…Приближаться к ним. Гарри вообще ничего не видел. Их окружали восемь огромных разноцветных шаров, это определенно была не точная модель Солнечной системы, и разве их не должно было быть девять?

Плутон не считается планетой уже почти десять лет.

— Редукто! — крикнул Гарри, направив свою палочку на Юпитер, который разлетелся на тысячу крошечных, тонких кусочков. Сквозь осколки Гарри увидел прямоугольный контур тусклого света.

— Держитесь, — крикнул он позади себя и его крепче сжали за униформу, когда он нацелил свою палочку. — Акцио Дверь!

Его толкнуло вперед за палочкой, он чуть не задохнулся из-за воротника, когда Паркинсон и Тимси держались за его рубашку. Он вытянул руку перед лицом, когда дверь приближалась все ближе и ближе, набирая скорость, пока, наконец, он не прорвался сквозь нее, гравитация и свет внезапно вернулись. Он сгруппировался в воздухе, схватив Паркинсон прямо перед тем, как тяжело приземлиться на спину, заставив ее приземлиться прямо на него с сильным вздохом, у них обоих перехватило дыхание.

— Тупой… гриффиндорец… — задыхалась она, скатываясь с Гарри, когда он отчаянно пытался вдохнуть. Не самое лучшее его приземление, но ему нужно было защитить лучшую подругу Драко, Драко убьет его, если с ней что-нибудь случится. Он поднял голову, увидев, что Тимси встает с пола, небрежно отряхивает рукава своего джемпера и выжидающе смотрит на них. Гарри с трудом сел, поднял палочку, прежде чем полностью встать, его живот упал, когда он увидел, где они приземлились.

Он совсем не изменился — он по-прежнему выглядел как зал заседаний № 10, но вместо ужасного стула посреди пола стоял каменный помост, на котором стояла высокая каменная арка, с которой мягко развевалась старая плетеная вуаль на несуществующем ветру. В стенах было по крайней мере десять одинаковых дверей, через одну из которых они только что пролетели.

— Комната Смерти, — пробормотал Гарри. — Гоменум Ревелио.

Ничего. Он ждал, пока Паркинсон наложит свое заклинание Обнаружение жизни, но она молчала. Когда Гарри посмотрел на нее, она широко раскрытыми глазами смотрела на арку.

— Ты их слышишь? — спросила она. Лицо Гарри ожесточилось.

— Да, — ответил он, потому что слышал. Шепот был даже сильнее, чем в прошлый раз, и он знал, что если прислушаться, то услышит Сириуса или Ремуса, Тонкс, Фреда, своих родителей…

Он схватил Паркинсон за руку, чтобы она не двинулась вперед. Искушение послушать, последовать этому шепоту, увидеть людей, которых он любил, было почти непреодолимым, но он уже через это проходил.

— Доверься мне, Панси, — тихо сказал Гарри, встав перед ней, чтобы она посмотрела на него, — ты не захочешь.

Паркинсон несколько раз моргнула, прежде чем покачать головой, выходя из оцепенения. Она не отводила глаз от возвышения, Гарри мог сказать, что это требует серьезных усилий.

— Тимси, — крикнул Гарри, и Тимси схватил его за запястье и встал рядом с ним. Он присел и встретился с Тимси на уровне глаз.

— Ты чувствуешь его, Тимси? Тебе нужна моя палочка?

Тимси протянул руку, и Гарри передал свою палочку, хотя его инстинкты кричали, что он оставил себя беззащитным на вражеской территории. Он должен был доверять Панси Паркинсон, из всех людей, чтобы она прикрывала ему спину. Когда он оглянулся, Паркинсон подняла свою палочку и с неистовой решимостью следила за каждой дверью.

Гарри ожидал, что Тимси снова войдет в его голову, но этого не произошло — он только закрыл свои большие глаза, осторожно покрутив палочку в пальцах.

— Тимси ищет, — прохрипел он, и Гарри снова ждал так терпеливо, как только мог, хотя его нервы были наэлектризованы. Его глаза метались к множеству дверей, стараясь не глядеть на вуаль.

Рука Тимси начала двигаться, как если бы ее притягивал магнит, крепко сжимая палочку Гарри. Он медленно вращал ей, указывая наружу через комнату, пока, наконец, не остановился, целясь в дверь через три двери ниже от них.

