Я удивлённо уставилась на протянутый мне пистолет. Рукоять была украшена выгравированным узором, свет фонаря матовым блеском ложился на гладкий тёмный ствол, дуло хищно чернело узким проёмом. Рука с трепетом приняла оружие. Настоящий пистолет довелось держать впервые в жизни, и надоедливый внутренний голос издевательски предположил, что я могу нечаянно застрелить саму себя в связи с неумением использовать. Или ещё хуже — нечаянно ранить кого-то другого. И всё же, дополнение к образу пиратки не могло не порадовать. Словно отражение мыслей, прозвучал голос Тима:

— Не бойся, пока он на предохранителе, не выстрелит.

Я благодарно улыбнулась. Пистолет прикрепился к поясу. Смотреть на мир с оптимизмом давалось не легко, когда в любую минуту в тебя может прилететь булыжник — вероятно, местные жители таким образом сообщают, что ты им понравилась. Причина любви пиратов к этому месту по-прежнему оставалась загадкой. Я вздохнула, повела подбородком из стороны в сторону, и вновь поплелась за пиратами. Те отлучились от нас на несколько метров и дожидаться не собирались, поэтому пришлось поспешить, чтобы не затеряться в проулке. Остаток дороги решено было провести в молчании, но путь кончился куда раньше, чем предполагалось. Я по инерции врезалась в спину одного из затормозивших пиратов, и по проявившемуся мгновенно инстинкту положила ладонь на рукоять пистолета. Однако, остановиться спутников заставила отнюдь не угроза, а как раз-таки наоборот: им навстречу, раскинув руки, шёл плешивый мужчина, по обе стороны к которому жались растрёпанные чумазые девицы.

— Старина Бенни! Сколько лет, сколько зим! — громыхнул возглас. И далее последовали крепкие мужские объятья. Я заранее отпрыгнула в сторону, чтобы не оказаться в их центре, иначе задушили бы в порыве радости, как пить дать! Встреча старого знакомого предзнаменовала долгие бессмысленные разговоры, слушать которые оказалось тщетно — слова звучали со всех сторон одновременно, и разобрать в них дельную реплику было нереальным. Я глубоко вдохнула запах сырости и облокотилась спиной о стену. Ждать, пока старые друзья удовлетворят потребность в общении, придётся долго. Точно так же, как в далёком детстве, когда по пути из магазина мама встречает свою подружку и тебе приходится полчаса стоять рядом в ожидании, пока не утихнет их щебет. Главное, изображать из себя молчаливый предмет мебели — иначе разговор обязательно переключится на тебя и обсуждение потенциальных женихов. У раздобревших пиратов было точно так же, и дорога в таверну прервалась на неопределённое время. И дёрнул же меня чёрт отправиться с ними! Сидела бы сейчас в каюте на «Чёрной Жемчужине», листала бы какую-нибудь книжечку и преспокойно дожидалась возвращения капитана Джека Воробья. Но нет! Ох уж это несчастное женское любопытство! Чтоб ему пусто было!

Но от безрадостных мыслей отвлекла знакомая фигура, мелькнувшая в переулке. Я подалась вперёд, вглядываясь в темноту. Небезызвестная треуголка юркнула на соседнюю улицу. «Джек?» — удивилась я. Любопытство, которое только что было проклинаемо мной, снова било в барабаны, привлекая внимание. Я шагнула к переулку. Никто из матросов, увлечённых беседой, не отреагировал. В то время как Джек подобрался к месту встречи, я буду стоять у стенки, как полная идиотка? Ну нет, Джекки, ты был неверного мнения обо мне, когда решил, что я не предприму попыток проследить за тобой. Я глянула за угол — капитан спокойно шествовал по улице, но вскоре замер, глянул по сторонам и шмыгнул за угол. Пришлось поспешить, чтобы не потерять его из виду. Бежать по безлюдной улице, подсвеченной фонарями, было легко и радостно, словно я вырвалась из-под надзора родителей. Чувствуя себя шпионом, я следовала за Джеком, пряталась за телегами, скрывалась в тёмных углах до тех пор, пока кожаная треуголка не мелькнула в последний раз — и скрылась за перекошенной дверью. С губ сорвался разочарованный вздох: поросшая паутиной вывеска гласила: «Таверна «Кровавый парус»

Разыгравшееся воображение рисовало место переговоров куда иначе: защищённая до миллиметра база, затемнённые окна, снайперы, выглядывающие из всех углов, готовые пристрелить любого, кто попробует выведать тайну. «Ты не в том веке, подруга» — напомнил о себе внутренний голос. Что ж, таверна, так таверна. Так даже лучше.

