Мы стали отвечать что-то про театры, про праздники, – но он резко оборвал нас:
– Ну, вы же понимаете… сначала люди находят что-то хорошее… нефть, уголь… или ловят рыбу на берегу моря… потом там строятся хижины, одна, другая, третья, маленький городок, а там и складывается город…
– Верно, а у нас-то все наоборот, – подхватил я, – сначала появился город, а уже потом море, в котором мы ловим жемчуг и продаем свежий жемчуг на уху…
– …еще копченый жемчуг хорош… – вспомнил кто-то. На кого-то зашикали, нечего было дразнить нас вкусным копченым жемчугом. И то правда, лучше было подумать, что за чертовщина происходит в нашем городке…
– Может, время идет назад? – предложил кто-то.
Мы не могли сказать ни да, ни нет – мы не знали.
– Я знаю, – сказал человек, имени которого никто не помнил, – мы умерли.
– Умерли? – меня покоробило.
– Умерли… наш город умер, мы все умерли, мы живем в царстве мертвых…
– Постойте! – я хлопнул ладонью по столу, – но ведь в других городах все в порядке, сначала там появились море, или горы, или еще что хорошее, потом хижины рыбаков или горняков, потом город, потом у города появилась история, обросла легендами, мифами… а с нашим-то городом что не так?
– А может… – спросил тот, кто начал разговор, – может, кто-то убивал город… постепенно… сначала мифы и легенды, потом историю города, переврал её, например… потом забрал у людей дома, потом умертвил самих людей, или обрек их на смерть…
– Но… кто?
– Думаю, рано или поздно он тоже умрет… и окажется здесь, чтобы снова разрушить наш город…
– …тогда мы должны ждать его… и встретить достойно, – сказал я.
– Отлично, так составите мне сегодня компанию? – спросил тот, кто начал разговор.
– В смысле?
– Ну, кто-то же должен караулить город, ждать, когда он придет… этот… давайте сегодня ночью мы с вами постоим на страже…
Соглашаюсь – сам не понимаю, зачем, стою на карауле на площади возле дворца, почему-то мы решили, почему-то мы решили, что он живет где-то в центре города, значит, и умрет там же, и появится на площади…
Светает.
Я уже понимаю, что никто не появится, никто не придет, по крайней мере – не в эту ночь…
– Никто не придет, – говорю я.
– Не сегодня, – поддакивает он, чьего имени мы даже не знаем, – вы… вы что?
Разряжаю в него всю обойму, смотрю, как обмякшее тело падает на асфальт.
Спохватываюсь, что я хотел спросить у него, какого черта он делал с нашим городом – понимаю, что уже не успею, он уже ушел куда-то туда, дальше, в какую-то другую смерть, которая будет после смерти…
Картина?
– …она ваша дочь? – спрашивает незваный гость.
Усмехаюсь:
– А вы сами как думаете?
Смущается, старается держать лицо, у него это получается плоховато, лицо выскальзывает из рук, падает, катится по полу – мой гость торопливо подбирает его, ставит на место.
– Право же… теряюсь в догадках и не могу ничего предположить… мне кажется, она могла быть вашей дочерью…
Снова смеюсь:
– А если девушка в окне моя молодая супруга?
– В таком случае мне не останется ничего кроме как откланяться и извиниться за причиненное беспокойство.
– Что же… спешу вас порадовать, она мне не жена, и сердце её свободно.
– Вы даже не представляете, как окрыляете мое собственное сердце.
– И вы уверены, что это единственное препятствие?
Старается держать лицо, снова чуть не теряет.
– Думаю, да… больше не вижу причин, которые мешали бы мне просить у вас разрешения повидаться с ней.
– Повидаться с ней… а мне нравится ваша самоуверенность… увидели мельком силуэт в окне, и уже намечтали счастливую жизнь и смерть в один день… Вы даже не знаете, какого она роду-племени, из каких краев, куда её завтра унесет судьба, не отвергнет ли она вас, не разобьет ли ваше сердце?
– По крайней мере… я попытаюсь…
Хитро прищуриваюсь:
– А скажите-ка… в каком окне вы её видели?
– В левом окне над кухней.
