Гарри уронил пергамент, защищаясь. Если Малфой не видел его воспоминаний, тогда почему он это сказал?

— Я могу продолжить? — осторожно спросил Малфой. Гарри кивнул, осторожно отводя свой взгляд от него.

— Так или иначе. Это все, вероятно, где-то спрятано в твоей голове или в твоих воспоминаниях, вот о чем я говорю. Цифры здесь показывают небольшую вероятность того, что ты был подвергнут Обливиэйту, но определенно ничего серьезного или опасного для восстановления. Как вы знаете, я использую легилименцию, чтобы найти проклятия или болезни, которые могут быть скрыты в чьем-то разуме, или помочь кому-то справиться с проклятием разума самостоятельно или в самых ужасных обстоятельствах, помогая кому-то научиться справляться с недугами или проклятиями разума, от которого еще нет лекарства.

На самом деле это звучало довольно интересно. Неудивительно, что Малфой выбрал это в качестве карьеры. Это походило на постоянное решение загадок и головоломок, но с легилименцией, без которой Гарри предпочел бы обойтись… Малфой действительно все делал сам? Разгадывал ли Гарри когда-нибудь тайну в одиночку?

— Мне кажется, что это Проклятие Разума, — продолжил Малфой, — но мы не узнаем наверняка, пока не доберемся туда. Я точно никогда не видел ничего подобного — большинство проклятий тишины просто физически удаляют голосовой аппарат человека. Но проклятия внутри разума, как правило, оставляют зацепки или отметки, как… как крошки от хлеба, — он нахмурил брови, вероятно, осознав, насколько странно это звучало из его чистокровного рта. Гарри удивился сравнению.

Малфой смотрел на Рона, который в замешательстве посмотрел на Гермиону — обычное дело. Гермиона явно чувствовала его взгляд, но продолжала смотреть, как Малфой объясняет выбор слов.

— Отсылка к магловской сказке. Двоих детей бросили в лесу, а они оставили за собой след из хлебных крошек, чтобы они смогли потом найти дорогу обратно. Похоже, это лучший способ описать то, что он говорит, я не могу придумать ничего похожего в волшебном мире.

Брови Рона удивленно взлетели вверх, вероятно, у него была та же реакция, что и у Гарри, когда Малфой упоминал что-то магловское. Затем его брови снова нахмурились.

— Почему я никогда об этом не слышал? Роза любит сказки. Мы, должно быть, прочитали все до единой. — сказал Рон, и Гарри повернулся к Гермионе, пытаясь скрыть свое веселье. Ага, почему бы нам не рассказать о ней Роуз, Миона?

Гермиона неловко заколебалась, прежде чем ответить.

— Это не очень хорошая история. Они как бы становятся жертвами старой ведьмы-каннибала с домом из сладостей, которая откармливает их, как свиней на убой. В конечном итоге они убили ее в ее же печи и едва спасли жизнь. — Она вздрогнула. — В детстве мне снились кошмары. Плохая сказка на ночь. — Она задумалась на мгновение. — Также так присутствует отвратительное изображение волшебников, но не совсем нетипичное для мира маглов, особенно в то время, когда оно было написано, в Средние века.

У Рона отвисла челюсть, когда он в шоке уставился на жену. Магловские сказки действительно сильно отличались от волшебных. Гарри хотел бы познакомить его с Красной Шапочкой.

— Согласен, Грейнджер, это не забавная история. Но хлебные крошки здесь — лучшая аналогия. Иногда мне нужно найти все хлебные крошки и соединить их, чтобы вместе они составили контрзаклятие, — объяснил Малфой, возвращая Гарри в настоящее. — Иногда пациента погружают в бессознательное состояние, и его нужно вести по тропе, чтобы найти путь назад.

Гарри надеялся, что Гермиона вела свои подробные мысленные записи, потому что все начинало терять смысл. Почему Драко так испугался этого последнего предложения? Разве разум в бессознательном состоянии не был просто сонным и скучным? Гарри много раз был без сознания, и это никогда не было особенно захватывающим.

— Итак, я буду встречаться с тобой дважды в неделю в течение следующих шести недель — по понедельникам и четвергам, это будут восьмичасовые встречи. Легилименция будет составлять не все время, — добавил Драко, увидев комично широко раскрытые глаза Поттера, — это утреннее занятие, за которым следует отдых и наблюдение за прогрессом, а затем еще одно занятие днем. Безответственно делать что-то чаще.

