Нос корабля почти исчез, только бушприт вертикально смотрел в небо, как протянутая рука утопающего. Но пузырящаяся, кипящая вода подчиняюще заглатывала его. Последние сантиметры дерева неумолимо нырнули под воду.

Корабля больше не было. Вместе с его погибелью мир озарил некий покой. Обломки догорали непозволительно мирным пламенем, будто вечерние костры. Жуткое зарево на месте кровавой трагедии утихало, и я поплыла обратно. Жизненная необходимость что-то сделать, искать живых, придавала энергии опустошённому организму. В иное время я никогда бы не поверила, что смогу наскрести столько сил, но экстренные ситуации всегда открывают неприкосновенный запас возможностей.

Ближе к месту происшествия колыхались маленькие волны.

— Эй! Кто-нибудь! Джек! Мистер Гиббс! Отзовитесь!

Тишина.

Я кричала, прерывалась на кашель, звала и молила, не теряя надежду. Чьи-то руки вцепились в плечи, потянули назад. Я забила по воде, развернулась.

— Цепляйся.

Мистер Бергенс притянул меня к продолговатой отстреленной части грот-мачты, не успевшей стать жертвой огня. Я стала хвататься за неё, путаться в снастях, пока, наконец, не уцепилась за натянутый шкот и не прижалась к холодному горелому дереву. Стук сердца волнами расходился по телу, слышался в пятках и горле. В душе мало что осталось — кроме застывших в ушах криков и испепеляющего ужаса. Последний уступал место пустоте, поглощающей и уничтожающей. Вскоре над ухом зазвучал хриплый голос:

— Эй! Есть кто ещё живой?! — сквозь пелену слабо пробивались звуки, напоминающие, что я ещё не на том свете. Я отлепила голову от промокшей древесины: к мачте прибились ещё четверо человек, не считая Бергенса и меня. Взгляд прошёлся по измученным обезумевшим лицам, промокшим, продрогшим, отрешённым — неосознанно выискивая среди них знакомые чёрные глаза. Их нет.

В голове заевшей пластинкой вертелась одна мысль: «Это ты погубила всех. Ты вырыла для них могилу». Ведь Стивенс не врал. Он выполнил обещание найти нас в случае моего обмана. Как и почему он вышел на наш курс, не было желания размышлять.

Время шло. Недостаток сил мало-мальски восполнялся. Истерика сдала позиции, рассудком завладел сосредоточенный холод. Взгляд снова оторвался от дерева. Шесть человек. Шесть из тридцати четырёх. Среди них кок, мистер Гиббс, боцман и два рядовых матроса.

— Где все? — мало-мальски придя в себя, тупо произнесла я. В ответ лишь скупое покашливание и покачивание головой. — Эй! Лю-юди! Мы здесь! — хрипящий крик вырвался из груди. Мольбы затерялись в пустоте. Мои призывы поддержали и остальные. Мы звали хоть кого-нибудь, дёргали за последнюю ниточку. Поняв, что силы слегка восполнились, я разжала руки и по плечи погрузилась в воду. Погребла к эпицентру происшествия, где над прогоревшими обломками поднимался траурный дым.

— Кто-нибу-у-удь! — изредка доносилось позади. Но оборачиваясь каждый раз, я видела кого-то из тех, кто точно-так же отправился на поиски выживших.

Луна прорвалась сквозь вату туч, вода поймала дрожащую дорожку света. Это не подсобило — никаких человеческих фигур не проявилось.

Отчаявшись дозваться до кого-нибудь, теперь я раз из раза повторяла лишь одно имя:

— Джек! Джек.

Безжалостная тишина. Мышцы неумолимо устают удерживать меня на воде. Я дрыгаю ногами слабее, устаю держать голову высоко. Вода обтекает подбородок, едва ли не затекает в уши. Я слабо сопротивляюсь волнам и отрешённо хватаюсь за кусок палубного настила, позволяя себе пару минут на передышку. Дрожащие губы продолжают шептать единственное имя, иногда бесшумно. Постепенно осознаю, что больше не слышу ничьих голосов. Всё стихло.

Неподалёку колыхался обрывок паруса, прикреплённый к рею. Там чернела посторонняя фигура. Поспешная радость охватила душу, руки отпустили спасательный поплавок, а с губ сорвалось обнадёженно и громче:

— Джек!

Но не успела я приблизиться, как внутренний голос сообщил о неестественности позы человека на рее — он лежал поперёк неё на животе, ноги и голова по обе стороны скрывались в воде.

