Но когда следом за ними попытался пройти Семён, то половой своим
телом перекрыл ему дорогу.
– Посторонним нельзя, только по пригласительным билетам, – быстро
произнёс он, растопырив ладони.
– Так я же новый депутат! – возмутился Семён.
– Всё равно не велено, – стоял на своём половой.
– Эй, мордатенький! – прокричал Семён мужчине в собольей шубе, последним входившему из вагона в тамбур. – Я вновь избранный депутат Госдумы!
Толстяк в шубе медленно повернулся, брезгливо посмотрел на нег, и
небрежно сказал:
– А-а-а, так это и есть наш новый избранник. Поздравляю! У вас, наверное, сейчас много предстоит встреч с избирателями, рабочими и крестьянами, что вам совершенно некогда трапезничать с нами и тем более смотреть варьете. Весьма сожалею.
Сказав это, толстяк повернулся к Семёну спиной и важно удалился в соседний вагон. За ним ловко проскользнул половой, быстро затворив дверь тамбура и подперев её палкой с обратной стороны.
Оставшись один, Семён стал отчаянно колотить в подпёртую дверь, крича ругательства:
– Сволочи! Вы слуги народа, а я депутат от народа! Впустите меня сейчас же на банкет!
И он колотил в дверь до тех пор, пока подпорка с обратной стороны не
упала. Тогда Семён осторожно приоткрыл дверь тамбура и заглянул туда. В тамбуре сидела огромная рыжая собака и молча наблюдала за ним.
– Пёсик, на-на-на, – ласкательно сказал Семён собаке и сделал движение, будто даёт ей кусочек хлеба. Но неблагодарный пёс угрожающе утробно зарычал, приподняв верхнюю губу, и вдруг, неожиданно рявкнув, бросился на Семёна. Он едва успел захлопнуть дверь перед мордой озверевшего пса, но зверюга не унималась и стала грызть своими клыками деревянную дверь и орать человеческим голосом:
– Сёма, открой дверь! Открой дверь, Сёма!
Семён от страха окончательно проснулся на этот раз и опять услышал противный крик за окном:
– Сёма, открой внизу дверь, чёрт тебя побери, я весь уже промок!
Это кричал его приятель, с которым он вчера пил брагу в гараже. Семён вскочил с кровати, подошёл к кухонному окну и посмотрел вниз, на двор дома. На улице шёл проливной дождь, а его дружка не было видно из-за нависающего козырька над входом в дом. Стоял, наверное, перед закрытой дверью в подъезд и орал ему.
– Сейчас открою! – крикнул он приятелю в форточку, открыл холодильник, достал оттуда банку с солёными огурцами и стал из неё пить рассол.
Семён всегда подпирал палкой изнутри входную дверь своего подъезда на ночь, чтобы бомжи не нагадили и не подожгли, так как он жил в доме вдвоём со старушкой, которая находилась этажом ниже.
Выпив весь рассол из банки, он достал двумя пальцами кривой огурец и стал смачно его грызть, тупо глядя в окно и пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Но тут его внимание привлек какой-то хлюпающий звук из соседней комнаты. Семён осторожно заглянул туда и обомлел.
Посередине его комнаты стояла огромная рыжая собака из его сна и, опустив голову, лакала молоко из большой миски.
– Пёсик, ты чей? – полушёпотом спросил собаку Семён.
Собака подняла морду, испачканную в молоке, молча посмотрела в глаза.
Семёну и опять принялась лакать молоко.
– Я глючу, что ли? – сказал сам себе Семён, на цыпочках возвращаясь в спальню и не посмев прогнать собаку.
– Семён! Да откроешь ты, наконец! – опять прокричал приятель, мокнущий на улице.
Семён схватил брюки и стал лихорадочно натягивать их на себя. Из заднего кармана выпал какой-то клочок бумажки, он поднял его и рассмотрел. Это был трамвайный билетик старого образца, на котором был нарисован крестик химическим карандашом.
– Ничего не понимаю, – сказал Семён, начиная что-то вспоминать. И когда из правого кармана брюк он вытащил какую-то красную книжечку и прочитал на ней «Удостоверение депутата Государственной Думы», он вдруг всё вспомнил. И выборы в вагоне, и гимн авиаторов, и погоню всадников по заснеженному полю… Стоп! А откуда взялся снег?
