После школьных занятий мы любили поиграть “в войну” на бывшем тактическом поле пехотного училища. Хотя оно и было расформировано в 1953 году, поле ещё оставалось нетронутым и представляло собой идеальное место для наших игр. На нём по всем нормам Боевого Устава был оборудован ротный опорный пункт с окопами, соединительными траншеями, блиндажами и дзотами (дзот – деревоземляная огневая точка), так что нам нужно было только занять соответствующие позиции и “отражать атаки” воображаемого противника. Причём здесь мы действительно чувствовали себя как в боевой обстановке – ведь все укрепления были настоящими, такими, какими видели их в кино или на иллюстрациях книг о войне. Кроме того здесь можно было найти гильзы, патронные обоймы, а иногда – это уж кому повезёт – и холостые патроны, которые кидали в костёр и наблюдали за их взрывом. К сожалению, иногда встречались находки куда более опасные. В сентябре 1954 г. наши соученики по школе Солнцев и Медведев нашли там взрывоопасный предмет (скорее всего противопехотную мину или гранату) и стали его разбирать в одном из блиндажей. Произошёл взрыв, в результате которого оба паренька погибли. Через 2–3 года после расформирования пехотного училища тактическое поле постепенно стало разрабатываться под огороды, а к началу 1970-х годов и вовсе было застроено жилыми домами.
Использовалось в наших играх и множество самодельного “вооружения”. Наиболее “громкими” и, кстати, опасными были так называемые “стрелялки”, представлявшие собой Г-образно изогнутые трубку – чаще всего медную – и гвоздь, также согнутый в виде буквы “Г”, соединённые тугой резинкой. В трубку набивалось вещество со спичечных головок, затем вставлялся гвоздь, но так, чтобы силой трения он держался в начале трубки. Резинка при этом натягивалась. Потом нажатием на резинку гвоздь смещался и с силой проталкивался ею внутрь трубки, резко ударял по находившемуся там веществу, которое взрывалось, издавая сильный грохот и выбрасывая из устья трубки снопы искр. Грохот был тем сильнее, чем больше спичек очистил в трубку. Но следовало соблюдать меру и осторожность, иначе рисковал или сильно обжечь руку, или даже получить травму от гвоздя, который могло “выбить” из трубки. Упомяну ещё и минирогатки из резинок, одевавшиеся на пальцы руки. Для стрельбы из них использовали “шпонки”: U-образно изогнутые полоски бумаги, свёрнутой в несколько слоёв (для стрельбы друг по другу), или таким же образом изогнутые отрезки алюминиевой или медной проволоки (для стрельбы по другим мишеням). Входили в наш “арсенал” и отрезки трубок от гидросистем самолётов. Из них “стреляли” посредством резкого выдоха (как в духовых “ружьях” индейцев), жёваными комочками бумаги или “фениками” – небольшими серебристого цвета овальными плодами одного из видов кустарников, в изобилии росшего тогда на территории военного городка, особенно возле старой водонапорной башни.
Но всё это были наши – в основном мальчишеские – игры и шалости, которые мы устраивали самочинно и которые, естественно, не одобрялись взрослыми.
Кроме них, конечно же, была и общественная школьная жизнь в рамках пионерской и комсомольской организаций: торжественные построения – “линейки” – в честь различных знаменательных событий и государственных праздников, собрания, художественная самодеятельность, культпоходы и туристические походы, выставки нашего творчества, сборы металлолома, макулатуры и др.
В пионеры меня в числе других одноклассников приняли в мае 1953 года. Когда перед строем пионерской дружины и в присутствии руководства школы прошла торжественная церемония повязывания нам красных галстуков, мы приняли своего рода пионерскую присягу. На призыв директора школы: “Юные пионеры! К борьбе за дело Ленина – Сталина будьте готовы!” мы отвечали: “Всегда готовы!” В члены ВЛКСМ меня приняли в октябре 1956 года. Церемония приёма прошла в городском комитете комсомола.
