Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор,

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца пламенный мотор.

Затем, повернувшись к пассажирам, он взмахнул смычком как дирижёрской палочкой, приглашая спеть с ним припев. Хмурые народные избиратели нестройно поддержали его, запев вразнобой:

Всё выше, выше и выше

Стремим мы полёт наших птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

Но тут опять с грохотом распахивнулась дверь из тамбура, и в вагон вваливлись два здоровенных красномордых матроса, одетые в бушлаты с прикреплёнными на них аксельбантами и в бескозырках с надписью на ленточках «Громобой». Они стали рядом по стойке смирно, синхронно подняли правые руки, согнутые в локте, со сжатыми кулаками, приподняли по правой ноге, согнув их в колене, и одновременно рявкнули:

– Разрешите пёрднуть! – и по салону вагона разнеслось громкое, троекратное, приветственное: «Пр-р-р-р-уф!». Затем они также синхронно заложили руки за спину, поставили ноги на ширину плеч, задрали квадратные подбородки кверху и замерли, как истуканы, с невозмутимым видом.

– Это прибыл наш почётный караул к выборам депутата, – поспешил объяснить внезапное и эпатажное появление громил в вагоне членком. – Несколько, правда, запоздали, выборы уже состоялись, но ничего. Ступайте, ребятки, на кухню в соседнем вагоне, там вас покормят, – небрежно обратился он к матросам, указывая им пальцем обратно на тамбур. Верзилы молча повернулись и, подталкивая друг друга, также с шумом вывалились в тамбур.

Семён сел на лавку рядом с высоким сухощавым мужчиной, одетым в офицерскую шинель без погон и в форменную фуражку с кокардой железнодорожника, открыл депутатское удостоверение, так неожиданно вручённое ему, и с удивлением прочёл: «Податель сего документа имеет право:

Избираться и быть избранным.

Указывать на всевозможные недостатки.

Иметь своё мнение при себе.

Пользоваться бесплатно общественными туалетами и туалетной бумагой без перфорации».

Чуть ниже было написано: «Удостоверение выдано сроком на один год

без пролонгации. Главком избиркома: Сироткин С.С.», – и далее –размашистая подпись с красной печатью с изображением на ней кузнеца, ударяющего молотом по наковальне.

Прочитав странное удостоверение, Семён сунул его в карман брюк и стал смотреть в окно вагона. В сереющем утреннем рассвете видна была заснеженная долина, по противоположному краю которой скачкообразно двигались пять чёрных точек наперерез поезду. Состав в этом месте делал большую плавную дугу, огибая заболоченный участок долины, а странные точки двигались напрямик, и расстояние между ними неуклонно сокращалось.

– Вон они, гонятся! – вдруг неожиданно злорадно и громко сказал его сосед в офицерской шинели, до этого всё время молчавший и неотрывно глядевший в окно. Услышавшие его возглас пассажиры тоже стали пристально смотреть в окна, и кто-то испуганно воскликнул:

– Волки! – и уже весь вагон прильнул к замёрзшим стёклам окон, стремясь разглядеть странных существ, бегущих навстречу поезду. Наконец, когда расстояние между ними сократилось вдвое, всем стало видно, что это никакие не волки, а всадники на конях скачут к ним, утопая по колено в снегу, но от этого пассажирам вагона спокойнее не стало. Все всадники были одеты в ватные телогрейки, на головах у них были шапки-ушанки, завязанные на подбородках, чтобы не потерять, у всех за спиной торчали карабины, а у переднего помимо карабина на боку болтался «маузер» в деревянной кобуре на портупее. Все всадники скакали на высоких чёрных лошадях с длинными гривами, кони яростно храпели, пар валил у них из ноздрей, они выбиваясь из сил, утопая в глубоком снегу. Но отряд упорно продолжал скакать, подхлёстывая нагайками своих уставших лошадей, явно пытаясь догнать состав.