— Нет… Нет-нет-нет… — зашептала я, суматошно подгребая к нему. Я перекинула руку через рей, обхватила его, а другая ладонь вцепилась в ворот человека. Тяжесть коченеющего мужского тела в мокрой тяжёлой одежде неохотно поддавалась измученному женскому организму. Я с трудом вытащила его голову из воды, по поверхности заструилась капель с тяжёлых длинных волос. Взгляд встретился с безжизненными расширенными глазами на белом, словно восковом лице. «Не он», — облегчённо выдохнул внутренний голос. Я измученно разжала ладонь, мёртвое тело скользнуло с рея и исчезло в тёмной глубине. В дрожащих чёрных волнах труп исчез быстро, и я до последнего провожала взглядом застывшее кукольное лицо. А после уткнулась лицом в дерево рея и завыла — тихо, протяжно, как потерявшийся замерзающий щенок.

Безнадёжность опьянила разум. Я больше не ждала, не звала. Губы сами отрешённо шептали: «Джек!», но ведь если бы он был жив, он бы уже отозвался, верно? С этой мыслью я утратила всякую надежду. И только внутренний голос пробивался сквозь пустоту: «Это ты убила Джека. Это твои необдуманные поступки и сделки вручили вам по чёрной метке».

Обречённая на медленную, мучительную смерть, я могла завидовать Джеку и остальным, кто ушли ко дну, не успев понять, что к чему. Вот, что сулили Огни святого Эльма. Их предупреждение привелось в исполнение практически мгновенно. Нет ни еды, ни корабля, ни берега на добрую сотню миль. Нет Джека.

Какая-то часть разума, что ещё не поддалась всеобъемлющему отчаянию, учтиво напомнила о проблемах насущных. Я оторвала лицо от рея, огляделась. Тучи раскрыли небольшую щель для звёзд и луны. Воздух посерел. Никого. Ни Бергенса, ни Гиббса, ни грот-мачты, что служила пристанищем для выживших. Ужас мурашками пробежал по телу.

— Кто-нибудь! Я здесь! Помогите! Вернитесь!

Я свалилась с рея в воду и снова звала — только теперь взяла на себя другую роль. Звала чтобы спастись, а не чтобы спасти. В ответ лишь равнодушный плеск воды. Куда, в какую сторону могло отнести заветную мачту, куда плыть, куда кричать — каждый вопрос получил лишь безапелляционную тишину в ответ. Разминуться в открытом океане с последними людьми было последним, что могло случиться за сегодня.

В отчаянии повторяя робкое «Помогите», я мёрзла, коченела, истрачивала жалкий запас сил. Плыла куда-нибудь, чтобы согреться, искала людей до последнего: изо рта вырывался пар, ресницы и волосы покрылись тонким налётом инея. Он засеребрился, когда снова вышла луна.

Заиндевелый обломок фальшборта выплыл из темноты молчаливо, приглашающе попал в поле зрения. На него я взгромоздилась с трудом, соскальзывая, едва не переворачивая его. Улеглась на спину, раскинув руки, смаргивая иней с ресниц. Отдышалась, наблюдая, как пар изо рта устремляется в звёздную высоту. Это был последний рывок. Если бы я решилась снова плыть, слезла бы с импровизированного плота, тело бы пошло ко дну камнем. В самую пору теперь напевать «Летит Жозефина в крылатой машине», ни о чём не думать и ждать конца. Но я не хотела. Не могла в силу сущности.

Я попыталась пошевелить закоченевшими ногами. Колени сгибались с трудом, с покалывающей болью. Я повернула голову. Небо слегка посветлело — но ничего не обещающе. Прикрыла глаза. Согнула ноги в коленях, подложила руки под голову. Согреться с помощью физических упражнений оказалось слишком сложно и неэффективно — этот метод допустим, когда ты ещё бодрячком, а не при смерти. Поэтому качать пресс я не смогла — меня хватило лишь на то, чтобы с трудом поднять верхнюю часть туловища — и снова упасть.

Не знаю, хныкала ли я, молилась ли, продолжала ли звать. Разум покидал бренное тело, тяжесть инея смыкала глаза. Холод внезапно сменился жарой — да такой, что впору раздеваться. Но умирающий внутренний голос напомнил, что нельзя — ведь так всегда проявляется обморожение.

Протяжный выдох вырвался из груди. Сознание меркло, растворялось в холоде, тьма обволакивала и успокаивала до последнего, пока мир не рассеялся в темноте.