Но отдельные лавочки ещё стояли у самой кромки воды. Присев на одну из них, Марина замерла, слившись глазами с тёмной гладью монолитной массы, подвластной только собственному течению. Больше чем в километре на противоположном берегу загорались первые вечерние негородские огни…

Прервав созерцание, подруга поделилась понятными ощущениями:

– Сколько сюда прихожу, всегда всё по-новому.

Немного помолчав, она вернулась к своему привычному мировосприятию:

– Такое впечатление, что каждый раз, когда ты начинаешь на меня регулярно залазить, напрочь забываешь, где и кем я работаю. А вдруг сдам потом твоего Алёшу?

– Не сдашь. Тебя не волнуют мелочи из разряда организации катранов для небедствующих граждан. Даже преступлением не считаешь.

– Всё прям про меня знаешь. Голимая же уголовщина планируется. Такие темы лучше бы с моим отцом обсуждал. Он хоть и на пенсии, но всех знает прекрасно, а за год генералы еще пять раз могут смениться.

– Лёха от криминала всегда старался держаться как можно дальше.

– Ты зато не очень. И почему это он на оперучёте состоит, если такой правильный? Ты-то понятно почему. Всю жизнь в шаге от статьи блукаешь…

На моём месте стоило срочно сменить обсуждаемую тему, пока набиравшая обороты словесная порка не вылилась в избиение снятой элегантной обувью. Я знал, чего можно ожидать от своей разошедшейся пассии:

– Не заводись, это всего лишь планы, причем чужие. Пойдем поужинаем, винца хряпнешь, кальяном задуешь…

В «Альбатросе» было душевно. Живая ненавязчивая музыка и умеренное количество народа создавали умиротворенную атмосферу. О советском прошлом заведения напоминало отреставрированное ограждение, установленное по периметру открытого пространства верхнего этажа и состоящее из металлических полос, схематично изображавших повторяющиеся силуэты летящих над волнами птиц.

Марина действительно пустила в ход винишко и вроде бы подобрела. Мы ужинали, обсуждали общих друзей и знакомых. Самый что ни на есть настоящий араб, приехавший учиться в местном медицинском институте и подрабатывающий здесь вечерами, приготовил нам кальян. Маринэ, затянувшись, пустила несколько колечек фруктового дыма:

– Ладно, лучше помогу твоему дружку, чтобы ты случайно в каком-нибудь дерьме не утоп. Папин телефон запиши, если потерял. Ближе к делу пусть с ним Лёша свяжется. Отец подскажет, как всё обставить. Я точно мараться не буду.

– Французу помогать не надо. Он сам всё решит. Главное, подсказать, к кому лучше обратиться.

– Ага, вы известные решальщики. Не так это всё делается.

Моя одноклассница всю жизнь с переменным успехом боролась с никотиновой зависимостью и сейчас наслаждалась возможностью вдыхать «безопасные» пары, отфильтрованные водой, тихонько бурлящей в стеклянной колбе. Затишье, однако, длилось недолго:

– Может, тебе детские кубики подарить или «лего»?

– Зачем?

– Ты никак не наиграешься. Занялся бы чем-то достойным. Друзья у тебя все почти нормальные люди.

– А я совсем не нормальный? – наступила моя очередь испытать лёгкое раздражение.

– Ты же из приличной семьи. Откуда у тебя это стремление вечно гоняться за какими-то химерами?

– Зайчик, я же не настаивал, просто спросил.

– Не в этом дело, помогу, раз обещала. Тебе же даже деньги не так важны, главное – эмоции. Одними эмоциями не проживешь.

– Так я вроде жил, как все. Не вписался.

– «Как все» – это когда ты несколько лет не пойми где мотался?! Шестерил, организовывал мутные схемки своих престарелых московских дружбанов? Денег у тебя тогда действительно много было, чересчур прям. Куда ты их отнес потом, кстати? Хорошо хоть небольшую часть раздал мелькавшим вокруг тебя проституткам. А остальные? Да ты сам всё знаешь.

