Гарри приземляется на поле, сжимая в кулаке снитч, с широкой улыбкой на лице. Ремус подбегает к нему.

«Это был твой Патронус», замечает он с кривой усмешкой. «Ты очень напугал им мистера Малфоя и его друзей.» Гарри удивленно поворачивает голову и видит, что Драко и несколько других слизеринских мальчишек болтаются на земле в тяжелых темных одеждах, и их ругает разъяренная МакГонагалл. Гарри запрокидывает голову и смеется.

И теперь Драко услышал, как Гарри смеется по-настоящему, просто мягкое дыхание вылетало у него изо рта. Ритм почти идеально соответствовал яркому, радостному смеху, который он слышал в голове Гарри, и Драко мог представить, как бы его смех звучал сегодня, немного более низкий, немного более грубый. Драко ухмыльнулся.

— Знал, что это подбодрит тебя, — тихо сказал он. — Готов приступить к работе?

Он все еще чувствовал радость Гарри, тихую и теплую, и ждал мягкого согласия, прежде чем начать новое вторжение.

— Мы начнем с того места, на котором остановились в прошлый раз, — объяснил Драко. — Насколько я помню, ты практически сам отправил себя в Гриффиндор. — Мягкое фыркание и еще больше веселья в голове. Драко с легкостью нашел нужное воспоминание; вокруг него все еще было серебристое сияние.

Драко немного ослабил контроль, и позволил беспорядку первого года течь вокруг себя.

Гарри запрыгивает на дубину горного тролля, и тот дико его раскачивает. Его палочка засовывается в нос.

«Думаю, я оставлю его где-нибудь, чтобы Лонгботтом потом его нашел», — кричит Драко и подбрасывает Шар-Напоминалку. Не задумываясь, Гарри устремляется за ним на своей метле, и это очень волнующе, естественно и правильно.

Уизли сидит на гигантском шахматном коне. «Ты должен продолжать, Гарри», говорит он. «Это должен быть ты. Не я, не Гермиона, а ты.» Гигантская королева взмахивает мечом, и Рон теряет сознание, брошенный через доску.

— Все еще ищу, — произносит Драко, нахмурив брови. — Подожди…

Гарри сидит перед большим богато украшенным зеркалом. Мать нежно гладит его по голове в отражении. Его отец гордо улыбается ему. Гарри чувствует болезненную смесь радости и горя от потери и не может насытиться.

Гарри убегает от профессора Квиррелла, но тот падает на каменный пол. Философский камень выкатывается из его кармана. Его голова словно горит. Квиррелл тянется к Камню, но Гарри хватает его за лицо. Он начинает гореть и распадаться; Квиррелл и Волдеморт кричат. Гарри держится за него, пока боль в голове не заставляет его потерять сознание.

Драко нахмурился. Это казалось чертовски важным. Почему это не одна из крошек? Но воспоминание ушло, и Драко наконец увидел серебристое сияние на периферии.

— Вот ты где, — шепчет он, цепляясь за воспоминание.

Гарри подгоняет свою метлу быстрее, его тело прижато к древку в погоне за снитчем. Он протягивает руку, но теряет равновесие и наклоняется вперед через метлу. Он открывает рот, чтобы крикнуть, и ловит ртом что-то твердое и холодное, почти задыхаясь. Он переворачивается после падения и выкашливает снитч в руку. Толпа бешено аплодирует. Он никогда не чувствовал себя счастливее.

Драко вышел из его разума, опуская свою палочку и барьеры, быстро записывая на доске воспоминание («Первая квиддичная победа») рядом с остальными. Он лениво потер шрам на ключице, наблюдая за Гарри, обрабатывая его язык тела.

На лице Гарри все еще была легкая улыбка.

— Это было весело, — сказал Драко, ухмыляясь. Улыбка Гарри стала шире, но снова медленно исчезла. Он схватил свой блокнот и начал писать.

Как ты думаешь, злоумышленник сам выбрал эти воспоминания в качестве хлебных крошек?

Драко задумчиво склонил голову набок.

