Немедленно, как только солдаты увезли Петю, возникла в природе цепь случайностей, которую иначе, чем счастливой и не назовёшь. Вернее, возникла она раньше, а в тот момент, когда военный грузовичок отъехал от пропылённого квадрата деревенской площади, она проявилась, заработала. В тот самый момент Уин, по обыкновению, без умолку болтавший в джипе, мчавшемся на северо-восток, в Чалатенанго, вдруг замолк на полуслове и молчал целую минуту. Страйкер встревожился и внимательно посмотрел на него. Уин сидел, выкатив глаза, словно только что проглотил муху, и она трепыхалась у него в пищеводе.

– Мак, послушай, Мак, – трагическим шёпотом начал он. – Мне кажется, кое-что случилось, Мак…

– Ну, что опять, Уин?

– Только дай слово, что не будешь ругаться…

– Пошёл к чёрту, Уин!

– Ну, вот, ты уже и ругаешься, Мак…

Уин вздохнул и потупил взор. Наконец глухо проговорил:

– Мне кажется, я забыл свою сумку в селении…

– Какую из пяти, goddamn it, Уин?

– Ту, в которой запасные аккумуляторы для камеры, светофильтры и два объектива…

– O, God! – Страйкер в досаде хлопнул ладонями по рулю. – Придётся возвращаться, что ли? Мы едем обратно, Уин?

– Ну, хватит, Мак! – Неожиданно окрысился Уин. – С каждым может случиться! Да, мы возвращаемся, Мак! И можешь ругаться сколько угодно! Я не собираюсь дарить объективы на семь тысяч долларов этим мартышкам, Мак! Они даже не знают, что с ними делать! Будут моими объективами колоть fucking coconuts!

Клаус дремал на заднем сидении, не вынимая резинки изо рта. Ехать туда или обратно, ему было решительно всё равно. Не волновала его и судьба уиновских объективов.

Страйкер лихо развернулся через сплошную линию, и они помчались назад.

Официант Виктор Рейес Айала дремал в относительной прохладе и густом сумраке за стойкой бара. Под его стулом стоял кожаный кофр заполошного американца-фотографа. Виктор Рейес считал себя честным и порядочным человеком. В кофр он, конечно, заглянул. Однако, будучи, повторяем, человеком порядочным и честным, не стал перепрятывать дорогущие объективы или уносить куда-нибудь в укромное место всю сумку. Если «гринго» не вернутся за ней до завтра, то с утра он поедет в Сан-Сальвадор и вполне законным порядком загонит все эти причиндалы в скупку. Выручит он за них кучу денег… На доллары, так тысячи полторы… Может, и две… Тогда он возьмёт у хозяина отгулы и поедет на недельку в Коста-Рику… Интересно, как там Роса? Вот удивится, наверное… Надо обязательно купить настоящую стетсоновскую шляпу… Белую, из панамской соломки… Она ахнет, когда увидит его в такой шляпе… Поедем с ней на океан… Хорошо бы, в самом деле, эти чёртовы «гринго» не вспомнили о сумке до завтра…

Тут Виктор заснул.

Проснулся он, кажется, через мгновение от резких голосов на веранде под брезентом. Говорили по-английски. «Вернулись, malditos gringos!» – Неприязненно подумал Виктор и, досадуя, вышел под навес. Американцы торопливо осматривали веранду, совались под каждый столик.

– Вот здесь она стояла, Мак! – Кричал маленький и подвижный, как ртуть. – Точно помню: именно здесь она и стояла!

– Но сейчас-то не стоит! – Резонно отвечал Страйкер, констатируя очевидное.

– Сейчас не стоит, – соглашался Уин. – Значит, её взял официант. Ага, вот и он! Мак, ты только посмотри на его рожу! С такой рожей надо в кустах у дороги сидеть и прохожих грабить! Сумка у него, и гадать нечего!

Виктор невозмутимо взирал на суету, которую устроили американцы. Английского он не понимал, презирал этот квакающий язык и людей, на нём говорящих. Сейчас он очень походил на второго корреспондента журнала «Ньюсуик» по Мексике и Центральной Америке Уильяма Кински, по прозвищу Клаус. Только без резинки во рту. Правда, на лице Клауса читалось презрение ко всему миру; Виктор же обливал им только англосаксов.

– Вы не видели тут сумки, сеньор? Такой квадратной, твёрдой, из коричневой кожи? – Спросил официанта Страйкер.

