Такое ощущение, как будто гудит в голове ток в 50 герц, не в смысле, что бьет током, а гудит с такой частотой. Но немного по-разному, звук плавает то выше, то ниже. Собственно, и не звук это, а в костях гудит. Так пару минут я выдержал спокойно, потом думаю, сколько ж можно, да и надоело. Поднял голову, ладонь держу на камне. А тот внятно и вполне по-русски:

– Благодарю… после… приди… ещё… – и отключился, перестал бормотать.

– Пошли – говорю Таисии, и мы пошли обратно.

Спустились, уже совсем другими глазами смотрю на дом и весь хутор. Что бы там ни было на холме, просто так продать и уехать уже невозможно. Надо бы и дом обиходить, и холм с камнем прирезать, если он за пределами участка.

Достал документы на землю, так сразу и не поймешь, где что. В сторону ручья – ясно, там граница рядом с ручьем проходит. В сторону озера – тоже понятно, вот дом, вот берег, вот граница примерно посередине. А в сторону холма никаких ориентиров. Какие- то координаты присутствуют, но в моём навигаторе цифры совсем другие. Да, без стакана… кстати, что в бутылке?

Попробовал – и правда, водка. Тёплая и невкусная.

Ближе к вечеру съездил в деревню и договорился, что с утра захвачу двух бабушек, а они мне за 4 тысячи приберут дом, а если что нужно стирать, то потом и постирают, благо у одной из них есть машина- автомат.

Следующий день прошел под знаком «генеральная уборка». Обеспечение водой, оказалось, подразумевало не только подтаскивание свежей, но и выливание использованной. Тёте Тасе быстро наскучило помогать, и она нашла себе место рядом с машиной.

Я легкомысленно согласился вынести мусор, и бесчисленное число раз бегал через крыльцо. Кучка мусора сперва стала кучей, а к вечеру превратилась в гору. Консервы бабушки посоветовали закопать, тряпки и остальное сжечь, а бутылкам нашлось применение. Их нужно возить к местной самогонщице Ирине и оставлять у калитки.

В доме сменился воздух, пропал пыльный затхлый дух. Светлее не стало, но картинка за окном теперь радовала.

В течение дня дважды пили чай, и совместно решили, что вода хорошая и чистая.

Увёз бабушек уже после десяти вечера.

До чего удобно городскому собачнику в деревне! Не нужно подниматься в 6 утра, в любую погоду совершать часовой променад и возвращаться, когда только самые первые жильцы выходят на работу. А здесь – открыл дверь, и привет!

Так что провалялся чуть ли не до 11, ощущая каждую мышцу не только в руках – ногах, но и в спине и даже в шее. Каково же должно быть бабушкам!

Но Тася под дверью громко намекала, что она уже нагулялась, и пора завтракать.

Что ж, завтракать так завтракать. Мне просто – бомж-пакет и чай, тёте Тасе тоже пока просто – сухой корм. Но аппетит у собачки оказался выше расчетного, дня через три придется ехать, пополнять запасы. Навряд ли я здесь чего-нибудь мясного достану.

Интересно, а газ где заправляют?

Пасмурно. Отправились на холм. Тася, как только поняла, куда идём, пулей усвистала наверх. Когда добрался и я, вижу, сидит, голова немного набок, то на одну, то на другую сторону, как бы прислушивается. Они что же, общаются?

Подошел, присел, ладонью коснулся…камня?

– Приветствую тебя – говорю.

– И ты, воин, здравствуй – гудит в руке.

– Я не воин – говорю – а ты кто?

– Кто я, не знаю, – отвечает – Почему не воин? Прежде полагал, твой зверь для охоты, послал тебе нужную вещь. Сейчас общался со зверем, понял, что зверь боевой и охраняет тебя, решил, ты – воин.

Надо же, бойко как заговорил. Видно, и впрямь язык сумел скопировать из моей головы.

– Но я и не воин. А ты теперь хорошо говоришь по-русски. А раньше на каком языке говорил?

– Какие языки не знаю. А люди разные были. Говорил давно с первыми, потом – редко говорил. Только обмен. Теперь с тобой говорю. Это хорошо – говорить. Значит, ты жрец?

– Как так жрец? С какой стати?

– А почему не жрец? Не охотник и не воин, мужчина, говоришь со мной, стоишь на коленях – значит жрец.