Шесть долбаных недель?!

Гарри снова повернулся к Рону и Гермионе, глаза которых расширились при словах Малфоя. Очевидно, все они думали об одном и том же.

— Шесть недель? — спросил Рон, выражая свое недовольство.

Малфой бросил на него равнодушный взгляд.

— Да, шесть недель, и это самый короткий срок. Разум абсолютно гигантский, и мы должны обращать внимание на каждую деталь. Если проводить аналогию, мы буквально рыщем по лесной подстилке в поисках хлебных крошек. Нельзя спешить с этим, так как потеря следа из крошек или неправильный поворот могут отбросить нас еще дальше. Кроме того, мы должны сначала восстановить все утерянные воспоминания.

Гарри ругал себя за то, что считал это проклятие легким. Ему действительно придется терпеть легилименцию Малфоя шесть чертовых недель.

— Если ты согласен, Поттер, мы можем начать восстановление памяти прямо сейчас. Чтобы найти какие-либо дыры, мне нужно посмотреть на общую структуру твоего разума, и оттуда мне нужно просто вытащить воспоминания из твоего бессознательного. Ты не чувствуешь, что упускаешь что-то существенное, так ведь? Ты не чувствуешь замешательства, дезориентации или как будто ты в тупике? — спросил Малфой.

Гарри медленно покачал головой, слегка ошеломленный. На самом деле он был очень смущен и сбит с толку, но не из-за Обливиэйта.

— Тогда это не займет много времени, и ты уйдешь отсюда к ужину. — Малфой медленно поднял руку к груди, но еще не брал в руки палочку. Мышцы Гарри уже напряглись, готовые к бою или бегству. Он действительно собирался сесть и принять все как есть, пока Драко Малфой направляет на него палочку. Что с ним не так?

— Могу ли я?

Гарри собрался с духом, глубоко вздохнув. Он знал, что с ним не так: он был несчастным, проклятым ублюдком. Он открыл глаза и встретился взглядом со своим бывшим врагом.

Малфой медленно вытащил палочку из кармана, держа ее в свободном, легком захвате, и прицелился в голову Гарри. Гарри безуспешно пытался не вздрогнуть. Он никогда не был так близок с Малфоем так, чтобы при этом они не причиняли друг другу вреда — чего еще он мог ожидать?

— Расслабься, — сказал Малфой, и Гарри был удивлен, услышав такой низкий успокаивающий тон. — Я не причиню тебе вреда.

Гарри пристально посмотрел на него, яростно сверкнув глазами. Может, Малфой и справляется со своими пациентами, но раньше он уже много раз причинял вред Гарри. Это все, что они умели делать друг с другом.

Малфой, должно быть, заметил это в выражении лица Гарри, потому что он глубоко вздохнул, медленно опуская палочку к себе на колени. Его лицо смягчилось, когда он посмотрел на Гарри.

— Гарри, — пробормотал Малфой, шокируя его. Называл ли он когда-нибудь вообще его по имени? — Я знаю, что у тебя нет причин доверять мне. Но я не стану баловать тебя пустыми словами, не стану пресмыкаться перед твоими ногами. Единственный способ узнать, что я не тот мальчик, которым был, — это увидеть это собственными глазами, но я не буду тратить свое время, если ты не дашь мне шанс.

Гарри скрыл свой шок во взгляде. Малфой был прав. Гарри назвал бы все чушью, если бы он начал извиняться за что-либо, Малфой не мог сказать прямо сейчас ничего, что могло бы заставить Гарри ему доверять. Гарри нужно было увидеть это самому, ему нужно было испытать этого нового Малфоя, но у него не было бы возможности, если бы он не позволил себе ее.

И это было ужасно. Доверять Драко Малфою было страшно. Но Гарри было так любопытно узнать о нем все эти годы, он позаботился о том, чтобы министр был рядом, чтобы поддерживал его. Он хотел посмотреть, что сможет сделать Малфой, если его отец, Волдеморт или Министерство не будут сдерживать его. Он хотел, чтобы он добился успеха, теперь, когда он был свободен создавать свою собственную жизнь, и это был шанс для Гарри увидеть, кем стал Малфой, человеком, которым он вырос.