Сейчас мы поехали вшестером – четверо мужиков, включая Сашку, тётя Катя Ушакова и я. Не было ни Ленки (она дохаживала уже седьмой месяц беременности), ни даже старого Ушакова, который мог бы меня побаловать чайком. В Сашкином тракторе без бортиков я ехала, вцепившись для надёжности в мешок цемента, с самым серьёзным видом, понимая, что сегодня трудиться придётся не на шутку.

– Девушка, а ты бы кого хотела себе родить? Мальчика или девочку? – решил позаигрывать со мной рябоватый плотный мужичок.

Я буркнула, что не знаю, но он не отставал, и тогда я сказала, что, наверное, мальчика.

– Ну и правильно. Зачем тебе девочка? Ты же сама девочка. А ты знашь, я ведь и мальчика, и девочку умею делать, – шутливо похвастался мужичок.

– Знаем! Вон у тебя дома оба сидят, а в придачу к ним дедушка и бабушка, – отшила непрошеного ухажёра тётя Катя, вызвав всеобщий смех.

Поели мы наскоро и принялись за работу. Я старалась поспевать за остальными, но мне явно не хватало сноровки и опыта. Часа через два я уже чувствовала, что натёрла мозоли, несмотря на перчатки. К концу «смены» по спине у меня катился пот, но, на удивление, сильной усталости не чувствовалось.

Сашка привёз меня на тракторе прямо до дома и отчитался бабе Зое:

– Семь копён поставили. Сено ещё не просохло, да дождь будет. Потом, как солнышко выглянет, разобьём, просушим.

Наливая себе кипяток, нарезая хлеб, он как бы невзначай добавил:

– Настька тоже хорошо работала.

– Откуда ты знаешь, как копны ставят? – удивлённо спросил Вася. – Ты же городская.

Я пожала плечами:

– Мама говорила, у меня дед по отцу был председатель колхоза.

– Ну вот, как кого городского ни возьми – так родня-то всё равно из деревни, – довольно сказала баба Зоя, одобрительно похлопав меня по спине.

За ужином она вытащила для меня и Сашки по парочке шоколадных конфет, которыми, по своему обычаю, награждала только чем-нибудь отличившихся.

Гальке, конечно, это не понравилось, и она решила в ту же ночь продемонстрировать мне своё превосходство. Устав за день, я ушла спать пораньше, но только стала чувствовать, что проваливаюсь в дремоту, как услышала смешки, а потом и стоны. Стонала Галька громко, явно желая, чтобы мне было слышно. Я вздохнула, вытащила из-под кровати прочитанный уже на две трети «Собор Парижской Богоматери», почитала немного, и сморенная усталостью, всё-таки отключилась.

Утром на кухне Галька, со вкусом потягиваясь, спросила меня:

– Мы тебе сегодня не мешали?

– Да нет…

– Хорошо, – лукаво сощурила она серые глаза. – А то, знаешь, я привыкла эмоций не сдерживать. Когда хорошо мне – то не могу молчать…

Я почувствовала обиду не столько от того, что мне так явно указали на мою неопытность, сколько от того, что я ведь не сделала Гальке ничего плохого, а она всё равно невзлюбила меня. Впрочем, через какое-то время я поняла, что она преподала мне урок: никогда не удаётся быть хорошим для всех, не стоит к этому и стремиться.

Вася, однако, всё равно не отставал от меня, навязчиво и подробно рассказывал, как он с отцом разводит пчёл, какие ставит ульи и сколько собирает мёда, как ловит рыбу ставными сетями и на самоловы. Мне иногда казалось, что ему просто одиноко, и я из вежливости пыталась слушать его. Но всё-таки он был изрядно докучлив и неприятно любезен, а, самое главное, я прекрасно видела, как эти его разговоры злят Гальку, и меньше всего хотела вносить между ними разлад.

Я съездила на покос ещё три или четыре раза, потом Сашка сказал, что управятся без меня. К тому времени поспела красная и чёрная смородина в бабушкином огороде, и Лена для компании тоже пришла к нам её собирать.

– Вы что, предохраняться не умеете? – насмешливо спросила Галя, глядя на Ленкин круглый живот.

– А тебе что? – присовокупив матерок, ответила та.

– Да ничего… Пожили бы хоть немного для себя. Молодые же ещё.

Галька томно вздохнула, потянулась и мечтательно прибавила:

– Сидим мы в этих проклятых деревнях, копаемся в земле, а съездить бы, мир посмотреть!

