М. Агеев – псевдоним.

Носитель его – журналист-международник, более 15 лет проработавший в Латинской Америке корреспондентом Агентства печати Новости и «Комсомольской правды», затем корреспондентом РИА Новости там же, заслуживший на этом поприще премию Союза журналистов СССР, когда он, СССР, ещё существовал. Впоследствии автор трудился пресс-секретарём председателя Государственной Думы РФ, подвизался в «пиар», в различных российских и зарубежных СМИ, а в настоящее время преподаёт на факультете журналистики РГГУ. В разные годы было издано несколько книг автора, связанных так или иначе с Латинской Америкой, о Сальвадоре Альенде, о никарагуанской революции, о путешествиях по континенту… Книги, принадлежащие его перу, издавались также в Японии и Мексике.

Член Союза писателей и Союза журналистов России.

Эта книга вовсе не роман и не беллетризованная биография журналиста-международника Петра Сергеевича Завадского, никому неизвестного, да и, признаться, не существовавшего никогда в реальном мире. Здесь собраны под одной «крышей» повести о разных временах, разных обстоятельствах и разных людях. Общий для всех повестей главный герой, скорее, условность, чем стержень, на который нанизывается единый сюжет, – ведь он, этот главный герой, тоже разный, меняющийся под гнётом лет, под ударами судьбы и по произволу автора.

Писатель, хотя бы из вежливости, обязан сомневаться в художественных достоинствах своего труда, душить в себе рвущееся наружу тщеславие и, поставив финальную точку, восхищённо восклицать: «Ай, да автор, ай, да сукин сын!» так, чтобы его никто не услышал. Единственное достоинство этой книги, о котором автор может сказать в полный голос, заключается в том, что в ней достаточно откровенно описываются жизненные сферы, события и ситуации ранее, да, впрочем, и сейчас тоже, малоизвестные, засекреченные, недоступные людям, не вхожим в ту профессиональную среду, где обитает П. С. Завадский.

Повести, составляющие книгу, можно читать подряд или, если станет скучно, выборочно, или бросить на середине: читатель вправе поступать как ему угодно, книга написана для него, а образ главного героя при этом ничего не теряет. Ведь в книге нет хронологии и сквозного сюжета.

Всё, что следует ниже, вовсе не роман и не беллетризованная биография журналиста-международника Петра Сергеевича Завадского, никому неизвестного, да и, признаться, не существовавшего никогда в реальном мире. Эта книга – собранные под одной «крышей» повести о разных временах, разных обстоятельствах и разных людях. Общий для всех повестей главный герой, пожалуй, скорее условность, чем стержень, на который нанизывается единый сюжет, – ведь он, этот главный герой, тоже разный, меняющийся под гнётом лет, под ударами судьбы и по произволу автора.

Писатель, хотя бы из вежливости перед читателем, обязан сомневаться в художественных достоинствах своего труда, душить в себе рвущееся наружу тщеславие и, поставив финальную точку, восхищённо восклицать: «Ай, да автор, ай, да сукин сын!» так, чтобы его никто не услышал. Единственное достоинство этой книги, о котором автор может сказать в полный голос, заключается в том, что в ней достаточно откровенно описываются жизненные сферы, события и ситуации ранее, да, впрочем, и сейчас тоже, широко не известные, засекреченные, малодоступные людям, не вхожим в ту профессиональную среду, где обитает П. С. Завадский.

Повести, составляющие книгу, можно читать подряд или, если станет скучно, выборочно, или бросить на середине: читатель вправе поступать как ему угодно, книга написана для него, а образ главного героя при этом ничего не теряет. Ведь в книге нет хронологии и сквозного сюжета.

Все ситуации и персонажи книги являются вымышленными. Если вдруг обнаружится их совпадение с реальностью, следует расценивать это исключительно, как случайность или плод фантазии и работу воображения. На подобные совпадения не стоит обращать внимание или придавать им излишнее значение.

Петру Сергеевичу Завадскому удивительно везло в жизни. Долго и по-крупному. Пётр Сергеевич, а в те далёкие годы, о которых пойдёт здесь речь, ещё просто Петя, впервые осознал своё везение на пятый день службы в армии, когда ротные «деды» занялись пропиской молодняка, и задницы новобранцев зазвенели, захлопали и затрещали под гвардейскими ремнями из натуральной кожи, как боевые стяги под ураганным ветром битв и сражений.

Каждый посвящаемый в благородное воинское братство должен был чётко выйти из строя, назвать себя, скинуть штаны и перегнуться через табуретку. По обеим сторонам этого своеобразного эшафота стояли «деды», накручивая на кисть широкий солдатский ремень. Пряжками, правда, не били, так что снежно-белые, цвета девичьей невинности кальсоны новобранцев сохраняли фабричную, ещё не осквернённую армейской прачечной, чистоту. Молодецкая забава уже почти докатилась и до Пети, уже стоял он в строю ни жив, ни мёртв, ибо твёрдо решил на алтарь дедовщины не отдаваться; и будь, что будет.

Мысли его при этом напоминали стадо кенгуру – мчались, толкались, прыгали и пылили неимоверно. Сумятица полная. Однако общее направление Петины мысли в те критические моменты выдерживали:

«Не дамся! Помнут, конечно! Сильно… Накостыляют! – Метался Петя. – Или позволить? Ну, протянут раз пяток… Нет, не хочу! С битой жопой ходить… А другие-то ходят! Ну, и пусть ходят… Не дамся! Драться? Нет… пускай так бьют. Или дать сдачи? Пару раз врезать… Нет! Держаться и молчать. Через табурет не гнуться. Пусть бьют. Не убьют же до смерти! А если убьют? Бежать? Куда? Нет, не удрать…»

В самый разгар этих лихорадочных и бестолковых размышлений, когда Петя, зажмурив глаза и сжав кулаки, готовился с достоинством принять позор себе и своему заду, появился вдруг дневальный и увёл его в канцелярию роты. Так, наверное, ангел уносит из судилища к райским вратам душу грешника, прощённого высшим трибуналом.

Петра Завадского, ещё не принявшего присягу, но уже рядового, в необмятых, твёрдых, будто водосточные трубы, яловых сапогах, вызвал старший лейтенант Вдовин, ротный командир. Разумеется, ротному было плевать на честь и достоинство Петиного седалища. Напротив, старлей, скорее, предпочёл бы пропустить его через очистительную процедуру посвящения. Но Петю срочно затребовал комбат – так встали звёзды. Петины звёзды устроили отпрыску командира батальона назавтра контрольную по английскому. Для отпрыска это расположение светил означало неизбежный и сокрушительный по своим последствиям провал – с английским дела у него обстояли плохо, а точнее совсем никак.

Конечно, майор не сдавался, он честно пытался вложить в сыновнюю голову собственные знания языка маршала Монтгомери. Однако и вкладывать было особенно нечего, и вложить не вышло. Процесс получения лингвистических знаний у майорского отпрыска проходил трагически и нервно. Он лил слёзы, нудил и вздрагивал, обнаруживая полную неспособность воспринимать что-либо. Комбат постоянно и не всегда успешно боролся с желанием дать сынуле по голове, и в тот день он сумел устоять перед искушением лишь потому, что вовремя вспомнил о новобранце, которого взяли в мотострелки из московской английской спецшколы. Майор, листая личные дела в строевом отделе, ещё удивился: «Как же эта фря столичная в пехоте-то оказался? Надо, чтоб показали ему, как Родину любить!» Удивился, плечами пожал, да и забыл. А вот сейчас вспомнил.