря на меня уже так, словно я была в его распоряжении. Я же чувствовала, как он скользит по мне взглядом, и продолжала сидеть как прикованная на своём стуле. Наконец Гриня поднялся, с чувством потянулся и нарочито лениво произнёс:

– Да, кстати. У меня для тебя кое-что есть.

Он снял с вешалки куртку и небрежно извлёк из кармана какой-то браслетик из жёлто-оранжевых, похожих на янтарь, камушков. Протянул его мне.

Я опешила от удивления и промямлила невнятное «Спасибо». Было даже неясно, радоваться или нет. Приятно получать подарки – но от человека, с которым познакомились только вчера?

Видя мою растерянность, тётя Валя ободряюще сказала:

– Ну, поцелуй его!

Она, конечно, имела в виду, что надо поблагодарить за подарок невинным поцелуем в щёчку. Но я, захмелевшая от обилия противоречивых впечатлений, кинулась к Грише, как птица на силки, и впилась губами в его губы.

– Ого, – только и сказал он, мягко и не полностью отстраняя меня от себя. – Как свежий деревенский воздух действует на девушек! Ну что, поедем, покатаемся? Виды посмотрим?

Я хотела ещё пойти причесаться получше и надеть кофту без выреза. Но меня так переполняли чувства стыда и волнения, что хотелось как можно скорей сбежать из дома. В глубине души мне казалось, что я делаю что-то не совсем хорошее, и не хотелось, чтобы это видела тётя Люба, хотя та ничем не выражала какого-то несогласия.

– Покажу тебе наши места, – всё тем же непринуждённым тоном говорил Гриня, уже сидя в машине. – Тут у нас красиво.

– Я на кармановском покосе была, и на ушаковском, – подхватила я тему.

– Это, получается, на запад. А мы с тобой чуток на север проедем. В сторону, где старое Мальцево.

– Меня тётя Люба обещала свозить туда, но так и не успела.

– Ну вот, а мы с тобой прокатимся. Тебе понравится, – ободряюще сказал Гриня и как бы невзначай положил свою руку на мою ногу.

У него выходило всё как-то до ужаса просто, и это неожиданно начало нравиться мне. По дороге Гриня рассказывал мне разные байки про своих знакомых, ничего при этом не говоря о себе. Он был и похож, и не похож на своего покойного отца: постоянно балагурил, только получалось у него не так смешно, как у дяди Вити, а порой и совсем несуразно. Чертами лица он отчасти напоминал мать, но рыжеватые волосы и серо-зелёные глаза у него были отцовские.

Мы проехали мимо старого кладбища с проржавевшими кое-где металлическими перегородками, мимо берёзовой рощицы и оказались на малонаселённой улице из десятка или дюжины домиков.

– Это и есть старое Мальцево? – разочарованно спросила я.

– Оно самое, – отозвался Гриня таким довольным тоном, будто сам построил эти домики. Там в сторонке ещё одна улица есть, с магазином. Ну, поедем дальше?