– Да, сеньор, конечно, видел, сеньор, – кивнул головой Виктор. И в этот миг вдруг так жалко стало ему мечты о белой ковбойской шляпе из панамской соломки, о шоколадных бёдрах Роситы, о чёрном песке костариканских пляжей. Так жалко, так невыносимо обидно, что ослепительной вспышкой в мозгу вспыхнуло озарение. Вспыхнуло и моментально погасло, оставив фиолетовые пятна в глазах. Но Виктор уже не мог отказаться от новой идеи, пронзившей его:

– Сумка действительно стояла у этого столика, сеньор прав, – медленно проговорил он, прощаясь с родниковыми ощущениями собственной честности и порядочности. – Но её увезли…

– Кто увёз? Что ты болтаешь? – Завопил Уин, понимавший испанский, но не говоривший на нём из принципиальных соображений. – Сам, наверное, и припрятал, son of the bitch!

– Увезли военные, – с достоинством произнёс Виктор.

Самоощущение порядочности, не уйдя далеко, вновь начинало возвращаться к нему. Он догадался о тяжёлом смысле эпитетов, которыми награждал его мысленно и вслух этот маленький и прыгучий «гринго». «Ах, вы так, – зло подумал Виктор. – Ну, и не видать вам тогда ваших объективов. По справедливости!» Виктор Рейес Айала полагал себя вправе не только наказывать этих конкретных «гринго» за конкретную провинность перед ним, но и мстить им всем за множество бед и обид, нанесённых за двести лет сальвадорскому народу. Мечта о пляжах Коста-Рики опять грела его сердце.

– Какие военные? – Уточнил Страйкер.

– Сеньор алькальд вызвал военных, солдат. Они приехали и увезли вашего друга… ну, того, который остался… Сумку вот этого сеньора они тоже увезли… Они поехали в сторону Сан-Сальвадора… Но, наверняка, где-нибудь свернут с шоссе… Того сеньора они связали, я сам видел…

Страйкер бегом ринулся к джипу. Уин и Клаус запрыгивали в него почти на ходу. Через полчаса цепь совпадений выпростала из небытия ещё одно звено – по Панамериканскому шоссе им навстречу ехал «додж» полковника Родригеса, Страйкер узнал его и успел поморгать фарами.

– Догадываюсь, о каких военных идёт речь, – произнёс полковник, когда Мак-Грегори поведал ему историю похищения голландца Пети и сумки Уина. – Это, наверняка, спецназ пехотной бригады. Она здесь дислоцируется. Ребята злые. Из дальних деревень, индейцы… читать и писать только в армии научились… Не все… Им, если что в голову вобьёшь, то обратно выбить уже невозможно. У Фарабундо Марти против нас такие же воюют, твердолобые. Русского этого они, конечно, израсходуют, если его не вытащить… Ну, дядюшка, удружил, век не забуду!

– С этими русскими всегда морока, – неожиданно заметил Клаус, и было непонятно, осуждает он русских, вообще, или только их особенность всюду сеять беспокойство.

– Мак, я не спорю, – быстро проговорил Уин. – Этот голландский русский, кажется, хороший парень. Я его ещё по Мехико знаю… Но, если его повезли «расходовать», чем мы поможем? Пусть полковник этим занимается. Правда, мистер, это ваше дело, разобраться между собой?

– Разумеется, мистер Уинпорт, – сдержанно отозвался полковник.

– Вот видишь, Мак! Видишь! И с объективами неясно… Надо ими заняться! Предупреждаю – без них я снимать не смогу!

– Да ведь объективы они и увезли, Уин! – Удивлённо воскликнул Страйкер. – Объективы, которые, между прочим, забыл ты, увезли солдаты! Ясно же было сказано! Вот и поедем за ними.

Уин стоял, потупившись, и, вопреки своему обыкновению, молчал. Страйкер вновь обратился к полковнику:

– Мне казалось, что в таком деле должен фигурировать «эскадрон», а вовсе не военные…

Полковник вздохнул.

– Говорю вам это, мистер Мак-Грегори, «off the record»… Чтобы вы лучше понимали обстановку в Сальвадоре… – он отвернулся, провожая взглядом бежавшие по шоссе машины. Словно пересчитывал. – Парни из спецназа и есть «эскадрон»… Не весь, конечно… Там ещё и гражданские крутятся, но спецназ – ядро…

– Что нам делать, полковник?

– Не терять времени, мистер Мак-Грегори. Артуро! – Крикнул полковник Родригес, повернувшись к своему «доджу».