– Кто-то должен и в земле копаться, – парировала Ленка. – Кто же будет народ кормить? Картошку, тыкву сажать, коров доить. Вот это и оказались мы.

– Ну да, ну да, – снисходительно согласилась Галька. – Только вот почему именно мы? Некоторые свободно живут, ездят везде, в страны всякие. А тут мужики эти, дети… свёкры до кучи.

– Как без мужика жить? Вот Сашка иной раз достанет, думаю: как задолбал! А если он уедет по работе хотя бы на день, я без него места себе не нахожу. Думаю: как он там? Доехал бы благополучно… И, когда он дома, уснуть одна не могу. Он шарахается по комнатам, я его зову. Иди, говорю, сюда, угомонись уже! Без него чего-то не хватает…

– А я знаю, чего, – прикусила пухлую вишнёвую губу Галька, кошачьим взглядом в упор глядя на Сашкину жену.

– Да пошла ты! – озлилась Ленка.

Незаметно подошёл август и Маринкин день рождения. Лена попросила меня прийти с утра, помочь ей накрыть на стол. Санька в тот день работал и должен был явиться домой только к вечеру, но переносить праздник Ленка не захотела. Когда я пришла, она вручила мне список для магазина, в котором среди прочего значились две бутылки водки и полторашка пива, и попросила принести всё поскорей.

Мы вдвоём сделали куриные котлеты, три салата, наготовили бутербродов. Анютка и Марина суетились около нас, ухватывая со стола то краюшку хлеба, то кусок огурца. Когда всё почти было закончено, Ленка вдруг сказала мне:

– Пойду-ка я полежу. Знашь, устала… Гости придут – ты сама встречай, скажи, я минут через двадцать выйду.

Я отправила её отдыхать, заверив, что всех впущу и посажу за стол. Пришли Ушаковы, Васька и Галька, ещё трое каких-то незнакомых мне и не слишком приятных на лицо людей. Лена вышла к столу в длинном сером платье, похожем на старинную домотканую рубаху, и цветом лица мало отличалась от своего наряда. Я тревожно смотрела на неё, пока гости ели, пили и тискали девчонок.

В какой-то момент Ленино лицо как будто свело судорогой, и тут сидящая напротив раскрасневшаяся от вина Галька испуганно вскликнула:

– Ма-ать! Да ты что, рожаешь?!

Ленка молчала долгие секунды, а потом смиренно кивнула:

– Вроде да.

Неизвестных мне гостей как будто сдуло ветром, дядя Толя Ушаков стал громко сокрушаться, что его УАЗик сейчас сломан. Вася побежал искать машину, и Галька утянулась вслед за ним.

Мы остались с Леной вдвоём. Она прилегла на маленькую тахту со спинкой, где спала Анютка, и, облизнув пересохшие губы, попросила меня:

– Настенька… Там на кухне в хлебнице документы в файле лежат, приготовь…

Я принесла бумаги, потом стала доставать из шкафов и тумбочек нужные вещи для роддома.

– Ты прости уж, что так вышло, – извинялась Ленка. – Мне же ещё не срок. Я думала, только к концу месяца рожу или вовсе в сентябре…

Я погладила её по худым загорелым рукам, на которых выступали вены, отчаянно желая успокоить:

– Это ты меня прости, что я смотрела и не догадалась, что ты скоро родишь. Сейчас Васька придёт, на машине повезут тебя в райцентр…

Лена не стонала и не кричала, но по её тяжёлому шумному дыханию и по тому, с какой силой она упиралась ногами в спинку тахты, я догадывалась, что ей несладко. Девчонкам я включила «видик» со «Смешариками», чтобы не бегали по дому, а сама сидела на полу рядом с Ленкой, изо всех сил желая, чтобы поскорей нашлась машина.

Когда глухо стукнула дверь, я подскочила, думая встретить Ваську, но внезапно увидела не кого иного, как тётю Любу. На мгновение я застыла перед ней в немом удивлении, а потом кинулась ей на шею. Тётя Люба здесь! Значит, всё теперь будет хорошо.

Оказалось, её подвёз на машине дяди Витин старший сын Семён. Чисто случайно она сразу по приезду решила пойти навестить Лену и тут столкнулась с бегущим куда-то Васькой.

Машину для Ленки пригнали. Помогая ей усаживаться, тётя Люба отчитывала молодую мамашу: