— Ты меня не знаешь, — прорычал Гарри низким до боли знакомым голосом. Затем его глаза расширились, и Драко закрыл глаза от очевидной лжи, судорожно выдохнув.

Он чувствовал потрясенное, яростное дыхание Гарри на своем лице еще две секунды, а затем горячая палочка покинула его кожу. Он услышал, как Гарри удаляется от него, открывает дверь и бежит по коридору в гостиную. Он услышал камин, он услышал, как Гарри крикнул: «Площадь Гриммо, 12!», Он услышал свист огня, а затем Гарри ушел.

После оцепеневшего, приостановленного момента Драко почувствовал запах дыма среди тяжелого запаха озона и, открыв глаза, увидел пепел от огня, вспыхнувший на ковре перед креслами с изогнутыми спинками. Он осторожно подошел к ним, разработав свои конечности, переживая последствия адреналина, взял стакан с лимонной водой Гарри и вылил его на горящие угли, погасив крошечные огоньки.

_______________

Примечание переводчицы:

Аааааа, это огонь, как мне нравится фик и эта глава, просто 💔

Пишите свое мнение в комментариях, мне отчаянно хочется это все обсудить

========== Глава 9 ==========

Комментарий к Глава 9

Целитель Малфой,

По словам Смотрителя Азкабана, Люциус Малфой совершенно здоров. Он проводит время, играя в шахматы сам с собой, в своей камере, с кусочками пергамента. Время от времени он получает почту. Охранники описывают его как образцового заключенного.

Надеюсь это поможет.

К. Шеклболт

Министр магии

Драко нахмурился, глядя на дорогой пергамент с печатью канцелярии министра. Какое разочарование.

Дело не в том, что Драко не был благодарен за весточку; это просто означало, что Люциус намеренно игнорировал письма Нарциссы. Она будет опустошена.

Но было еще кое-что — Люциус Малфой, образцовый заключенный? Серьезно? Драко никогда не слышал, чтобы узника Азкабана называли так, особенно от людей, чья работа заключалась в том, чтобы их там держать.

Все это было просто странно и немного грустно. Но, возможно, только для Драко.

Драко вздохнул и бросил пергамент на стол, поправляя очки. Он схватил новый лист и, щелкнув ручкой, написал деликатное разочаровывающее письмо матери.

За несколько дней, прошедших с тех пор, как Гарри ушел, Драко не выходил из дома. Он бездельничал, читал, спал, слушал свои пластинки и летал по ночам. Он еще не сообщил больнице Св. Мунго, что он снова доступен для новых пациентов. Все это казалось таким незавершенным — хотя Гарри явно исцелился, и даже при том, что Гарри, скорее всего, больше никогда не захочет заговорить с ним.

«Ты меня не знаешь», сказал он. Драко впервые за восемь лет услышал его голос, и это была абсолютная, рычащая ложь.

Гарри, вероятно, знал это. Если бы это было правдой, он бы не смог заговорить. Возвращение его голоса означало только то, что Драко действительно знал, кем он был, если верить нападавшему.

Но, возможно, Гарри был немного прав. Драко мог видеть его самые формирующие воспоминания, возможно, наблюдал за ним внимательнее, чем кто-либо другой за их годы в школе, но они не разговаривали более восьми лет. У них до сих пор не было действительно настоящего разговора. Вселенная опять явно смеялась над ними — конечно, Гарри Поттер и Драко Малфой могли разговаривать друг с другом только с примесью горечи и насилия.

Драко мог догадываться о многом, но в Гарри было гораздо больше, чем просто его воспоминания и то, как он был воспитан. Например, тот Гарри, которого Драко знал, никогда бы его не поцеловал. Драко не знал, нравится ли ему виндалу. Драко не знал, какой у него любимый цвет, или как выглядит его дом, любил ли он петь во время уборки, если он убирался вообще, Драко даже не знал, какую музыку он слушал — он все еще не прослушал тот микстейп, он ни разу не взглянул на магнитофон с тех пор, как ушел Гарри.

Когда Драко подумал обо всем, чего он не знал о Гарри, обо всем, о чем он надеялся поговорить с Гарри, когда тот снова сможет говорить, он согласился, что на самом деле он вообще не знал Гарри.

