«Союз нерушимый республик свободных»!

Радиоточку разрывало от утреннего песнопения, прославлявшего рождение нового дня в великой стране. И не имело никакого значения, что радиоточка эта была в соседней комнате. Ор включенного на полную мощь радиоприемника было хорошо слышно через толстые стены кирпичного сталинского дома.

– Дед! Старый хрен! Выруби этот музон к ебеням! – Стелла попыталась заткнуть уши, в надежде, что обитающий в соседней комнате огромной пятикомнатной квартиры её дедушка, отставной генерал-лейтенант, награждены всем, чем только можно быть награжденным к середине восьмидесятых, таки сделает утро менее бодрым, а музыку более тихой.

Но надежды Стеллы не оправдались. Из-за стены раздался командный голос любимого и любящего дедушки:

– Размечталась! Секелёвка хуева! Шлялась где-то до утра, а теперь ей спатоньки хочется?! Вставай зараза!

Радиоточка, взвизгнув так, что остатки сна слетели бы с любого, кроме трупа, заголосила:

«Доброе утро, товарищи! Начинаем урок утренней гимнастики! Поставьте ноги на ширину плеч и…»

Стелла натянула на голову одеяло, сверху нахлобучила подушку, но баррикада эта если и приглушила ежедневный утренний ор, то совсем немного. Девушка продолжала лежать в постели, понимая, что заснуть ей не удастся. Совсем скоро «любящий дедушка», размяв утреней зарядкой жилистое тело, начнет барабанить в дверь, «приглашая» любимую и единственную внученьку к завтраку.

По длинному коридору генеральской квартиры зашаркала тапочками по паркету мама Стеллы, Ираида Соломоновна. Проходя мимо комнаты генерала, прокричала в пустоту, надеясь, что её голос все же услышат за ором радиоточки:

– Папа, ну что же вы, в самом деле? Каждое утро будите весь дом спозаранку. Люди ведь еще спят.

– Заткни пасть, Ирка! – отозвался генерал, обладавший отличным слухом. Правда, только тогда, когда услышать говорившего он хотел сам. Во всех остальных случаях, прикрывался глухотой, заработанной на многолетней службе в должности помполита в соседнем, Артиллерийском, училище. Невестку свою, Ираиду Соломоновну, он терпеть не мог. Считал, что хитрожопая жидовка окрутила его сыночка, по-быстячку «раздвинула ноги» и затащила дитя неразумное в ЗАГС, чем навсегда испортила мальчику карьеру.

Хорошо хоть у него, заслуженного генерала, хватило влияния и связей, чтобы «воткнуть» Стасика в Пароходство, где он, отработав на судах в должности помполита совсем немного времени, угнездился, опять таки не без помощи папы, в кресле зам.начальника управления по политической части.

Детей у Ираиды и Стаса больше не было. И простить то, что невестка не родила генералу внука, старый и властный мужчина не мог. С недавних пор у него появилась новая «забава» – всячески оскорблять и унижать и невестку и внучку. И если скорая на язык Стелла, крыла матом дедушку, не стесняясь того, что её слова могут услышать мама и папа, то Ирида Соломоновна, которая стала «Иркой», как только переступила порог генеральской квартиры, тихо плакала и старалась не попадаться на глаза вздорному старику.

Два года тому генерал овдовел. И без того невеселое положение в семье для Ираиды Соломоновны, работающей учительницей музыки в соседнем детском садике, стало невыносимым. Генерал, которого «ушли» в отставку незадолго до смерти жены, не знал, чем себя занять и к кому прицепиться. Самыми подходящими кандидатурами были невестка и внучка. Единственный сын, Стасик, был таким же вспыльчивым, скорым на язык, и горластым, как и его папочка. Переорать Стаса генералу удавалось редко. А потому у генерала скоро появилась «новая фишка».

Устав орать и размахивать руками, он падал на стул или диван и, делая вид, что задыхается, начинал стонать и растирать рукой левую половину груди. И тогда генеральскую квартиру разрывал ор Стасика:

– Ирка! Мать твою! Валокордин тащи! Папе плохо!

