Заинтересованный студент

Мое детство прошло в одном из пригородов Нью-Йорка. Как и большинство моих сверстников, представителей поколения беби-бумеров, я с самого нежного возраста был пропитан великим скептицизмом янки. Меня мало занимали мысли о дьяволе, не говоря уже о странной идее демонической одержимости. Все мы были убеждены, что сообщения о нападениях демонов и паранормальных явлениях достойны только страниц желтой прессы, так же как и новости об инопланетянах и снежном человеке, а Хэллоуин был для нас отличным поводом, чтобы высмеять все эти глупости про ведьм, гоблинов, черную магию и сглаз. Я вспоминаю, как мать соседского мальчика хихикала над своим сыном, одетым в черно-красный костюм, называя его «миленьким маленьким демоном».

Мировоззрение моего поколения сформировалось в тот исторический период, когда вера в рационализм укоренилась полностью. Как представители американского среднего класса я и мои ровесники считали само собой разумеющимся для нашего времени и нашей особенной страны веру в демократию, в материальный прогресс, в великие достижения современной науки и в ее победу над суеверным мышлением. В школе я усвоил американскую гордость за страну, патриотизм, а также, как стало ясно позднее, легкое пренебрежение к традициям и народным верованиям Старого Света.

Позже, когда я начал серьезно изучать историю и религиоведение по программе академического курса античности в Принстоне, меня стали живо интересовать более странные и неортодоксальные концепции. Я был поражен, узнав, что распространенные раньше теории о злых духах и сверхъестественных явлениях так сильно занимали умы людей древности и Средневековья, и даже образованные люди признавались о своей неподдельной вере в духов и в возможность общения с богами и душами мертвых посредством погружения в транс. Хотя мое увлечение этими идеями начало зарождаться именно в это время, меня все же больше волновали тогда исследования человеческого разума. Я погрузился в изучение языков, литературы, философии и довольно рано познакомился с теорией психоанализа, которой хотел серьезно заниматься в дальнейшем.

После окончания колледжа я отправился со своим старшим братом на год во Францию, где преподавал в средней школе и играл в местной любительской баскетбольной команде. Наша команда играла прекрасно, а я, как большая американская рыба в маленьком французском пруду, набирал за игру не меньше тридцати очков. Мне так нравились наши отчаянные французские фанаты – их поддержка всегда давала нам лишние пятнадцать очков во всех домашних играх!

Что касается моей жизни вне баскетбольной площадки, я вел себя так же, как любой свободный молодой мужчина, путешествующий по чужой стране: наслаждался прекрасными винами, ел восхитительную французскую еду, запивая ее огромным количеством ликера Куантро из соседнего Анже́. Мысли о «паранормальных явлениях» и всем дьявольском, занимавшие мою голову дома, теперь были от меня так далеко, как это возможно.

Так все и продолжалось, пока мой брат Джон не познакомился с местной ведьмой.

Джон играл тогда в новой команде, он переехал в соседний городок, где люди проявили больший интерес к спорту. Как-то он рассказал мне, что познакомился с пожилой дамой, называвшей себя «белой ведьмой». Во время разговора брат пожаловался ей, что с подросткового возраста не может избавиться от бородавок на руках. Женщина пообещала, что вылечит его.

Несмотря на мой скептицизм и насмешки, Джон не захотел отступаться от задуманного.

Ведьма посоветовала брату попробовать то, что сама называла «народным целительством». Она велела Джону провести простой ритуал – в полночь, на мосту, на окраине города. Нужно было произнести короткое заклинание, а затем бросить три фасолинки через плечо в реку. Она особо подчеркнула, что он «должен твердо верить».

Джон сделал все, как сказала ведьма. Проснувшись на следующий день, он обнаружил, однако, что бородавки никуда не исчезли. В тот же день он отправился домой к той женщине за объяснениями. Она сказала ему, что ритуал не сработал, потому что он «не верил по-настоящему». Брат пообещал повторить ритуал еще раз, теперь со всей серьезностью.