— Мастер Драко за ней, — сказал он, резко открыв глаза, длинный изогнутый нос подергивался, как будто он все еще чувствовал запах дыма от свечей. Гарри тоже чувствовал. Тимси быстро вернул палочку, не сводя глаз с двери.

Гарри вскочил и побежал к двери, услышав позади быстрые шаги Паркинсон и Тимси. Он дернул дверь, но она была заперта.

— Алохомора!

Щелкнул замок, и Гарри распахнул дверь, бросившись внутрь. Но как только он вошел в темный коридор, дверь за ним захлопнулась, отделив от него Паркинсон и Тимси.

— Дерьмо, — пробормотал он, отбегая к двери. Паркинсон стучала и кричала с другой стороны. Он попытался снова открыть дверь, но она не сдвинулась с места, даже с другим открывающими чарами. Он метался — помочь им войти, чтобы они последовали за ним в опасность, или как можно скорее найти Драко?

Что ж, выбор был не то чтобы сложным.

— Все в порядке! — крикнул Гарри. — Просто оставайтесь здесь, я вернусь!

Казалось, это еще больше разозлило Паркинсон, но Гарри не мог больше ждать, когда на кону стояла жизнь Драко. Он повернулся, зажег кончик своей палочки и побежал по темному коридору, где он увидел очертания другой двери в конце.

Я иду, Драко.

******

— Значит, Гарри Поттер делал все это, чтобы защитить трусливого Пожирателя Смерти, своего старого школьного врага?

Голос Люциуса был похож на лед, и Драко почувствовал, как на лбу выступил пот. Он ничего не сказал, сохраняя безучастное выражение лица. Люциус снова поднял палочку, и Драко почувствовал, как он хватается за веревочки, как за марионетку.

— Скажи мне правду, Драко, — потребовал он, — как Поттер к тебе относится?

— Не знаю, — последовал автоматический честный ответ. Это было правдой. Гарри, возможно, поцеловал его, сделал микстейп, свидетельствовал за него, доверял ему, спас ему жизнь — но он также никогда не хотел снова видеть Драко, ненавидел его годами, сражался против него на войне, напал на него в его кабинете и ушел, ненавидя тот факт, что Драко так хорошо его знал. Гарри мог послать министра защищать Драко, но он определенно не хотел делать этого сам.

Люциус скривил губы, его лицо исказилось от разочарования.

— Тогда как ты к нему относишься, Драко?

— Я люблю его, — истина вылетела изо рта Драко, и он вздрогнул от этой резкости, чувствуя себя так, будто его ударили. Все эти годы драгоценного отрицания прошли менее чем за секунду. Он любил Гарри, слишком долго любил, и Панси, как всегда, была права. Прилив сладкого облегчения, смешанный с болезненной потерей отрицания, вызывал противоречивые чувства. Он хотел плакать, но не будет.

Люциус явно обрадовался. Если бы это была какая-то другая ситуация, Драко мог бы притвориться, что его отец только что узнал, что его единственный сын влюблен, и был полон счастья за него. Но Драко был прикован цепью к стулу, палочка его отца была нацелена ему в лицо, управляя им, как долбанной игрушкой, и Люциус только что обнаружил самую большую слабость Драко.

— Это пророчество было чушью, Люциус, — прорычал Драко сквозь зубы, с каждой секундой чувствуя панику и отчаяние.

— Очевидно, что нет, поскольку оно освещает такие увлекательные темы, — усмехнулся Люциус. — Но теперь это не имеет никакого значения, ты, наглый мальчишка, потому что у тебя никогда не будет большей власти, чем у меня, особенно пока ты держишься за эту жалкую слабость…

— Дело не во власти, Люциус, долбанный ты дурак…

— Я совершенно не согласен, учитывая ситуацию, в которой ты находишься, — ухмыльнулся Люциус, неопределенно указывая на цепи и тело Драко. Драко зарычал, его руки зудели ударить его, что-то сделать, но его тело было всего лишь игрушкой, недоступной ему. Люциус явно наслаждался вкусом своего успеха и, очевидно, хотел втереть его в лицо Драко, потому что он держал рот Драко открытым, чтобы позволить ему говорить свободно.

— Я знаю Гарри так хорошо, как только возможно потому, что ты сам все сделал для этого, отец! Знать его — значит любить его, и из-за этого я стал лучше, чем ты когда-либо будешь, — голос Драко рос, и Люциус только снисходительно посмеивался над его истерикой, но он все равно продолжал, пытаясь заставить отца увидеть хоть каплю смысла.