Он быстро прошел по коридору в свой кабинет, снова лицом к доске, когда хриплый детский голос Провидца зазвучал в его голове.
По-настоящему узнав Спасителя…
По-настоящему узнать Спасителя — это то, что он, по-видимому, сделал теперь благодаря этому дурацкому Невыразимцу. Его работа заключалась в том, чтобы убедиться, что пророчество исполнилось, или что-то в этом роде?
… тот, кто откажется от своего имени, поднимется выше тех, кто был до него…
Технически Драко отказался от своего имени, отказавшись от своих обязанностей Малфоя, от дома своего детства, от фанатичных убеждений своих и своей семьи, и несколько непреднамеренно помог Гарри Поттеру выиграть войну. Но люди постоянно противостояли своим семьям, это могло еще означать, что кто-то решил просто сменить свое имя! Но кто-то решил, что пророчество относится к Драко. И «поднимется выше» в каком статусе? Во власти? Это могло означать даже физическое расстояние, однажды в детстве ему снился сон о том, как он летит на метле на Луну…
…забрав то, что его отец никогда не брал…
Возможно, это было самое неясное пророчество, о котором он когда-либо слышал; он мог бы написать что-то подобное на Прорицаниях и получить за это отличную оценку. Было так много всего, чего у его отца никогда не было — например, настоящих друзей или близких отношений с семьей — это только парочка примеров. Но формулировка могла означать что-то другое, это могло означать «забрав то, что его отец никогда не брал…»
…и сделав Голос Спасителя, наконец, ненужным.
Это звучало чертовски зловеще, но еще звучало так, будто Гарри на этот раз должен ненадолго взять перерыв. Все это было настолько расплывчатым, таким неполным, но кто-то догадался о Драко Малфое и что-то с этим сделал, но зачем? Это снова и снова крутилось в его голове, как сломанная пластинка.
Это было похоже на проблему с властью. По-настоящему узная Спасителя — то есть со знанием, силой, преимуществом, по-видимому, — он поднимется выше, чем те, кто был до него… забрав то, чего никогда не было у его отца…
Люциус был чертовски могущественным в расцвете сил, он подкупал, шантажировал и манипулировал почти каждым человеком, которого встречал. Драко определенно не нуждался в этой силе. В конце концов, он отверг все это, отказавшись от своего имени, как бы он поднялся выше…? Но подняться выше кого-то не обязательно означало силу, это могло означать что угодно… Но кто-то не стал бы действовать с благими намерениями… но только по-настоящему узная Спасителя…
Драко резко вдохнул, направил палочку и полностью испарил доску, лишь полсекунды оплакивая потерю своей деликатной магии и книг. Эта доска содержала тонну ‘истинного знания’ о Спасителе… очевидно, это был инструмент силы, оружие — а теперь, в настоящий момент оружие, которое есть только у Драко…
Он быстро покинул кабинет и побежал обратно в гостиную, встав на колени перед огнем. Ему нужно было позвонить — кому? Ему нужно было кому-нибудь позвонить, но он не сможет говорить об этом ни с кем, кроме Гарри, без согласия Гарри, а где Гарри? Он на работе? Панси сказала, что он вернулся к работе, и, блять, Драко только что был в Министерстве, если бы он хоть сколько-нибудь ясно мыслил… и Кингсли определенно не позволил бы ему просто выйти из камина, заботясь о его собственных делах…
Драко разочарованно зарычал и встал, расхаживая по гостиной. Письмо, он должен написать письмо, он даже не может послать Патронуса, так как его сообщение может быть услышано кем-то еще в комнате. Он взмахнул палочкой и призвал небольшой листок бумаги и шариковую ручку, усаживаясь на край дивана и подпирая ногой журнальный столик, чтобы писать на нем.
Рону Уизли, — написал он на обратной стороне и перевернул, пытаясь передать сообщение, детский голос все еще повторял пророчество в его голове снова и снова.
Пророчество, — написал он, — его рука не могла написать ничего о проклятии, нападении или Гарри…
9, — написал он, потому что его рука не могла написать о злоумышленнике, имеющем какое-либо отношение к девятому уровню, теперь, когда Драко знал, что именно он сделал… А что дальше?