То, что произойдет дальше я прекрасно представлял, но остановиться уже не мог:

– Ну а когда ты, мне назло считай, замуж вышла за нашего общего хорошего знакомого, не эмоциями руководствовалась?

– Сказал наконец-то. Извини, не дождалась, пока ты сподобишься. Муж мне такой же упертый достался.

– О мертвых лучше или хорошо, или ничего.

– Ну да, не сиделось в региональном управлении. Военная династия. Жить не мог без Северного Кавказа. Стихи мне смсками оттуда слал, Лермонтов херов… Домой меня отвези.

Марина резко встала, уронив разбившийся кальян, и, не оборачиваясь, начала уходить. Сунув не глядя несколько купюр переполошившимся официантам, я последовал за ней. Недолгая дорога до её дома прошла в тишине. Выходя из машины, она спросила:

– Ты идёшь?

– Нет.

– Необучаемый дебил. – Хлопнувшая дверь не внесла особых изменений в наши перехлёстнутые судьбы.

Наступил 2009 год. Летом, немного поколебавшись, государство запретило сначала казино, игровые залы с аппаратами, а затем и карточные клубы, где проводились турниры по «спортивному покеру». Лазейка, связанная с признанием в 2007 году покера одним из видов спорта, вскорости захлопнулась. Большинство таких «спортивных клубов» в той или иной степени превращались в обычные игорные заведения со всеми сопутствующими излишествами в виде рулеточных столов и «одноруких бандитов», спрятанных в помещениях с отдельным входом.

Правительство решило прекратить смелый эксперимент, переводящий техасский холдем и другие покерные разновидности в чуть ли не олимпийскую дисциплину, и скопом включило их в реестр азартных игр. Созданная ушлыми энтузиастами Федерация спортивного покера обернулась пшиком. Попытки её организаторов зайти с другой стороны и внести смуту законодательными инициативами в сплоченные ряды российских парламентариев также закончились ничем.

Возможно, причины тотального запрета произрастали на берегах Невы, в культурной столице нашей родины. Именно там, в университетских стенах, прошла значительная часть жизни избранного годом ранее президента. И вполне вероятно, что его отношение к игре как к губительной страсти сформировалось благодаря лучшим образцам классической литературы вроде «Пиковой дамы» Пушкина и произведений Достоевского.

Лично меня удивляла очевидная недальновидность столь высоких государственных мужей. Пять или шесть игорных зон, задуманных по американскому образцу в разных концах необъятной страны, на тот момент еще даже не начали толком строиться, а их расположение явно не могло в будущем удовлетворить потребности играющей части населения.

Выглядело совершенно непонятным, почему нельзя организовывать подобные площадки рядом с крупными городами и агломерациями, максимально усложнив попадание туда представителей проблемных слоев общества, ради чьего блага и вводились предельно суровые ограничения на игорную деятельность. Отсутствие личного автотранспорта для регулярных загородных поездок, необходимость каждый раз тратить значительную сумму на покупку «лаки чипов» (не обмениваемые обратно на деньги в кассе казино фишки, которые принимаются только за игровыми столами, и обязательные к приобретению клиентом при входе в заведение) отбивали бы у «проблемных» игроков всякое желание втягиваться в сложную и дорогостоящую авантюру.

Люди, занятые ежедневным выживанием и походами на низкооплачиваемую работу, соблазнялись нереализуемой, но предлагаемой залами с игровыми аппаратами мечтой о лучшей жизни, лишь находясь от них в шаговой доступности. В этом и заключалась по-настоящему страшная проблема умело выстроенного конвейера по отъему денег у самых бедных. Но в итоге и она никуда не делась.

Однако другой выходец из Петербурга, на время уступивший президентский пост своему младшему коллеге и являвшийся тогда главой правительства, отчего-то не счел нужным обратиться ко мне за советом, выслушать мои соображения по поводу того, как нам обустроить игровую Россию.

Все окончательные решения были приняты, страна погрузилась в игровой вакуум, моментально заполнившийся нелегальными организациями и прочими катранами, становившимися точками притяжения для не совсем одноруких бандитов и коррумпированных сотрудников различных силовых структур. Освободившийся рынок перекраивался не вполне цивилизованными методами.