Я подкралась к светящемуся окну, но стоило мельком глянуть в него, как пришлось мгновенно отпрыгнуть в сторону, прижимаясь к стене: прямо за оконным стеклом, у деревянного перекорёженного стола вальяжно развалился на стуле Джек, напротив которого восседал какой-то мужчина. Дыхание сбилось, тревожно затряслись руки. Они не заметили меня? Что подумает Джекки, если узнает, что я за ним наблюдаю? Как бы он за такое не решил ссадить меня на берег… Остаться одной на Тортуге — перспектива безрадостная, да притом смертельно опасная…

Из-за оконного стекла голоса доносились приглушённо, но при должном старании различить обрывки фраз было возможно. Совладав с волнением и заставив колени прекратить трястись, я осторожно высунула нос из-за оконной рамы. Свет канделябра дрожал на серьёзных пиратских лицах. Таверна была полупуста. Людей было мало, и те кучкой сидели у круглого стола посреди зала. Изъеденные плесенью стены нависали тяжело и мрачно, простенькая люстра грозила в любой момент разбиться о головы посетителей. Капитан Джек Воробей зажимал в одной руке ручку массивной кружки, с особенным вниманием прожигая взглядом собеседника. Кстати, о собеседнике… Брови поползли наверх, когда удалось разглядеть его незаурядную внешность. Прореженные сединой длинные тёмные дреды, стареющее лицо, продырявленная пулями широкополая шляпа, массивные перстни на искривлённых пальцах — всё это выдало в нём его — хранителя пиратского Кодекса, и по совместительству отца Джека. Капитан Тиг, угрюмый и суровый, взирал на сына свысока, как бы позиционируя себя более важным. Лицо Джека не выдавало малейших эмоций — даже тот, кто давно знаком с ним, не смог бы распознать, что он чувствует — свои истинные эмоции он скрывал превосходно, хотя, вероятно, относился к отцу с опаской.

— Так, значит, амулет? — подытожил Тиг, в задумчивости скребанув ногтем по столешнице. Ответом ему послужил кивок. — Оставь эту затею, Джекки, — наконец, продолжил он. — Не приведёт тебя это к добру.

Джек ответил тихо, но вкрадчиво, не отрывая прямого взгляда от собеседника. Расслышать не удалось, но аргумент был весомый, так как Тиг изменился в лице, выпрямился и долго оценивающе смотрел на сына. В воцарившейся тишине моё дыхание казалось слишком громким и привлекающим внимание. Тиг повернул голову к окну, словно почуял чужое присутствие, и я поспешно пригнулась. Тело, прижимающееся к холодной кирпичной стене, онемело, взгляд застыл на паутине, свисающей с оконного отлива. Голоса зазвучали нескоро, и всё это время казалось, словно кто-то наблюдает за мной невидимой тенью. Опять заглянуть в стекло я рискнула только когда послышался ответ, приправленный оттенками недовольства:

— Нассау.

— Нассау?

— Помнишь Стивенса? — от этих слов Джек поморщился, словно его ударили. Тиг продолжил так же холодно, как и начал: — Да, тот самый. Кристиан Стивенс, у которого ты тогда…

— Можешь не напоминать. И что же, тот дневник у него?

Что-то с силой рвануло за волосы и отшвырнуло меня от окна. Я инстинктивно охнула, приземляясь на спину. От удара захотелось закашляться. Взгляд уткнулся в чьи-то черные сапоги у самого лица, пополз выше, по темной одежде и остановился на чёрном мешке, надетом на голову на манер палача. Из прорезей в ткани грозно сверкнули чёрные глаза.

На осознавание ситуации времени не дали. Я только и успела, что вывернуться — за секунду до того, как в то место, где миг назад была моя голова, вонзился кинжал. Мозг выдал лишь обезумевшее «Маньяк!», а я уже вскочила на ноги в страхе за свою жизнь. «Кто это? С чего решил напасть?» Личность в костюме палача, среднего роста и телосложения, медленно выпрямилась. Клинок хищно блестел, остриё кровожадно глядело прямо мне в грудь.