Поттер выглядел смущенным. Драко решил вернуться к этому позже, но сначала ему нужно было кое-что узнать.
— Поттер, ты регулярно бываешь в этом баре? — Поттер медленно кивнул. — Почему? — добавил Драко, возвращая Поттеру блокнот. Он выглядел так, будто не хотел что-то говорить, но в итоге все равно начал писать, вскоре вернув блокнот Драко.
Там меня никто не знает
Драко в ответ склонил голову.
— Понятно, — сказал он, — я накладываю чары отвода глаз или трансфигурирую свое лицо, когда мне нужно пойти по магазинам или пообедать в волшебных кварталах. — Он запнулся, вспоминая плевок в лицо, когда он однажды попытался пополнить запасы ингредиентов для своих зелий лично, в своем обличии, а также оскорбления и насмешки приближающейся толпы, когда он шел по Косому переулку в сторону Гринготтса в девятнадцать лет. Ему пришлось аппарировать оттуда прежде, чем он смог вообще там появиться. — Панси не понимает этого, говорит, что я должен «встречаться с ними лицом к лицу» или что-то в этом роде, но она выглядит настолько устрашающей, что люди не трогают нас, когда мы вместе.
Рот Поттера сжался в тонкую линию. Он снова кивнул в сторону своей записной книжки, что-то взволнованно написал, прежде чем развернуть ее в сторону Драко.
Магловские места ниже всякого достоинства Малфоев, да?
Драко вздохнул и закрыл глаза. Здесь они были на грани того хрупкого доверия, которое требовалось Драко для работы, которое могло быть сформировано только путем открытого, честного разговора. Это всегда было самым сложным, но, предположительно, оно того стоило.
— Для Люциуса — скорее всего, даже в Азкабане, — начал Драко, стараясь не сильно колебаться, — но для меня нет, я просто… — фыркнул он. Это была такая большая работа. — Честно говоря, я очень боюсь, что все испорчу, — признался он. — Я встречал, может быть, всего пару маглов за всю свою жизнь, — объяснил он, — и каждый раз я так нервничал, что собирался раскрыть себя и нарушить закон или что-то в этом роде, потому что боялся, что они причинят мне боль или как-то ранят. Я был воспитан с убеждением, что они по своей природе опасны и должны быть подчинены волшебниками, поэтому, когда я был младше, я ужасно их боялся. Я знаю, что они не опаснее волшебников, но я все еще избегаю их. Я не знаю, как обращаться с их деньгами или с обычаями, я не знаю, какую еду или напитки заказать, что сказать или как действовать. Я никогда этому не учился.
Поттер наблюдал за тем, как он пытается объясниться, и Драко почувствовал себя неловко под его вопрошающим взглядом.
— Иногда я бываю в магловских местах, но обычно с Панси, которой гораздо комфортнее с ними. — добавил Драко. Его пальцы возбужденно постукивали по колену. Признать слабость никогда не было легко, как бы часто он это ни делал.
Драко попытался вернуть разговор к обсуждаемому вопросу.
— Во всяком случае, я спросил, часто ли ты бываешь в этом пабе, потому что тебе там было очень… комфортно, даже если конкретно в тот раз было не очень.
Глаза Поттера вспыхнули, вероятно, защищаясь от того, что он так явно ослабил бдительность перед нападавшим.
— Для тебя было привычно завязывать разговоры с людьми там? Ты подружился с кем-нибудь из постоянных клиентов или сотрудников? Мог ли этот человек какое-то время болтать с тобой, возможно, под прикрытием, пока не подошел достаточно близко, чтобы подлить зелья в твой напиток, когда ты того не подозревал?
Драко сожалел о том, что задал кучу вопросов за раз, учитывая еще то, что Поттер вообще-то не мог говорить. Но они постоянно уходили в ненужные дебри после каждого вопроса, а Драко так много еще нужно было узнать. Поттер старательно начал писать свои ответы и в конце концов снова перевернул блокнот Драко.
Да.
Да, никого там не видел.
Да, возможно. Нет причин не доверять маглам.
— Хорошо, тогда мы можем пойти двумя путями сегодня. — Драко сел, готовый к работе. — Вариант первый: мы просматриваем твои воспоминания об этом пабе, чтобы попытаться узнать больше о злоумышленнике. Сначала я бы использовал легилименцию, чтобы быстро их все отсортировать, а затем выбрал бы все подходящие для нас, чтобы посмотреть в Омуте памяти. Я вернусь, по крайней мере, на три месяца назад.
