— Где Сашка?
— Он у одной бабульки, в Анине, это по Ярославской дороге. Она тут неподалеку жила. Сестра там у нее умерла, ей оставила двухкомнатную квартиру, а бабуся тоже не любит гам и суету, перебралась туда, а свою, поблизости, сдает. К Сашке так привязалась, просто жуть! Своих внуков нет, я же стюардессой работаю, теперь на международных линиях, сейчас вот в Японию стала летать. И куда его? А в Анине, это городок такой, хорошо, тихо, я, правда, никудышная мать, два месяца уже его не навещала, все собиралась, а тут, как назло, подружка заболела, и меня попросили подменить. Но я тебе оставлю адрес, ты съездишь, навестишь, я сама хотела тебе позвонить, мы тут с моим благоверным все же намылились уезжать в Голландию, пока на три года. — Она перемалывала слова без пауз, быстро и легко, одновременно накладывая тон на щеки и крася тушью ресницы. — Сначала поработаем, но думаем, что уедем навсегда. Потом ты Сашку можешь годика на три забрать, пусть поживет у тебя, а там мы оперимся, заведем свой угол, купим дом или квартиру, и сына, возможно, заберем. Не против? Конечно, это не лучший вариант, я понимаю, но если у нас появится свой ребенок, то Сашка навсегда останется с тобой, хотя жалко парня гробить, ну что он здесь поимеет? Пушечное мясо? А там и учеба, и работа, какие-то перспективы, здесь же мрак сплошной! Или ты не согласен?
Он молчал, впитывая в себя новую информацию, которая напрочь разрушала все, что он понастроил в своей голове до этого. Как быть теперь с Ниной, с тем Сашкой Смирновым, которого он уже объявил сыном, не зная, что его дожидается свой, родненький, которого фактически бросают.
— Ты согласен или нет? — переспросила она.
— С чем? — не понял он.
— С тем, что здесь никаких перспектив.
— Почему? Здесь хорошо.
Александра бросила на него беглый взгляд, желая удостовериться, шутит он или говорит всерьез.
— Тебе здесь хорошо? — уточнила Александра.
— Мне хорошо, — подтвердил он.
— А кто глаз подбил?
— Да так, дверь не в ту сторону открыл.
— Тебе всегда было хорошо, а я этого никогда не понимала, — улыбнулась она. — Но если раньше меня это злило, то теперь умиляет. Мы меняемся, верно?
— Да, ты права.
— Ты есть хочешь?
Он взглянул на часы: без пяти два, а от тетки он ушел в десять, выпив лишь стакан чаю без сахара.
— Вообще-то не очень, ты знаешь, какой из меня едок…
— Ни физдипихен зи дойч, май френд, — насмешливо оборвала его Александра. — Загляни в холодильник и сметай оттуда все, что там найдешь!
Он заглянул и обнаружил там палку финского сервелата, кусок рокфора, оливки, фаршированные анчоусами, нарезку семги, карбонат, несколько разных соусов, яйца, полки были забиты дорогими деликатесами, словно Александра знала о его приходе и специально готовилась.
— Я надеюсь, ты поживешь у меня, пока я слетаю в Токио? — предложила она.
— Пожить?
— Ну да, я была бы тебе признательна!
Тетка утром с ним уже не разговаривала, вовсе не рассчитывая, что он припрется к ней ночевать на второй день, хотя жила в двухкомнатной квартире. Она не дала ему даже сахара к чаю, и если Сан Саныч придет этим вечером, то ему вряд ли вообще откроют дверь.
— Я не знаю…
— У меня здесь не так много ценных вещей, кое-чем я все же успела обзавестись: норковая шуба, обувь, костюмы, кое-какие драгоценности, из тех, что дарил мне второй муж…
— Ты была замужем? — удивился Сан Саныч.
— Мы и года не прожили! Он был директором банка, пока не обанкротился и не сбежал в Америку или еще куда-то. Собственно, это был даже фиктивный брак, но тогда я только начинала свою карьеру в Москве, мне требовался надежный опекун, и я согласилась на его условия, — она развела руками и грустно вздохнула. — Так ты готов пожить у меня? Или у тебя тут возлюбленная, которую ты ни на секунду не можешь оставить?
— Да нет, я готов!
— Ну вот и прекрасно! — обрадовалась она. — А телефон тебе Кугель дал?