— Нет, — решил он. — Когда он накладывал на тебя проклятие, он технически приказал тебе скрыть свой голос — какое бы зелье он ни подлил, ты сам мог сделать свое подсознание более внушаемым. Да, саму команду произнес он, но я практически полностью уверен в том, что твой разум сам скрыл твой голос в голове. И, учитывая то, как он говорил тебе о том, чтобы быть собой, а не только имиджем, каким тебя знают остальные, я считаю, твой разум сам провел след твоих самых формирующих воспоминаний. Тех, которые сформировали тебя таким, какой ты есть на самом деле.

Гарри задумался, покручивая ручку пальцами.

— Первое, — сказал Драко, указывая на короткий след на доске, — очевидно, изменило твою жизнь, стало причиной того, кем ты являешься. Змея, думаю, должна была быть твоим первым… так сказать, волшебным воспоминанием, но ты тогда подумал, что это просто ненормально — разговаривать с чем-то или кем-то, кто не считает тебя… другим, хотя она просто говорила с настоящим тобой, — пробормотал Драко, напряженно думая и старательно избегая этого ужасного слова: урод. Гарри удивленно и задумчиво поднял брови.

— Третье было связкой формирующих воспоминаний. Узнать, что ты волшебник и, более того, известен, завести первых друзей, получить первый подарок на день рождения, обзавестись первым соперником, полагаю — то есть наконец быть среди таких же людей, как ты, узнать, что ты не… ненормальный, что ты по сути супер-знаменитость.

Гарри продолжал смотреть на него, как будто это было для него в новинку, как будто он не ожидал, что Драко вообще что-нибудь скажет.

— Но за всю жизнь ты поймал так много снитчей, — заметил Драко. — Я знаю, что тот был первый и, скорее всего, единственный, который ты чуть не проглотил, — ухмыльнулся он, — но почему ты думаешь, что именно этот был для тебя таким формирующим?

Гарри на мгновение задумался, глядя на камин, прежде чем перевернуть новую страницу и снова написать.

Мое первое настоящее достижение

— А, — сказал Драко, опуская подбородок. — Тебя впервые похвалили за собственное достижение, а не за шрам на на лбу? — пробормотал Драко с кривой ухмылкой.

Гарри ухмыльнулся и кивнул.

— Я удивлен, что в том году ты получил только одно наказание, учитывая количество шалостей, которые ты провернул, — прокомментировал Драко. Гарри закатил глаза.

— Странно, что я разглядел тогда только одну крошку среди всего многообразия того, что происходило на первом курсе. Давай вернемся и посмотрим, есть ли еще что-нибудь из того года — у меня такое чувство, что должно быть еще воспоминание — а потом пойдем вздремнем немного, а?

Вернувшись в голову Гарри, плывя сквозь вспышки первого курса, Драко решил взглянуть на более мелкие и тусклые, на случай, если что-то упустил.

«Это принадлежало моему отцу?», недоверчиво спрашивает Гарри и накидывает на себя серебристый плащ.

«Ого», выдыхает Уизли. «Я знаю, что это такое!»

Несколько волшебников на метлах взлетают с астрономической башни, между ними подвешен ящик с детенышем дракона.

Гарри видит мертвого единорога и полон печали и ужаса. Фигура в капюшоне смотрит на него. Его шрам сильно горит, зрение плывет. Драко убегает.

«… Если тебя так крепко любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой. Твоя защита кроется в твоей коже. Именно поэтому Квиррелл, полный ненависти, жадности и амбиций, разделивший свою душу с Волдемортом, не смог прикоснуться к тебе. Прикосновение к человеку, отмеченному таким сильным и добрым чувством, как любовь, вызывало у него нестерпимую боль.» Дамблдор улыбается. Глаза Гарри влажные.

— Должно быть… — пробормотал Драко, тщательно скрывая свои эмоции. — Ага. — Это воспоминание было маленьким, почти не относящимся к делу, но сияние определенно присутствовало.

«Речь идет о Философском камне», в отчаянии сказал Гарри. МакГонагалл в шоке уронила книги.

«Откуда вы знаете?»

«Профессор, я думаю, я знаю, что кто-то попытается украсть камень. Мне нужно поговорить с профессором Дамблдором.»

Она посмотрела на него со смесью шока и подозрения.

«Профессор Дамблдор вернется завтра», наконец сказала она. «Я не имею представления о том, как вы узнали о камне, но будьте уверены, что его весьма надежно охраняют и никому не удастся его украсть.»