Ираида пулей летела в спальню, где стоял немалых размеров шкаф, именующийся домашней аптечкой, доставала требуемое, капала в стакан положенное, наливала воду, бежала в туда, где грозился отдать Богу душу свекор, протягивала ему стакан:

– Пейте, папа.

Генерал, делая вид, что вот еще немного, буквально пара минут, и он вполне мог бы воссоединиться с покойной женой в райских кущах (другого варианта для себя генерал даже не предполагал), пил микстуру маленькими глотками. Осушив стакан, злобно зыркал на невестку:

– Что? Уже размечталась, как закопаешь меня, как собаку под забором, и разведешь бордель в моей квартире вместе со своей доченькой?

Стас, которому порядком надоели папочкины выкрутасы, молча хлопал дверью и уходил на работу в Пароходство. Именно там, на работе, он был уважаемым и солидным сотрудником, привыкшим принимать важные решения, от которых часто зависели судьбы людей. А не «генеральским сынком», которого папуля может «ткнуть мордой в грязь», напомнив и кто он, Стас, есть на самом деле, и кому обязан своим благополучием.

От «размазни Ирки» генерал не ждал ничего, кроме хлюпанья носом.

«Только и умет, что нюни разводить, да бегать к своей мамочке жаловаться, – думал лишенный власти отставной политрук, – другое дело – внучка! Стеллка, мать её! Вот уж в ком чувствуется порода! Но вожжи в общении с неуправляемой девкой отпускать нельзя! На мать с отцом эта вырва давно забила, посылая их, куда им и следовало отправиться уже давно, прямым текстом. Но с дедом этот номер не пройдет»! – тешил себя иллюзиями отставной генерал.

Стелла «забила» на всё и на всех уже давно.

Для неё, после смерти бабушки, авторитетов не осталось.

Свою бабушку, Варвару Кузьминичну, Стела не просто любила. Она её обожала и боготворила. Да и быть по-другому не могло.

Молоко у худенькой, тоненькой, как прутик, Ираиды пропало через несколько дней после выписки из роддома, а девочка, названная родителями Стеллой, орала басом, требуя еды, да побольше.

Юная мать то и дело готовилась хлопнуться в обморок от недосыпания и непривычного образа жизни.

Родители баловали Ираиду и были вовсе не в восторге, когда узнали, что их юная дочь засобиралась замуж. Отговаривать от этого брака было поздно, потому как к моменту подачи заявления в ЗАГС, Ираида была «глубоко беременна». Обе семьи, кривящие губы от перспективы будущего родства, вынуждены были согласиться с решением молодых людей и наскоро сыграли свадьбу. Не слишком афишируя предстоящее событие, не приглашая слишком много гостей, предъявить которым немаленький живот Ираиды было как-то неудобно.

Через два месяца после бракосочетания и родители Стаса, и родители Ираиды радостно размахивали букетами под окнами роддома, поздравляя молодую мать.

Думаю, будет лишним говорить о том, что жить молодые решили, при общем одобрении обеих семей, в роскошной пятикомнатной генеральской квартире.

И если новоявленный дедушка по-первах не имел ничего против, то буквально через неделю взвыл от недовольства.

Внученька орала так, не спасали толстые стены сталинского дома.

Генерал, подорвав с теплой постели, вихрем мчал в комнату «молодых», где в кресле у окна, держа на руках дочь, капала на девочку слезами юная мать, не знающая, как успокоить горластое дитя.

– Что раскапустилась? Квашня жидовская! – возмущался генерал, – Заткни пасть своей мокрощелке!

Ираида начинала плакать еще сильнее.

Свекра своего она боялась, как огня, возразить ему что-то – было для молодой женщины за гранью понимания. Как, впрочем, и посвящать своих родителей в подробности «счастливого» замужества. Ираида прекрасно помнила, как отговаривала мама её от этого брака. Как обещала, что они с отцом не отвернутся от дочери, даже если она родит ребенка, не будучи замужем.

Но Ираида была влюблена в Стасика.