– Ты знаешь, у нас теперь и другие специальности есть

– Так значит, у тебя как у первых?

– Не могу сказать, я о них ничего не знаю. А давно первые были? И что с ними стало?

– Первые были долго, потом их стало меньше, а потом совсем пропали. Когда они появились, не знаю, они уже были, когда я проявился здесь. Много зим назад, но чтобы ответить в твоих числах, нужно тебе снова приложить чело. Я совсем не понял, как ты считаешь, да и узнал от тебя только часть слов.

– Да как-то не с руки лбом упираться.

– Ты можешь лечь на спину, важно, чтобы касался головой, не обязательно челом. Только лежи дольше, чем прошлый раз, тогда было недостаточно. Да и со мной говорить можно не рукой, а как твой зверь, ногами или задницей.

Встал, осмотрелся. Пасмурно, но видимость хорошая. сплошное облачное покрывало местами надорвано, дождевых туч не видно. Можно и полежать, благо комаров ветерок сносит.

Лёг на спину, время заметил. Надвинул кепку на глаза, всё же солнце слепит даже сквозь облака. В голове опять зажужжало на разные голоса.

– Так хорошо? – спрашиваю.

Молчит камень, только жужжит себе и жужжит. Ладно, думаю, раз канал у него перегружен, значит, нет в нём совершенства, не боги его сделали, а люди. А может, кто-то вроде людей.

На этот раз он меня прожужжал почти полчаса. Сам списывать прекратил, говорит:

– Как ты необычно считаешь, десятками. У Первых получше была система, двенадцатеричная, а охотники просто считали до семи. Теперь могу пояснить, Первые были когда появился я, если считать по зимам, то одиннадцать тысяч триста шестьдесят четыре зимы назад. Пропали одиннадцать тысяч сто шестьдесят девять зим назад. Наверно, по-твоему правильно сказать лет, но я считаю по зимам.

– Почему же именно по зимам?

– Зимой получаю мало силы, хватает только на наблюдение. Иногда и наблюдение отключаю. При Первых был собственный источник, но он опустел, и сила у меня почти только та, что получаю здесь. Приходится экономить.

– А почему ты не знаешь, кто ты?

– Просто я начал ощущать окружающее, когда проявился здесь. Тогда здесь были Первые, и вопросов у них не возникало.

– Ты неправильно говоришь, нужно говорить ПОЯВИЛСЯ, а не ПРОЯВИЛСЯ.

– Ты так считаешь? Но ведь меня здесь нет, я у тебя не появился, и не показался, только коснулся, наверно…

– То есть, как нет? А на чем я лежу? Ты что же, в другом месте?

– Не в другом. Нельзя объяснить. Я не в другом месте, я в никаком месте. Меня нету там, где ты, и меня нету в других местах. То, что у тебя, это как бы только моя тень, не я. Или не тень, а отражение, не знаю, как правильно сказать. Может быть, я потом смогу объяснить, но пока я не увидел у тебя похожих слов и понятий.

– А что, разве ты не всю память у меня скопировал? Ведь сам отключился на этот раз.

– Нет, память я не копировал, мне удается распознать только слова и некоторые понятия, не все. Приходится экономить силу, использовать малую часть.

– Так ты что же, только от солнца заряжаешься?

– Почти. В период не зимы случается, что удачно пополняю запас, если повезёт. Кстати, ты принял мой дар, это что? Тот, кто был до тебя, дал мне образец, и двести одиннадцать раз получил эти предметы. Зачем они?

– Ну, это такой напиток, затуманивающий сознание, и сосуд для его хранения.

– Значит, он тоже жрец. Он часто был отравлен.

– Не думаю. Мне кажется, ему просто нравилось быть таким.

Я помолчал.

– А расскажи, пожалуйста, если первые пропали чёрте когда, что же ты всё это время делал? Тут ведь были и другие люди?

– Появлялись два раза, но не общались. А 1238 зим назад неподалёку появилось племя, их жрец смог найти меня и заговорил. Потом они долго жили неподалёку и каждый год приходили сюда. Приходили разные, и просили по разному. Потом и они пропали, и девять зим назад появился новый жрец. Но он не разговаривал, только просил затуманивающего напитка. И вот теперь ты.