— Я вырвал у него твой номер! — улыбнулся Смирнов. — Он не хотел давать! Морочил мне мозги полгода, я звонил ему каждую неделю, а он твердил, что ты переезжаешь и он не знает нового номера твоего телефона!
— Я действительно часто переезжала, а здесь живу лишь два последних года. — Она подвела глаза карандашом. — А ты действительно звонил каждую неделю?
Он кивнул. Она помолчала, докрасила глаза и, осмотрев себя в зеркальце, осталась довольна.
— Даже хорошо, что ты у меня поживешь, а то холодильник забит, и жалко было бы потом все выбрасывать. Вчера ко мне мой благоверный напросился в гости, а у меня шаром покати, холодильник пуст, как слеза девственницы! Я живу только на йогуртах и соках, берегу фигуру, — улыбаясь, рассказывала Александра. — Я переполошилась, помчалась в супермаркет, накупила всего, а Юрик заехал и потащил меня в ресторан. Видишь, я будто чувствовала, что сегодня появишься ты и останешься у меня жить! Это фантастика! Сань, достань колбаски, рыбки, сыра, сделай и мне пару бутербродов, а себе сваргань яичницу с беконом, там есть такая жирная ветчина. Это очень вкусно! Сделай из четырех-пяти яиц, не стесняйся! Я же вижу, у тебя глаза голодные!
— Они не голодные.
— Они грустные, а значит, голодные! Всем отвечай, что буду дня через четыре, а мужикам говори, что отвечает муж! Надоели эти козлы! Когда-то я легкомысленно раздавала телефоны направо и налево, а теперь покоя нет, звонят и в три, и в четыре ночи, а я уже переменилась, и мне никто, кроме Юрочки, то бишь Юрия Васильевича, так зовут моего благоверного, не нужен! Он человек солидный, у него своя фирма, богатенький Буратино, мой Юрочка, который как-то связан с американцами, шведами, голландцами, но в Америку я не хочу, а Голландия — это моя страна: там все можно, даже за наркотики не сажают в тюрьму, и там меньше всего совершается преступлений. Просто нормальные люди, живут без комплексов, туда я и хочу уехать!
Зазвонил телефон, объявился ее благоверный, она взахлеб стала рассказывать о встрече с бывшим мужем, хотя Сан Саныч испуганно замахал руками, прося не упоминать о нем, но Александра его не только не слушала, а, наоборот, протянула ему трубку, познакомив фотографа таким способом со своим женихом.
— Он совсем не ревнивый европейский мужик, — усмехнулась она, видя, как Сан Саныч комплексует.
У Юрия Васильевича оказался мягкий густой баритон, приятный, обволакивающий, и хорошие манеры. Они тотчас перешли на «ты», и Юра предложил Смирнову без стеснения заезжать к нему домой на рюмку чаю и вообще обращаться в случае любой нужды.
— Мы же родственники, а родственники должны помогать друг другу! — дружелюбно подытожил он. — Как считаешь, Сан Саныч?
— Конечно, так и должно быть.
— Вот и договорились! — Он почему-то рассмеялся в трубку, хотя ничего смешного Смирнов не сказал.
— Ну как, хороший у меня Юрочка? — едва фотограф положил трубку, спросила Александра.
— Да, замечательный!
— Он в прошлом актер, играл в театре, в кино исполнил несколько главных ролей, но решил завязать с искусством, теперь бизнесмен и не страдает из-за того, что не появляется в лучах рампы, зато и не скулит из-за нехватки денег, как это делают нынешние лицедеи. Он честный, нормальный человек, его есть за что уважать, а это главное! Я и тебя уважала, нет, правда!
— А чем занимается твой Юрий Васильевич? — сделав себе и Александре бутерброды с рыбой и колбасой, поинтересовался Сан Саныч.
— Ты знаешь, я даже не интересовалась, — отмахнулась она. — Ты яичницу себе пожарь! Он, кстати, из тех людей, кто не любит говорить про свою работу! Есть много других тем, которые его интересуют, и он о них спорит, загорается, он очень смешной… Ты почему не пьешь? Попробуй, это очень дорогой и обалденный ликер, налей и мне рюмочку!
Смирнов наполнил маленькие рюмочки кофейным ликером, а она записала для него адрес сына в Анине и выдала двести долларов. Сан Саныч не хотел брать, но Александра, узнав, что он уже месяц в Москве, застыдила его.
