— Но это… — фыркнул Гарри, быстро теряя запал.
— Ужасно, я знаю, — закончил за него Рон. — Ты бы никогда не позволил Тедди жить такой жизнью. Ты бы забрал его и Энди и затащил в Америку, чем позволить Тедди вырасти как ты, нахуй это высшее благо.
Гарри почувствовал болезненный ком в горле, представив Тедди в чулане под лестницей, спящего несмотря на боли от голода… живущего в доме, где никто не произносил его имени, где его никто не хотел… бросающегося в каждую опасную ситуацию, потому что он чувствовал, что он был единственным, кто мог, пока взрослые вокруг него наблюдали и награждали его за то, что он выжил, он был всего лишь ребенком…
Что-то маленькое и теплое приземлилось на его руку, и он посмотрел вниз, чтобы увидеть руку Гермионы, накрывающей его собственную. Смущенный, он снова сел и снял очки, поспешно вытирая глаза.
Гарри снова открыл глаза, пораженный. Рон сидел и внимательно наблюдал за Гарри, на его лице были написаны беспокойство и печаль — вероятно, он представлял Роуз в такой же ситуации.
— Я напал на него, — тихо сказал Гарри. — Я потерял контроль над своей магией, я наставил палочку на его горло, я… я сказал ему, что он меня не знает.
— То есть, ты сказал это вслух? — уточнила Гермиона, и Гарри кивнул.
— Ну, это, очевидно, неправда, — сказала она. — Если бы это было так, ты бы не смог этого произнести.
Гарри только пожал плечами, чувствуя себя выжатым. В кухне снова стало тихо, пока они обдумывали свои мысли.
— Итак, Драко был в ярости, когда узнал, что Кингсли манипулировал тобой в течение многих лет, — подумала Гермиона, — очевидно, используя Драко как козырную карту.
— Я бы не сказал, что он манипулирует… — попытался Гарри.
— Конечно, манипулирует, Гарри, он ведь политик. Ты делал все, о чем тебя просит Кингсли, потому что в противном случае Кингсли перестал бы заботиться о Драко и защищать его от Министерства, — объяснила она. — Он, вероятно, сказал, что ты единственный, кто может удержать чистокровных от прихода к власти или что-то еще, потому что самый простой способ заставить тебя, Гарри, сделать что-то неприятное, — это пригрозить кому-то, кто тебе небезразличен, или сказать тебе, что это может уберечь всех остальных.
Гарри почувствовал, что его словно ударили. Это было почти в точности то, что сказал Кингсли — и именно поэтому Гарри согласился сделать это. Неужели он действительно стал рабом высшего блага?
— Драко, вероятно, был более зол из-за того, что ты даже не получил свою часть сделки за это, имея в виду ту работу, которую сделал Кингсли, якобы защищая его, — проворчала Гермиона, закатывая глаза. Гарри вскинул голову.
— Что ты имеешь в виду? — рявкнул он, сузив глаза, и Гермиона застыла, обменявшись обеспокоенным взглядом с Роном.
— Ты спрашивал… он не рассказывал тебе о своих…?
— Что спрашивал, Гермиона?
— Ты не спрашивал, эм… о его лицензии целителя, или о чем-то в этом роде? Я действительно думала, что он уже сказал тебе…
— Гермиона, если ты знаешь что-то, чего не знаю я, выкладывай, — прорычал Гарри.
— Ну, Драко как бы туманно, косвенно сказал нам не говорить тебе, — сказала она, чувствуя себя неловко. — В общем-то он сказал, что сам скажет тебе, если ты спросишь, но он не хотел, чтобы мы рассказывали тебе, зная, что ты, скорее всего, воспользуешься этим как причиной, чем-то, от чего его нужно спасти, что отвлечет от твоего исцеления…
— Что ж, теперь это спорный вопрос, не так ли, когда я уже исцелен, так что продолжай, — прервал Гарри, злившись с каждой секундой все больше.
— Хорошо, ты прав, эм… — Гермиона посмотрела на Рона, который только откинулся на спинку стула и взял со стола кружку.
— Давай ты, Миона, — усмехнулся Рон, потягивая чай, и она поцеловала его.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы Драко говорил что-то вроде… как будто он связан конфиденциальностью с пациентами? — осторожно спросила она.
— Пару раз, а что?
— Ну, как оказалось, чистокровные имеют в виду это буквально, Гарри. Он волшебным образом связан конфиденциальностью перед пациентами — среди всего прочего.