Одним из запомнившихся общественных мероприятий стала проведённая в 1954 г. выставка рисунков учеников нашей школы, в которой принял участие. Тему для своей работы выбрал весьма неординарную: решил представить копию картины знаменитого русского художника XIX века И. Е. Репина “Иван Грозный и сын его Иван”, которая изображала сцену убийства царём Иваном IV Грозным своего сына Ивана (в исторической науке реальность этого события подвергается сомнению). Репродукцию картины впервые увидел в журнале “Огонёк” и она произвела на меня сильное впечатление. Поражало, прежде всего, лицо царя. С какой силой сумел великий художник передать через выражение лица, безумный взгляд широко раскрытых глаз, весь его ужас перед непоправимостью случившегося! И мне вдруг захотелось проверить, а смогу ли я хотя бы в приемлемом приближении воспроизвести то, что сделал И.Е Репин?
В общем, взялся за эту работу. Конечно, рисовал не на холсте и не масляными красками, а на листе ватмана и акварелью. Рисовать я любил с раннего детства и кое-что у меня получалось, хотя кружков рисования не посещал (а может быть и стоило бы). Потрудиться над копией пришлось долго – конечно, не три года, как потребовалось для написания картины И. Е. Репину – и не один лист бумаги был испорчен сначала на стадии карандашного наброска, а затем рисунка краской. Может быть, я и бросил бы эту затею, но папа сказал: “Сын, раз взялся – надо делать. Отступишь сейчас, значит, можешь отступить и в другой раз. Спасуешь перед трудностью сегодня – спасуешь и потом, и ничего путного в жизни не добьёшься”. Так что пришлось идти до конца. Но труд был вознаграждён: мой рисунок-копия занял первое место.
Крепко запомнилась и лыжная экскурсия зимой 1955 г. в Липовый овраг. Запомнилась потому, что она хорошо началась, но печально завершилась и осталась в памяти некоторых моих одноклассников как “ледяной поход”. Экскурсия была организована в один из воскресных дней февраля. Участвовали в ней все желающие ученики 5–7 классов. Расстояние от школы до Липового оврага не очень большое – где-то семь с половиной – восемь километров. Место это было хорошо знакомо и мне и многим другим одноклассникам, так как летом мы нередко туда наведывались. Сам по себе этот овраг очень живописен, густо зарос не только липами, от которых и получил своё название, но и дикой сливой, шиповником, малиной и другими кустарниками. Я пригласил с собой моего лучшего друга Сашу Хотеева.
Началось всё, как и было запланировано: мы собрались у школы, прошли по городку вниз к речке Крымзе, и дальше следовали уже на лыжах. Погода выдалась великолепная, солнечная и тёплая. Накануне прошла небольшая метель, поэтому снег был чистым и плотным и идти было легко. Добрались до цели без приключений, нашли подходящее место для спуска в овраг, спустились и стали любоваться видом зарослей, запорошенных снегом. Потом начались игры: скатывались в овраг по заснеженным склонам без лыж, стряхивали друг на друга снег с ветвей, кидались снежками. В общем, веселились, как могли.
За играми не заметили, как набежали тучи, и пошёл мокрый снег, перешедший в “ледяной дождь”. Все поняли, что надо срочно выбираться из оврага и поскорее “двигать до дома”. Нас начали собирать, но значительное число участников экскурсии разбрелось по оврагу и пока старшие бегали по сторонам и окликали тех, кто, увлёкшись, ушёл далеко от места сбора, мы – те, кто были у спуска – оставшись без руководства стали самостоятельно выбираться наверх. Но если в овраге было затишье, то наверху нас встретил довольно сильный ветер, стоять на котором, да ещё и под мокрым снегом, переходящим в дождь, дожидаясь пока соберутся и поднимутся из оврага остальные, совсем не хотелось. Короче, кто-то первым встал на лыжню и пошёл в сторону города, за ним ещё и ещё, и наша общая группа “рассыпалась” на несколько маленьких компаний и одиночек. Теперь уже каждый думал только о том, как бы поскорее добраться до дома. Пошли и мы с Сашей.
Идти было трудно: ветер дул в лицо, капли дождя застывали на нашей одежде и покрывали её ледяной коркой, по лицу струилась вода, смешанная с потом, варежки от частого вытирания ими лица насквозь промокли, пальцы с трудом держали палки, глаза слипались. Нам оставалось ещё километра два до нашей улицы, когда Саша совсем ослабел и уже не мог идти (всё-таки ему тогда не исполнилось ещё и десяти лет) и мне пришлось положить его на лыжи и тащить как на санках. К этому времени стемнело, что создавало дополнительные трудности. Но всё-таки мы добрались до Сашиного дома, бывшего, к счастью, первым из домов родной улицы на нашем пути.