– И смотрели на неё довольно долго… скажите… она хоть раз шевельнулась?
– Нет, но… неужели вы хотите сказать…
– Знаете, современные живописцы умеют создавать настолько правдоподобные полотна, что вы ни за что не отличите такое полотно от живого, настоящего образа…
Делаю многозначительную паузу.
– И все-таки я хочу попытаться…
– Не боитесь ошибиться? Уверены в своих способностях отличать произведение искусства от живого человека?
– Думаю, что справлюсь.
– Право же, первый раз вижу настолько храброго молодого человека… слушайте, вы мне все больше нравитесь… если у вас ничего не получится с Бертой, имейте в виду, мне нужен толковый секретарь.
– Не хочу вас разочаровывать, но я уже посвятил себя медицине, и не вижу себя в другой роли.
– О, так это вообще великолепно, Берту ждет неплохое будущее… если, конечно, она окажется достаточно благоразумна, чтобы принять ваши ухаживания… что же… пойдемте, представлю вас моей… впрочем, не будем забегать вперед, вы сами догадаетесь, кто она…
– Добрый… добрый день, – мой гость замирает на пороге, смотрит на неподвижный силуэт в раме, хмурится, не понимает…
Пауза.
Ничего не происходит.
Берта не шелохнется, не дрогнет, будто бы не существует вовсе…
– Простите… я побеспокоил вас…
Берта, наконец, поворачивается к гостю:
– Да какой же день, вечер уже! – смеется чему-то, она всегда чему-то смеется, и трудно не засмеяться вместе с ней.
– Позвольте спросить… вы… вы не картина?
Вздрагиваю, чувствую, что никому не позволю оскорблять Берту, что он себе позволяет вообще, этот хлыщ…
Берта снова смеется:
– А вы-то сами как думаете?
– Я думаю… вы живая.
– Ну, пусть будет так, раз вы так хотите!
Слышу смех Берты на садовой дорожке, скрип повозки.
Сегодня Берта едет выбирать свадебное платье.
Мне не по себе, как-то быстро все получилось, а может, это я старомодный, мы-то годами ухаживали, не то, что молодежь сейчас, через пару месяцев решили обвенчаться. Ну да ничего, поживем-увидим, все будет хорошо…
– …нет ли препятствий для свадьбы?
Мертвая тишина в зале, все почему-то смотрят на меня, ждут от меня чего-то…
Откашливаюсь:
– Позвольте напомнить, что свадьба невозможна, если один из вступающих в брак является не живым человеком, а картиной.
Лекарь недоуменно смотрит на меня:
– Вы хотите сказать… что Берта…
– …ни в коей мере.
– Но тогда… в чем же дело…
– Взгляните на себя, друг мой, вас сделали настолько убедительно, что вас почти невозможно отличить от живого человека! И все-таки я это вижу… я вижу тончайшую рамку картины…
Вздох ужаса в толпе.
Ободряюще киваю Бетти, спасибо, милая, отлично сработано. Оглядываю сидящих в зале, ударяю молоточком:
– Итак, дамы и господа, сегодня на торги выставляется полотно «Сельский лекарь»! Стартовая цена – тысяча таймбургеров! Кто больше?
Ветер из настоящего
Сегодня на городок обрушился ветер прошлого – пригнал пески времени, устроил настоящую песчаную бурю, так что на улицу страшно было не только выйти, но и выглянуть в окно. Сидели по домам, пили чай, прислушивались к завыванию ветра. Наутро осторожно выбирались на крыльцо, расчищали ступени от обломков прошлого, которые принес ветер – осколки амфор, старинные монеты, кости древних животных, легенды о богах и героях. Ближе к вечеру нашли человека, изможденного долгой дорогой: когда-то белые, а теперь потускневшие одежды укрывали его тело, обожженное солнцем. Человек на ломаном, всеми забытом языке сказал, что странствует из прошлого в будущее уже давно, и стремится в дальние века, где все так хорошо и безоблачно. Мы пытались разуверить его, объяснить, что в будущем все может оказаться вовсе не так и хорошо, как ему хочется, а может, там одни руины и время, глодающее истлевшие кости – но он и слушать нас не хотел.