Семён опять осторожно заглянул в соседнюю комнату: рыжая собака продолжала лакать молоко. Тогда он на цыпочках прошёл в прихожую, стараясь не шуметь, взял на вешалке плащ и зонтик, выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь.
«Так-так, допустим, что это приятель ему собаку подарил с миской молока, гад, а как же быть с удостоверением?» – продолжал рассуждать Семён, сбегая вниз по лестнице.
Откинув запор, он широко растворил дверь подъезда, но на пороге никого не было. «Ушёл, наверно, паразит», – подумал Семён, – ну и чёрт с ним». – И опять захлопнул входную дверь.
На улицу идти под проливной дождь желания не было никакого, и он решил зайти к соседке старушке, проведать её и расспросить про собаку и вообще про всё, что с ним случилось, она, как говорят знающие люди, колдуньей была, может, что подскажет.
Поднявшись на третий этаж, Семён громко постучал в дверь и, не дождавшись ответа, толкнул её и вошёл внутрь. Старушка никогда не запирала дверь своей квартиры, чтобы Семён каждый день мог навещать её и смотреть, жива ли она, а если нет, то похоронить до того, как труп начнет разлагаться и издавать отталкивающий запах, причиняя неудобства жильцам посёлка, чтобы не оставлять после себя неприятных воспоминаний. И он старался каждый день заходить к ней: приносил продукты из магазина, выносил мусор и вообще присматривал за бабулей. Иногда, навестив ее, Семён не мог разбудить старушку и, глядя на её жёлтое пергаментное личико, думал, что вот, наконец, она представилась. И только поднеся зеркало к её рту, он обнаруживал слабое дыхание по запотевшему пятнышку на отражении. Иногда старушка была бодра и весела. Вот и сейчас, войдя к ней в комнату, он увидел старушку, сидящую в кресле-качалке в чистеньком пёстром халатике, аккуратно причесанную и не спеша пьющую кофе из маленькой красивой фарфоровой чашечки на блюдечке. Из проигрывателя неслась бодрая музыка Рихарда Вагнера из оперы «Валькирия», – начало третьего действия под названием «Полёт валькирий».
– Доброе утро, Анна Григорьевна! – громко поздоровался Семён.
– А, Сёмужка! – радостно ответила старушка, – доброе утро. Проходи, внучок, присаживайся.
– Сегодня у Вас хорошее настроение. Как здоровье, сердце не пошаливает? – спросил он, садясь в кресло, стоявшее рядом.
– Какое может быть здоровье у древней старухи? Сегодня, Сёмушка, у меня юбилей, – девяносто лет исполнилось, как на этом свете живу.
– От всей души поздравляю Вас, Анна Григорьевна, со знатным юбилеем и желаю до ста лет дожить без печали. «Да вообще-то сто лет уже рядом, немного осталось ждать», – подумал при этом Семён.
– Спасибо, внучок, мне и этого хватит, спасибо, – прочитала его мысли
старушка. – В этот день всегда проливной грибной дождь идёт, Луна от Земли отключается для перезарядки, можно и пошалить, – весело сказала старушка и игриво посмотрела на Семёна.
Семён вспомнил про слухи в посёлке о том, что она ведьма, а также то, зачем он к ней пришёл, и спросил:
– А я к Вам, Анна Григорьевна, по своему неразрешимому делу зашёл.
– Какие могут быть дела в такой славный денёк, – опять весело продолжила старушка, – радоваться жизни надо.
– Что Вы можете сказать про вот этот документ, который неизвестно откуда появился у меня в кармане брюк, – и он протянул ей красную депутатскую книжечку.
Анна Григорьевна отставила в сторону недопитый кофе, надела на нос
очки, взяла в руки удостоверение, внимательно посмотрела его со всех сторон, зачем-то даже понюхала и сказала:
– Да такие удостоверения будут вручаться народным избранникам только через семь лет у нас в стране, сейчас их даже не выпускают, а где ты его взял? – спросила удивлённо старушка.
И Семён рассказал ей подробно всё, что с ним произошло за эту ночь,
про рыжую собаку у него в квартире, лакающую молоко из миски, и даже достал железнодорожный билетик с карандашным крестом и показал его старушке. Она взяла билетик, так же внимательно его рассмотрела и сказала: