– Бесплатная реклама Антопостар…
– Ну…
– В следующем выпуске новостей вы услышите официальное обращение генерального директора Антропостар Томото Токавы в связи с…
– Ну что ты такая стеснительная… Дай хоть посмотрю на тебя…
– Да не на что смотреть…
– Как это не на что смотреть, очень даже есть на что… это эти все девки в конторе, ни рожи, ни кожи… ух, грудочка у тебя…
– Сама выбирала… индивидуальный заказ…
– А модель какая?
– Хорошая.
– Нет, правда?
– Восемнадчик. На хрена спросил, сама стесняюсь, что на девятнадцатую поменять до сих пор не могу.
– И не меняй… Проклята эта девятнадцатая.
– Как понять проклятая?
– Так понять… Ну… говорят про нее что-то нехорошее. В продажу выпустили, в Америке полтора человека купили, в Японии вообще никто… китаезы туда же… это мы тут фанатеем, а-а-а, новая модель, побежали брать…
– А что с ней так?
– Да не знаю… с Кирюхой разговаривал, ну ты его знаешь, отдел доставки… он говорит, производителей этих к стенке бы ставил, расстреливал.
– Тьфу на тебя, напугал так… романтический вечер… А ты свет-то совсем не гаси, а то я боюсь…
– А не бойся, я с тобой… Нда-а, с талией ты что-то переборщила, тоже заказ индивидуальный?
– Ну… гордость моя.
– Го-ордость… Пополам-то не сломаешься, гордая?
– Там титановый каркас в позвоночнике… и еще много чего.
– Тьфу, зачем сказала… вот так, обнимаешь, ласкаешь, как подумаешь, что у тебя там… внутри…
– А не думай… слушай, подзарядиться от тебя можно? Зарядник сдох…
– Вот ты какая… коварная…
Мы ждали этот день!
Мы ждали этот час!
И он пришел!
Двадцать первый век – двадцать первая модель! Забудьте все, что вы до этого знали об Антропостар! То, что вы видите на экране – это не компьютерная графика, это реальные возможности новой модели! Скорость до пятисот километров в час, прыжки – до четырех метров, объем памяти – до полутора миллиардов терабайт, сто тысяч мегабит в секунду. Все радиостанции мира, удивительная четкость звучания. Сила руки – до…
Кирюху я пережил не намного. Еще пытался что-то сделать, когда он умер, еще тащил его на себе – по бездорожью, по захолустью, еще искал этот долбанный сервисный центр, как будто можно найти в нашем захолустье этот долбанный сервисный центр. Уже понял, что ничего не сделаю – когда стали попадаться какие-то поселушечки, улицы, усеянные трупами. И не поймешь, живы, мертвы, можно еще спасти, поменять детальку-другую, или все уже, полетело что-то жизненно нужное, важное, и осталось похоронить все вместе взятое, с какими-то микросхемами, микроплатами, микрочипами, в которых по инструкции записана память, а по слухам – душа.
Я умер на бездорожье, свалился в мартовскую слякоть – подмял под себя Кирюху. Еще пытался выкарабкаться, руки не слушались, будто были не мои, ноги подрагивали, жили сами по себе, пытался ползти на этих живущих самих по себе ногах, не смог.
Запчасти… знать бы, где эти чертовы запчасти, да что запчасти, знать бы еще, что менять, где менять, как менять… Смотрел на людей – неподвижных, лежащих в слякоти, проклятая мыслишка, слишком поздно пришла в голову, вскрыть какого-нибудь бедолагу одного роста со мной, поменяться с ним платами, чипами, видеокартами, рычагами, суставами, сцеплениями, где-нибудь да и найду эту проклятую поломку… только чтобы вскрыть, нужно самому двигаться, что не дано, то не дано…
Вешняя слякоть.
Первый дождь падает на неподвижные лица, запрокинутые к небу.
И проклятый мотивчик не уходит из памяти – в-двад-цать-два-на-чи-на-ет-ся-кош-мар…
Я увидел его слишком поздно – когда он уже проходил мимо, в побитой жизнью куртешке, весь какой-то озябший, нахохленный, орал что-то в сотовый, да, здесь, да, в Антоновском, да, все лежмя лежат, да я откуда знаю, что с ними… Я окликнул его – даже не надеялся, что он услышит, просто окликнул в пустоту…
Он обернулся – высохший, поджарый, морщинистый, я еще подумал, интересный у него экстерьер, я таких в каталогах не видел. Да и то правда, кто эти каталоги смотрит, сейчас все на индивидуальный заказ…
Я снова окликнул его – он подошел, легко, плавно, сел на корточки, от него пахло табаком.