И вот, наконец, когда расстояние между всадниками и наблюдателями

сократилось настолько, что стали видны перекошенные от злобы лица наездников, поезд закончил поворот и стал быстро набирать ход, неуклонно отдаляясь от преследователей. Передний из всадников, видя, что состав уже не догнать, вытащил на скаку «маузер» из кобуры и три раза выстрелил в сторону вагонов с пассажирами. Слышно было, как одна из пуль ударилась в их вагон, но не пробила его крепкую стальную обшивку. Всадники остановились и быстро исчезли из вида в снежной пыли, поднятой поездом, а машинист дал три издевательских гудка.

– Местные шалят, – сказал сосед Семёна, медленно вытаскивая правую руку из кармана своей шинели, которую всё это время держал там во время погони.

Поезд проскочил три станции, не останавливаясь, и на четвёртой состав нехотя стал тормозить, подходя к большому железнодорожному вокзалу. Как и в прошлый раз, он протащил грузовые вагоны мимо платформы, отчаянно завизжал тормозными колодками при подходе к перрону двух прицепленных пассажирских и остановился, дёрнувшись всем телом.

Прямо на перроне состав ожидали пять чёрных «мерседесов» и три чёрных джипа, в которых сидели люди. Горнорабочие и крестьяне, приехавшие в город за спичками и солью, потянулись к выходу, прихватив с собой контуженую старушку. Торговцы тоже, связав свое барахло в узлы, потащили по полу товар на перрон, обвиняя друг друга во лжи и стяжательстве. Знакомая Семёна, тётка, всю дорогу проигравшая с любителем сырой картошки в карты в «дурочка», вскочила, бросила свои карты в лицо напарника и закричала:

– Шулер! У нас черви козырь был, а не пики! – и на ходу одевая уже просохший полушубок, стала пробираться к выходу, расталкивая крестьян.

– Сама мухлёвщица, – парировал обвинение партнёр по игре, тоже проталкиваясь к выходу, оставляя после себя на полу кучу картофельных очисток и шелуху от подсолнечных семечек. Последним вышел сосед Семёна. Держа руки в карманах шинели и подняв воротник, он, оглядываясь по сторонам, быстро прошёл к чёрному джипу, стоявшему в сторонке, и сел в него, не вынимая правой руки из кармана. Джип рванул с места так, что его занесло на заснеженном перроне, и через секунду исчез за поворотом.

«А погоня-то на лошадях была за ним», – почему-то подумал Семён, глядя вслед умчавшемуся джипу.

Через пять минут все пассажиры вышли из вагона, кроме Семёна, который не знал, у кого спросить, что же ему делать в связи с назначением на высокую депутатскую должность.

В это время все дверцы стоявших на перроне машин одновременно

открылись, и из их салонов вальяжно вышли мужчины в норковых и собольих шубах и длинноногие раскрашенные девицы в блестящих коротких разноцветных пуховиках и длинных сапогах на высоком каблуке, из-за чего они поскальзывались и цеплялись за рукава мужчин, весело смеясь. Все вышедшие из машин с весёлым шумом стали заходить в опустевший вагон и рассаживаться на лавках, не обращая внимания на одиноко стоявшего в середине вагона Семёна.

Когда поезд тронулся, из-за красной ширмы опять показался знакомый членком, только одетый уже в ливрею, и торжественно объявил:

– Товарищи приглашённые! Прошу всех вас сейчас пройти в трапезную на торжественный ужин в честь выборов нового члена в депутаты Государственной Думы. На сегодня у нас подают: нежнейшие стейки из мраморной телятины, каспийскую стерлядь слабого посола, рябчиков, запечённых в духовке с ананасами, и многое другое. А также всевозможные напитки и вина и, конечно же, шампанское «Мадам Клико»! После ужина будет предложена турецкая баня с банщицами высокого разряда, дополнительный банный вагон уже прицепили. И в конце торжеств, как всегда, концерт-варьете из Парижа! Танцовщицы из кафе «Мулен Руж» уже прибыли. Прошу Вас, товарищи!

– Молодчага половой, – сказал здоровенный краснощёкий толстяк в собольей шубе. – Держи золотой пятак, водки выпьешь за наше здоровье.

– Премного благодарен, – сказал заискивающе членком, благоговейно принимая подарок и низко кланяясь.

Все вновь прибывшие не спеша пошли в соседний вагон, довольно

переговариваясь между собой.