Поттер выглядел задумчивым, но его глаза снова вспыхнули, словно от волнения. Драко предполагал, что аврор Поттер, будет спешить, желая побыстрее покончить с этим делом и наконец поймать плохого парня. Но тот ждал, пока Драко продолжит.
— Вариант второй: мы начинаем искать проклятие и как его снять. Мы начнем так же, как и с остальными моими пациентами, с того, что я как бы представлюсь твоему разуму, приучу его к своему присутствию и поищу улики вокруг — только посмотрю, копаться не буду, или если только небрежно. Не смотри на меня так. Я не Северус, Беллатриса или Волдеморт. Я целитель.
Лицо Поттера выражало неприкрытый шок, глаза злобно сузились при мысли о легилименции. Драко не мог определить, какая часть его последних предложений вызвала у него такой ужас. Может быть, упоминание имени Волдеморта?
В конце концов Поттер взял себя в руки, моргнул и вернулся к своей записной книжке. Он писал быстро и агрессивно, вычеркивая и переписывая, и передал его. Когда он закончил, его взгляд вернулся к оцениванию Драко.
Вариант 1: вынем те воспоминания, но отправим их Рону
Вариант 2: ок
Ты сказал Беллатриса?
Драко снова вздохнул и решил заняться всем по очереди.
— Хорошая идея, вы с Уизли сами справитесь с этой частью расследования. Это даст нам больше времени, чтобы сосредоточиться на твоем исцелении. Но я сохраню для тебя важные воспоминания — мы можем сделать это до твоего ухода сегодня. — Драко посмотрел на следующий пункт в списке. — Тогда мы начнем с проклятия сегодня, хотя я не совсем уверен, что его можно классифицировать как проклятие, но мы это обсудим в другой раз. — Поттер снова сузил глаза, но ему пришлось продолжать.
— Да, Беллатриса могла практиковать легилименцию. Но она использовала ее как нападение, как пытку. Она думала, что это было весело — боль, которую она могла причинить таким образом. Я был ее любимой игрушкой, и она жила в моем доме более двух лет. — Драко встретился взглядом с Поттером, стиснув руки на блокноте, чтобы они не дрожали. Они всегда дрожали, когда ему приходилось говорить о войне. Но ему приходилось.
— Легилименция вредит, только если заклинатель хочет причинить боль. Это ужасная головная боль, но хуже всего — чувство беззащитности, вторжения и беспомощности — опять же, любимый эффект Беллатрисы. Ей нравилось, что это было проще контролировать, чем другие формы пыток, и было интереснее, чем Круциатус. — И теперь Драко не мог подавить дрожь. Его воспоминания об искривленном, восторженном лице его тети, когда она снова и снова направляла на него палочку, резко всплыли в мозгу — она также любила использовать Непростительные на нем. Он знал, что у него началась бы паника, если бы он быстро не выровнял дыхание.
— Ей очень нравилось вытаскивать секреты людей, а потом использовать их уязвимость против них самих. Она сдала меня моим родителям, когда решила, что я слишком долго выполняю… поручение Волдеморта. Мне потребовалось шесть месяцев жестких тренировок, чтобы достаточно обучиться окклюменции и удерживать свой разум от нее. Слава Мерлину, я большую часть времени был в школе.
Поттер откинулся назад и прислушался, снова потирая пальцами подлокотники, его лицо было напряженным, но Драко, к счастью, не видел ни презрения, ни жалости. Он просто послушал и согласился. Он, вероятно, испытывал гнев Беллатрисы на собственном опыте.
— Я ненавижу это делать, — признался он. Как-то легче было признаться в этом Поттеру. — Но это неотъемлемая часть моей работы. Ты, несомненно, почувствуешь себя чрезвычайно уязвимым. Я собираюсь залезать к тебе в голову четыре раза в неделю, и мне нужно будет увидеть все, Поттер. Не знаю, обучался ли ты окклюменции после попыток Северуса, — Поттер фыркнул на это, — но ты не сможешь ничего скрыть от меня, пока я нахожусь в твоей голове. Я увижу неприятные вещи, личные вещи, горе, радость, боль и все остальное. Кто-то заставил тебя спрятать собственный голос в твоей голове, а это значит, что нам придется его искать и не упустить при этом ни одного укромного уголка.
