— А это для блондинчика, — и цветок Кёджуро Ренгоку пополнил букет Аой, — дар богатства и мужественности ему не повредит.
— Дар мудрости для Канао, — прошелестел мягкий задумчивый голос Муичиро, — ей еще не раз придется помогать друзьям с их проблемами.
Каждый, вручивший свой цветок, отходил в сторону, освобождая место следующему дарителю, пока не осталось лишь двое. Прекрасная девушка с розовыми волосами и худощавый парень в полосатом хаори стояли перед Аой, крепко держась за руки.
— Мицури, Игуро, вы теперь вместе? — Аой не могла найти слов, чтобы хоть как-то ответить тем, с кем давно уже простилась, но вопрос вырвался сам собой. Было невозможно не заметить, как этих двоих тянуло друг к другу. Но и они не пошли против долга охотников.
— Да, милая моя, — проворковала Мицури, присаживаясь рядом с ней, — у нас два дара, и оба для тебя. Дар любви и дар удачи. Прими их и не думай о плохом. Твоя жизнь будет долгой и счастливой, ведь ты уже знаешь, с кем хочешь провести ее.
Игуро молча протянул Аой свой цветок, и, хотя она не видела лица, скрытого за повязкой, ей казалось, что парень улыбается. Вместе с цветком Мицури теперь ее букет состоял из семи хрустальных даров. Аой рассматривала переливы огней необычных лепестков, пытаясь уловить постоянно ускользающую мысль. Семь… семь цветов, но восемь погибших Столпов…
— Шинобу! Где она?! — выкрикнула Аой, но осеклась. Она вновь осталась наедине с Гию, и лишь твердые стебли в ее пальцах не давали забыть о гостях из прошлого.
Аой больше не хотела быть в этом странном месте. Призраки напомнили ей о тех, кого она оставила. Даже Гию, мужчина, казавшийся совершенством, был чужим. Не ее. Не родным. Не Зеницу. И все же, когда он встал и подал ей руку, Аой ответила на его жест.
Как только она коснулась Гию, туман рассеялся, и яркое солнце заставило ее прищурить глаза. Они летели! Огромная лодка парила в небесах, а под ней мелькали покрытые снегом горы. С высоты Аой заметила знакомый двор Поместья бабочки, небольшой замерзший пруд, голые деревья в саду.
— Я всегда знал, что ты ко мне чувствуешь, и ценил это. Будь счастлива… — голос Гию таял в морозном воздухе, а особняк, заменивший ей дом, становился все ближе. И вот она на земле. Первый шаг дался с трудом, второй — чуть легче, а потом Аой побежала. Спотыкаясь, сжимая свой дивный букет, она стремилась к миниатюрной девушке, застывшей на ступенях энгавы.
— Шинобу… — только и могла выговорить Аой, упав на колени и вцепившись свободной рукой в хаори, напоминающее крылья бабочки.
— Моя девочка так выросла, — ласковые пальцы пробежались по ее волосам. — Ты справляешься со своей жизнью лучше, чем я.
— Нет, Шинобу, не говори так, — Аой покачала головой, глядя на бывшую наставницу снизу вверх, — это неправда! Мне никогда не стать воительницей, не сравниться с тобой! Ты была Столпом, главой госпиталя, покровительницей сирот. Ты была моим кумиром!
— Но я не была счастливой, — и пусть на лице Шинобу играла улыбка, ее большие фиолетовые глаза оставались печальны. Ком подступил к горлу Аой. Слишком часто она видела этот взгляд раньше, но не придавала ему значения. — Я была одинокой. И не хотела иной судьбы. Кто знает, возможно, я бы изменилась, если бы нашла того, ради кого захотела жить. Но я встречала лишь врагов, вынудивших меня желать смерти. Ты — не я, Аой, запомни это.
Аой поняла, что плачет. Слишком тяжело слушать исповедь Шинобу. Слишком тяжело быть одной. Когда вкусил, что значит взаимная любовь, уже невозможно сражаться с болью в одиночестве. Она всегда хотела быть как Шинобу, но теперь поняла, что ошибалась. Ошибалась, когда возводила стены для защиты собственного сердца. Ошибалась, считая, что счастье нужно заслужить. Нет, счастье и любовь приходят нежданно, и было бы преступлением отказаться от них.
