Все взрослые старались растянуть полученный кусочек хлеба на целый день. Резали его на небольшие дольки и прятали.

Костя тоже прятал свои дольки, он не съедал все сразу.

До сего времени передо мной стоит образ мальчика с удивительно серьезными глазами на бледном, без кровники, лице. Он целыми днями сидел на деревянной лошади-качалке, которую соорудил ему отец и, обняв обоими ручонками шею лошади, тихо раскачивался.

Я не помню, чтобы он чего-то просил или плакал. Дети рабочих учились терпению с пеленок.

…

Из детей – двоих спасти не удалось. Сначала умерла Нина, а затем Костя.

В нашей семье не было привычки плакать и причитать. Но я видел, как мать уголок фартука украдкой прикладывала к глазам.

Похоронив детей, отец долго ходил сумрачным.

Обычно, вернувшись с работы, умывшись и расчесав волосы, он или рассказывал о том, что у него интересного было на работе, или же просил почитать газету.

Теперь он замолк. Молча ходил по комнате, смотрел по сторонам, и мне казалось, что он ищет что-то.

Иногда он сурово произносил: «Не уберег. Силы не хватило» – и уходил из дома.

Как и Алексей Блохин, Василий Емельянов не удержал свою птицу удачи. Жизнь с ее непоколебимым реализмом равнодушно столкнула выскочек обратно в натоптанную колею. Мечта об образовании рухнула, в 15 лет Васе пришлось бросить и реальное училище, и бесплатную стипендию, и отправиться работать на нефтепромыслы – в одиночку отец никак не мог вытянуть младших детей, и ситуация в семье становилась все хуже и хуже.

В. Емельянов в классе, где он учился полвека назад.

Но вскоре после этого случилось событие, которое крест-накрест перечеркнуло планы миллионов людей – в феврале 1917 года в России произошла революция. А в октябре – еще одна.

Тогда, в 1917 году, сразу же после Октябрьской революции, 16-летний Василий Емельянов стал бойцом отряда Красной Гвардии в Азербайджане.

И меня этот выбор после прочитанного совсем не удивляет.

Вместе с ним сражаться добровольцами за революцию отправились отец и младший брат – 15-летний Николай. Шесть месяцев у персидской границы в ауле Молассанны, где в 1918 году была размещена рота, в которой служил Емельянов.

Затем Вася – в вооруженных отрядах Бакинской коммуны. После захвата Баку турецко-азербайджанской Кавказской исламской армией и установления власти мусаватистов – в большевистском подполье.

Там он вступает в партию, в 18 лет избирается секретарем подпольной партийной ячейки рабочих телефонной станции.

Расчетная книжка В. Емельянова на телефонной станции в Баку. 1920 г.

В общем, все та же обычная биография в необычное время.

Подполье. Партия. Боевая группа местной партячейки. Активное участие в бакинском восстании и вооруженном захвате города. Участие в подавлении мятежа остатков Дикой дивизии. Заявление об отправке на польский фронт. Но повоевать с Пилсудским Васе не довелось – Емельянов свалился с малярией и был отправлен на лечение в госпиталь. Дальше…

Дальше он сам так описывал случившееся в своих мемуарах: «Я был в военном госпитале, когда получил извещение, что мне предлагают пойти учиться. Малярия. Приступы через день. Хинина не было – меня поили настоем хинной корки. В ушах стоял постоянный звон, а во рту горечь и полная атрофия вкусовых ощущений. Но я хорошо усвоил сказанное когда-то дедом: «Были бы кости, мясо всегда нарастет». Учиться в Москву я поехал вместе с Тевосяном».

Да, Ваня Тевосян не забыл старого товарища по бакинскому подполью, вместе с которым они еще при мусавитистах пытались сдать экстерном экзамены за курс реального училища.

В начале 20-х Тевосян привез в Горную академию целую делегацию молодых бакинских коммунистов. Кроме Емельянова в бакинское землячество входили уже упоминавшийся Ваня Апряткин и Феликс Зильбер (второй справа в верхнем ряду), сын классика латышской литературы Мориса Эдуарда Зильбера, более известного под писательским псевдонимом Судрабу Эджус.

Отец Феликса был не только писателем, но известным революционером, и после активного участия в революции 1905 года был вынужден бежать из Риги и 11 лет учительствовать в Баку.

Феликс Зильбер

Впрочем, пора уже познакомиться с этим таинственным Ваней Тевосяном. Видите в правом нижнем углу парня-кавказца в кожаной куртке? Это он.

Иван Тевадросович Тевосян, как вы наверняка догадались – армянин по национальности.

Именно Иван Тевадросович. Привычное «Иван Федорович» – русифицированный вариант. Кстати, по одной из версий, «Федоровичем» его сделал не кто иной, как товарищ Сталин. Якобы вождь самолично зачеркнул на поданном документе армянское отчество и написал сверху «Федорович».

Это, впрочем, почти наверняка выдумка.

Не верно и любимое армянскими авторами «Ованес Тевадросович». Не возьмусь говорить о причинах, но факт остается фактом – отец нашего героя, небогатый портной из города Шуши, что в Нагорном Карабахе, всех своих детей, кроме младшего Вартана, назвал неармянскими именами: Юлия, Иван и Изабелла.

Тевадрос Тевосян с детьми Юлией, Иваном (стоят), Изабеллой и Вартаном (сидят).

Иван родился то ли еще в 1901-м (22 декабря по старому стилю) году, то ли уже в 1902-м (4 января по новому) но, так или иначе – на снимке студентов МГА он младший.

Начало двадцатого века – мягко говоря, не лучшее время для армян. И я даже не про геноцид в Турции, в Российской империи тоже проблем хватало. Все первые десятилетия нового века – непрекращающаяся взаимная резня армян и азербайджанцев, с которой власти, похоже, просто не знали, что делать. Когда Ване не исполнилось и четырех, Тевосяны после страшной шушенской резни бежали в Баку. Поначалу жить было просто не на что, и Юлия с Ваней ходили с котелками просить еду у русских солдат, расквартированных в находящихся неподалеку казармах. Потом стало полегче, но это была смена нищеты на бедность, не более того. В восемь лет Ивана отправили учиться, но единственное, что смогла «потянуть» семья – двухгодичную русскую православную школу. Ваня оказался единственным армянином в классе, и поначалу ему пришлось очень нелегко, прежде всего – из-за плохого знания языка. Впрочем, к концу первого года он уже говорил по-русски без акцента и писал без ошибок. Мальчик вообще оказался идеальным школьником: тетради исписаны каллиграфическим почерком без единой помарки, учебники содержались в настолько идеальном виде, что над перфекционизмом старшего сына в семье постоянно подшучивали.

После церковноприходской школы настал черед трехгодичной торговой школы, но уже – в свободное от работы время. Сначала Ваня переписывал своим образцовым почерком школьные бумаги, потом потихоньку репетиторствовал, потом, наконец, работал уже на полную ставку в Волжско-Бакинском нефтяном обществе: конторщик, счетовод, помощник бухгалтера…

Потом революция, смутные времена, опять обоюдные погромы – гораздо более страшные и масштабные. Юноша никогда не оставлял мечты о среднем образовании и потому поступил в вечернюю гимназию. Там он, кстати, в поисках нужного учебника по истории, и познакомился с юным телеграфистом Васей Емельяновым.