Следующим утром Джон заявился ко мне в гости. Взволнованным голосом он сообщил, что все его бородавки исчезли. Как типичный младший брат я высказал ему прямо все, что думаю о его размягчившихся мозгах. Я отказался признавать случившееся победой духа над материей и, исполненный чувства превосходства, объяснил полученный результат действием самовнушения, способного иногда приносить облегчение при не очень серьезных недугах.

«Ну вообще-то мне все равно, – парировал Джон. – Хоть что-то наконец сработало после всех этих бесполезных кремов и прижиганий холодом».

Хотя скептицизм и остался при мне, вся эта история все-таки подогрела мой интерес к традиционным методам целительства. Я был удивлен и очарован психосоматической медициной, причудами нашей сложной иммунной системы и тем огромным влиянием, которое оказывает мозг на физиологию. Я планировал поступать в медицинский по возвращении в Штаты, поэтому этот случай отложился в архиве моей памяти. В то время я был погружен в изучение теории, разработанной Зигмундом Фрейдом и его единомышленниками, доказывавшей важную роль, как они это называли, физических проявлений «истерических» состояний ума.

Фрейд и другие ранние психоаналитики отмечали, что подавляемые эмоции и импульсы могут стать прямой причиной соматических заболеваний, иногда даже таких тяжелых, как паралич. Позднее эти состояния получили название «конверсионные расстройства», т. е. психические состояния, при которых пациенты имеют определенные неврологические симптомы без органической причины или логического объяснения. Позже, во время учебы в ординатуре Йельского университета, мне лично довелось наблюдать подобные случаи. К примеру, я проводил обследование молодой женщины, попавшей в больницу из-за необъяснимого паралича ноги, не имевшего за собой никакого медицинского или анатомического диагноза. Как-то во время осмотра она призналась, что ее самым сокровенным желанием было «пнуть как следует своего сукиного-сына-отца…».

Фрейд испытал большое влияние со стороны знаменитого Жан-Мартена Шарко – харизматичного парижского врача-невролога конца XIX века. Известный своим вольнодумством, Шарко относился к религии враждебно, поэтому и Фрейд решил применить свою теорию истерии к религиозным феноменам, включая и одержимость демонами. Взяв в качестве примера случай художника XVII века, Фрейд доказывал, что его так называемая «демоническая одержимость» была фактически психической патологией, принятой по невежеству за атаку дьявола [6].

Как выяснилось позже, место, где я играл в баскетбол, находится недалеко от небольшого городка Луден. Этот городок прославился в XVII веке благодаря печальному случаю предположительно массовой одержимости, произошедшему в местном монастыре.

В 1630-х годах несколько сестер-урсулинок стали жаловаться, что ими овладели бесы. Находясь, согласно их утверждениям, в состоянии одержимости, монахини странно кричали, кружились волчком и разговаривали на нескольких неизвестных им языках. Этот случай произвел сенсацию и до сих пор вызывает споры во Франции. В те времена обряды изгнания нечистой силы иногда проводились публично, собирая толпы любопытных зевак. Эти события подробно описал Олдос Хаксли в книге 1952 года «Луденские бесы»[7]. В экранизации книги в жанре фильма ужасов под названием «Дьяволы» снялась Ванесса Редгрейв – его премьера состоялась в 1971 году.

Обилие насилия и человеческой наготы в фильме вызвало тогда бурю протеста, но я сомневаюсь, что большинство аудитории восприняло центральную тему картины всерьез. И я в том числе. Хаксли заставил меня поверить, что, при всей своей запутанности и сенсационности, Луденское дело было, по всей вероятности, случаем коллективной истерии. Он пришел к выводу, что истерия имеет политическую окраску и произошла из-за серьезного эмоционального расстройства нескольких замкнутых и сексуально закрепощенных католических монахинь.