– Что надо-то?
– По… помоги…
– Чем? Я-то откуда знаю, как вас всех чинить, не мастер, чай…
– До… до сервисного… це… центра…
– Ага, там сейчас знаешь таких сколько…
– По… пожа…
– Ну, пошли, пошли… о-ох, тяжелый, собака…
– Ки… кирю…
– И за Кирей твоим потом вернемся… вообще дурдом, в скорую звоню, там автоответчик… как вся страна повымерла…
Он шел, тащил меня за собой по слякоти, прощайте, брюки, прощай все, то и дело останавливался перевести дух, я все гадал, когда он свалится, когда откажет у него что-нибудь…
– А мо… модель у те… бя… какая?
– Хорошая.
И не говори, больно надо… сила захвата больше походила на двадцать первую, но экстерьер… нет, это только двадцать вторая…
– А где двадцать вторая, там и запчасти, кторые дохнут через полмесяца…
Гарантия полгода…
Гарантийный ремонт не распространяется на поломки, произошедшие по вине пользователя…
– На тебе твой сервисный центр… вповалку все лежат…
– Вот черт…
– Он самый.
Все так и сжалось внутри, только не уходи, только не бросай нас здесь, только не… Он как будто и сам понял, открыл мою грудь, заглянул в сплетение микросхем…
– Счас, инструкцию найду… О-ох, сам черт ногу сломит… счас, буду платы менять…
– Ага, меняй…
– Черт тебя дери, какая ты модель… неладно скроен, да крепко сшит… больше похоже на самые первые, седьмую или восьмую… А что, в таком захолустье могла сохраниться и семерка, тут нет строгих людей в строгих офисах, которые смотрят на номер модели и показывают на дверь…
– А все-таки… модель какая?
– Не боись, про твою читаю, двадцать вторую… счас, платочку отвинчу…
– Да нет… у тебя.
– Говорю, хорошая.
Хотел сказать – ну тебя, не успел, что-то шевельнулось в груди, так и подскочил на месте, есть в жизни счастье, когда твое тело принадлежит тебе…
– Чш, не дергайся, дай хоть крышку на место ткну, опять счас посыплется все…
– Спасибо…
– Не во что.
– И будет во что, я сейчас… я мигом… до магазина, тебя чем порадовать?
– Ничем меня не порадовать, давай этих чинить… О-ох, кто ж эту инструкцию-то писал, хоть бы микроскоп к ней приставили… Ну что ты на меня смотришь, гляди, я за смотр деньги беру…
Я смотрел на него – не понимал, посадка головы выдавала какую-то совсем раннюю модель, шестую или пятую, порезы на руках могли остаться вообще у каких-нибудь допотопных четверок…
Ближе к вечеру оживили Кирюху и еще двоих в сервисном центре, работа пошла быстрее, еще бы не думать, что еще воскрешать и воскрешать, шесть миллиардов, или сколько нас там сейчас…
Понять бы еще, что за модель, нет, зря я его к старичкам причислял, что-то из новых, у старичков такое не видел. Когда ближе к вечеру расселись заряжаться, выпотрошил из сумки что-то белое, рассыпчатое, хватал губами, ртом, проталкивал в горло, так я и не понял, что это было, подзарядка или прочистка двигателей. Ближе к ночи он куда-то пропал, появился только к утру, потягивался, щурился, широко раскрывал рот. Я снова спросил его про модель, он ляпнул – пятидесятая, так я и не понял, шутки он со мной шутил, или правда… а кто знает, это у нас двадцать вторая, а где-нибудь в столице уже и тридцатая, чего доброго, есть… А в Европе и сороковая, а в каких-нибудь секретных лабораториях и пятидесятую сварганили…
Хранить вечно
Знать бы, кто тебя убил…
Знать бы, кто это сделал – я бы не пощадил его.
Я бы нашел его на дне океана. И на вершине самой высокой горы я бы нашел его. И там, на самом краю земли, куда уходит солнце – я бы нашел его, я бы пронзил его грудь мечом, как он пронзил твою грудь, и он лежал бы бездыханный у моих ног, как ты лежишь сейчас в холодной гробнице…