Я, — написал он, — надеясь, что они догадаются, что он прослушал пророчество, потому что он мог бы это сделать, только если оно было о нем, возможно, он мог бы написать больше о себе, таким образом обмануть свои узы…
Оружие, — написал он, — потому что злоумышленник думал, что истинное знание о Гарри было инструментом силы, которое сделало Драко оружием в его глазах, которое можно использовать или которым можно угрожать…
И кому он в этом мире может угрожать? Он был скучным. Если бы злоумышленник боялся, что пророчество сбудется, что Драко получит это знание и поднимется выше, чем его предшественники или его предки, он мог бы просто оставить все в покое и ничего бы не случилось. Но он позаботился о том, чтобы Драко был единственным, кто узнал Гарри по-настоящему, хотя Драко все еще понятия не имел, как это вообще придало ему какую-то силу. Все просто указывало на то, что кто-то другой хотел использовать эту силу и полагался на Драко, чтобы заполучить ее — но это означало, что скоро кто-то попытается заполучить ее от Драко, запертую в его голове…
Та сила, которая могла сделать Драко «выше», может быть, даже «лучше», чем его предки или предшественники, которая могла заставить Драко «взять то, чего никогда не было у его отца», и «сделать Голос Спасителя ненужным…»
Ничего не имело смысла, все казалось неправильным, и он как будто слышал голос Джинни Уизли в ухе Гарри: «Твои инстинкты подсказывают тебе, что что-то не так. Ты никогда не игнорировал их раньше, и тебе не следует игнорировать их сейчас».
Драко мог думать только об одном человеке, который сойдет с ума при мысли о том, что Драко станет лучше и сильнее его, о том, что у Драко есть то, чего его отец никогда не имел или никогда не удосужился взять, и это было невозможно, это было совершенно возмутительно, но никто из важных людей не слышал о нем шесть месяцев, а смотритель Азкабана говорил о нем странные вещи, и его имя было на бирке…
Люциус, на всякий случай быстро нацарапал он, свернув бумагу в крошечный квадратик, поспешил к окну и открыл его, молясь, чтобы Бубо был рядом, чувствуя, что вот-вот вылезет из своей кожи…
Когда в камине вспыхнуло зеленое пламя, громче обычного, осветив комнату, Люциус Малфой хладнокровно вышел из каминной решетки, как будто это был сон или кошмар, и со времен Войны совсем не прошло времени.
Он был одет безупречно, как всегда, но Драко не видел трость. Его волосы были намного длиннее и белее, чем в последний раз, когда Драко видел его, до середины его спины, и он с любопытством оглядывал гостиную Драко, как будто только что зашел в гости. Он лениво держал свою палочку в сложенных перед собой руках.
Драко почувствовал, как сложенный лист бумаги выпал из его онемевшей руки, застывший от шока и страха. Люциус просто стоял там, возился с палочкой и оглядывая комнату, он вообще не смотрел на Драко, и было ли это на самом деле?
Драко почувствовал, как кровь снова приливает к его конечностям; был только один способ узнать. Он вытащил палочку в тумане, нацелив ее на своего отца или галлюцинацию…
— Ступеф… — Драко задохнулся, когда боль взорвалась в его сердце, и он закричал от нее, когда его тело согнулось пополам, это было намного хуже, чем во время того поцелуя…
Драко услышал звук тск сквозь прилив крови в ушах.
— Нет, Драко, это нанесет преднамеренный вред, не так ли? По крайней мере, твоему собственному отцу — не очень подходящее поведение для целителя.
Драко снова задохнулся, сквозь изгибающуюся, мучительную боль, потому что даже его собственный разум не мог так хорошо воссоздать протяжный голос Люциуса, не мог заставить Драко стыдиться без чертовой причины. Он снова поднял палочку.
— Экспелли… — Еще один резкий крик, когда ножи в его животе пронзили его и дернули, а горло сжалось, он не мог дышать, эти узы не должны были его убивать — он почувствовал острую боль в коленях и решил, что ударился об пол, когда голос его отца снова прозвучал над ним, намного ближе, и его зрение потемнело и расплылось по краям…