— Ты поняла, да? — спросила Шинобу, стирая слезы Аой легкими движениями тонких пальчиков. — Не бойся признать, что тебе нужны другие люди, не бойся показать свою слабость. Иди к тому, кто тебя любит, и скажи, что готова принять его защиту и поддержку. Он ждет…
Поднявшись с колен, Аой бросилась в распахнутую дверь Поместья бабочки. Ей казалось, что там, в ореоле света, виден силуэт высокого стройного парня, и она знала — стоит лишь добежать, и он с радостью спрячет ее в горячих объятиях. Эгоистично, но Аой уже забыла о погибших Столпах и об оставшейся за спиной Шинобу. Не к мертвым она спешила, а к живым.
***
Внезапно все ощущения вернулись. Тупая боль и скованность в левой руке, скрип ребер при каждом, даже неглубоком вдохе. Слишком яркий свет пытался проникнуть под закрытые веки. Аой слегка приоткрыла глаза, привыкая к освещению. Сколько же времени она провела в беспамятстве? Когда солнце перестало терзать зрачки, Аой огляделась. Ее взору открылось Поместье бабочки, но не ее спальня, а общая казарма. Незнакомая девушка в форме медсестры прошла мимо ровных рядов кроватей.
Почувствовав наклон матраса, Аой перевела взгляд налево, и ее сердце радостно подпрыгнуло. Мальчик с золотистыми волосами без стеснения спал на краю ее постели, подложив под голову сложенные руки. Первым порывом было желание разбудить его, но Аой сдержалась. Ей доставляло особое удовольствие разглядывать солнечные блики, покрывающие тело спящего возлюбленного. Сияющие белые пятнышки разукрасили черную форму и играли в догонялки на тонких, чуть заметно колышущихся от легкого сквозняка волосах. Как бы она хотела погрузить пальцы в эти мягкие пряди. Но ее левая рука была сломана, а поднять правую казалось сродни подвигу. С досады Аой дернулась, и резкое движение разбудило Зеницу.
Юноша распахнул нежные, чуть мутноватые карие глаза и непонимающе посмотрел на нее. Вид его заспанного помятого лица был настолько милым, что Аой почувствовала, как в носу начинает щипать. Она хотела плакать, но не от горя, а оттого, что Зеницу просто рядом с ней. Показавшиеся на ее глазах слезы мигом привели сонного парня в чувство.
— Аой, тебе больно? Скажи мне, что у тебя болит? Позвать врача? — уже через секунду суетился он, вскочив с кровати.
— Привет, мой идиот… — хрипло прошептала Аой, раздвинув губы в едва заметной улыбке. Слезы все же прорвались на волю от сладкого звука любимого голоса.
— Не плачь, пожалуйста, не плачь, — уговаривал ее Зеницу, растерянно сжимая покрывало, — я сейчас тоже расплачусь! Как тебе помочь? Все так плохо? Тебе очень больно?
— Кретин… мне не больно… я просто скучала по тебе… — сквозь слезы радости выговаривала она. Аой прилагала все силы, пытаясь совладать с непослушным языком. — Какой сегодня… день?
— Третье января. Ты два дня была не в себе, лежала с лихорадкой, — сочувственно рассказывал парень, присев на кровать. Он нервно перекладывал руки то на колени, то вновь на постель, будто бы хотел дотронуться до Аой, но боялся. Наконец, решившись, Зеницу положил горячую ладонь ей на лоб и провел по волосам. — Ты бредила. Звала Гию и Шинобу.
— Они мне… снились… — говорить становилось все легче, или, возможно, рука Зеницу на голове помогала Аой понемногу возвращаться в реальность, — и это был… хороший сон.
— Правда? Неужели сработало? — недоверчиво пробормотал юноша себе под нос. Он потянулся и вытащил из-под подушки Аой шелестящую гравюру с изображением Такарабунэ, того самого корабля семи богов, на встречу с которым они так и не успели. Уставившись на черно-белый рисунок, Зеницу продолжил: — в храме обещали, что он оградит тебя от кошмаров. Я не хотел, чтобы ты видела плохие сны…
— Я вам сейчас устрою кошмары наяву! Люди тут, между прочим, еще спят! — звонкий задорный голосок вторгся в их беседу.
И хотя всего несколько мгновений назад в глазах Зеницу стояли слезы, парень сразу же собрался, услышав столь наглое заявление. Аой казалось, что ее избранник готов достать клинок и метать молнии, так резко повернулся он в сторону говорившей.
— По-моему, я тебя предупреждал, что будет, если ты еще хоть раз посмотришь в сторону Аой! Лежи молча, не хочу тебя больше слышать!