Драко не чувствовал, что работа завершена. Лабиринт был решен, но он казался таким маленьким кусочком гораздо большей головоломки. Гарри был исцелен, но Драко все еще не знал, кто способствовал его проклятию, как и зачем, и это незнание заставляло его ерзать, заставляло застыть во времени, он неспособен был двигаться вперед. Он чувствовал беспокойство из-за этого.

Он прошел в гостиную, чтобы выбрать другую пластинку, что-нибудь приносящее боль, но когда он подошел к полке, он снова наткнулся на неприятный магнитофон. Драко взглянул на него.

Это было так глупо. Это была ведь просто музыка, так? Что, если Гарри, сам лично составлял этот микстейп, которым хотел поделиться с Драко? Даже если музыка будет ужасной, она, вероятно, заставит Драко почувствовать себя лучше — он с раздражением схватил громоздкую машину и пошел наружу, через сад к сараю для метел.

Он распахнул дверь и заковылял внутрь, подняв магнитофон на низкую столешницу с землей и горшками. Он хмурился еще несколько мгновений, прежде чем собраться с мыслями и нажать кнопку с треугольником воспроизведения.

Драко развернулся, когда заиграла музыка, это было что-то оптимистичное, похожее на глоток свежего воздуха, и двинулся в другую сторону сарая, сел на табурет рядом со своими метлами и закатал рукава.

All I can say is that my life is pretty plain

I like watching the puddles gather rain

And all I can do is just pour some tea for two,

And speak my point of view, but it’s not sane…

Все, что я могу сказать — так это то, что моя жизнь довольно проста.

Люблю смотреть, как капли дождя падают в лужи,

И всё, что я могу сделать — так это налить чайку нам двоим

И рассказать о том, как я вижу мир, но мое видение.

Оно безумно.

Драко нахмурил брови, открывая баночку полироли для метел, вдыхая аромат, схватив пару тряпок и свою Молнию со стойки на стене. Он кинул тряпку себе на колено и, положив на нее метлу, окунул другую тряпку в полироль.

Драко раздражало, что музыка не была ужасной. Пока что, напомнил он себе. Да, первая песня была отличной, но впереди еще семь треков. Он медленно провел полировальной тряпкой по древесине, заполняя царапины и тщательно ухаживая за ней, как всегда.

You’d kill yourself for recognition, kill yourself to never, ever stop

You broke another mirror, you’re turning into someone you are not

Don’t leave me high

Don’t leave me dry…

Ты убьёшь себя, чтобы стать узнаваемым, убьёшь, только чтобы не останавливаться.

Ты разбил ещё одно зеркало, ты превращаешься во что-то, чем не являешься.

Не оставляй меня ни с чем, не оставляй меня на мели.

Не оставляй меня ни с чем, не оставляй меня на мели.

Драко тихо усмехнулся. Гарри просто это сделал, да? Придурок. Теперь Драко хмурился, потому, что эта песня тоже была хорошей. Почему у Гарри не могло быть ужасного вкуса? Почему он не мог дать Драко микстейп из своих любимых песен хора лягушек или что-то в этом роде?

Он положил метлу себе на бедра и отложил тряпку, схватив свою палочку, чтобы тщательно сбалансировать и укрепить подставки для ног. Он поднял голову на магнитофон, когда понял, что непреднамеренно кивает в такт следующей песне, черт возьми, так сильно отличающейся от первых двух, но Драко все равно она нравилась. Теперь он определенно понимал, почему это называется бумбокс.

The man that knows something knows that he knows nothing at all

Does it seem colder in your summertime, and hotter in your fall…

Человек, который что-то знает, знает, что он ничего не знает.

Летом тебе кажется холоднее, а осенью жарче…

Драко молча заключил с собой договор, что если он когда-нибудь снова увидит Гарри, то ударит его или что-то в этом роде — подождите-ка, он не может, это определенно будет считаться умышленным причинением вреда. Проклятие. Он сделает… что-нибудь. Ничего вредоносного, но, может, просто серьезно раздражающее… Он перевернул Молнию, чтобы поправить ветки, поднял кусачки, чтобы обрезать непослушные концы, притворившись, что не постукивает пяткой в такт остальной части песни. Он ничего не мог с собой поделать.