— Прости, что? — Глаза Гарри расширились, его рука сжала стоящую перед ним кружку слишком сладкого чая.
— Магическое ядро Драко было связано тремя принципами этики целителя, чтобы он смог получить свою лицензию целителя: защищать конфиденциальность пациента, не причинять преднамеренного вреда и поддерживать этические стандарты в отношениях между целителем и пациентом. Он физически не может говорить о тебе или твоем случае с кем-либо еще без твоего явного согласия — мы наблюдали за тем, как это происходит, до твоего прихода той ночью. Ему ужасно больно, даже когда он говорит как можно более расплывчато и обобщенно.
У Гарри все внутри оборвалось. Ох ты ж блять.
— Я провела небольшое исследование подобных уз после той ночи, — Гермиона немного просияла от облегчения от возможности предоставить холодные, неопровержимые факты. — Такие узы редки, практически не используются в наши дни, потому что они очень субъективны. Этика — такой темный предмет, и никто не знает, где проходит граница, поэтому они просто вызывают определенный дискомфорт, исходя из тяжести нарушения: описывается как легкое ощущение скручивания кишечника для наименее опасных фактов, так и боль уровня Круциатуса для серьезных нарушений — что, скорее всего, вызывает причинение умышленного вреда в данном случае или неподобающее поведение с пациентом или что-то в этом роде…
Кровь быстро схлынула с лица Гарри. Кусочки складывались в его сознании: Драко хватался за живот с гримасой дискомфорта после того, как иногда смотрел на Гарри, лицо Драко исказилось от боли, когда он описывал свой сон под Веритасерумом, Драко сгибался пополам после… О, черт. О нет.
— Дерьмо, — выдохнул Гарри. — Дерьмо.
— Я знаю, это так бесчеловечно — привязывать таким образом кого-то к этике, — усмехнулась Гермиона.
— Нет, я… — начал Гарри, затем закрыл рот, тяжело сглатывая. Блять, блять, блять.
Гермиона прищурилась, глядя на него, внимательно изучая его.
— Гарри, — начала она, колеблясь, — вы с Драко не совершали ничего неэтичного, не так ли?
Рон подавился чаем и тут же сел. Молчание Гарри было единственным ответом, в котором они нуждались.
— Гарри, что ты сделал? — потребовала ответа Гермиона, ее лицо разрывалось между страхом и гневом.
— Я эм… — Гарри снова сглотнул, чувствуя себя плохо, кровь приливала к его щекам. — Я поцеловал его однажды…
— Что?! — Их одновременные возгласы заставили Гарри вздрогнуть.
— Я действительно хотел этого, ясно? — Гарри внезапно почувствовал отчаянное желание объясниться. — У нас был перерыв и мы ели еду на вынос на полу, и он танцевал со своим домовым эльфом, и затем он стал учить меня танцевать, и мы были очень близки, и я очень хотел, поэтому я поцеловал его…
— Какого хуя… — начал Рон, прежде чем встряхнуться и поднял руку. — Мы разберемся с остальной частью этого предложения позже, но Гарри, это должно было быть для него чертовски больно, и ты все равно его не спросил?
— Не знаю, видимо, я чертов идиот! Я не знал, что ему было больно, он меня совсем не останавливал, и это был действительно хороший поцелуй, но в конце концов он издал этот странный звук, поэтому я остановился, и он согнулся пополам, он выглядел очень больным, я думал, что он просто действительно сожалел об этом или что-то в этом роде, или что я…
— Подожди, Гарри, — снова прервала его Гермиона, — ты говоришь, что Драко целовал тебя в ответ?
— Да, недолго, — вздрогнул Гарри.
— О, Мерлин, — выдохнула она, закрывая глаза. — Я люблю тебя, Гарри, но иногда ты бываешь пиздецки тупым.
Гарри искренне согласился. Как он мог не заметить…? Драко практически сложился пополам, трясся, вспотел и сжимал живот, а Гарри был слишком озабочен тем фактом, что он только что поцеловал Драко Малфоя, чтобы даже задумываться об этом.
— Он, должно быть, очень сильно хотел этого поцелуя, — пробормотал Рон, качая головой. Он поднял руки, чтобы потереть глаза, и выглядел неожиданно измученным. — Вы двое идеально подходите друг другу, по-видимому… если честно, я должен был заметить это еще после шестого курса… — продолжал он себе под нос. — Самые упрямые, тупоголовые, идиотские блядские мученики…