– Ни хрена себе! Пардон! Когда ты успела его пригнать?

– Это не мой.

– Ясно, не твой. Хозяин тачки где?

– То есть?

– Его вчера волокли в дупель пьяного по улице.

– То есть???

– Янычар с сыном. Я видел. Эта машина стояла у них во дворе. Наверно, что-то там мастырили ему. Ну и отметили, как водится. Тут же, у него в чайхане. Ну и напоили. Яныч, сама знаешь, на говне экономит.

Сеня осторожно, чтобы не задеть машину своим необъятным брюхом, обходил её боком, продолжая свои рассуждения:

– Как пить дать, палёной водкой мужика напоил. Вот тот с непривычки и вырубился. Похоже, иностранец какой-то. Бормотал не по–нашему. То ли по-арабски, то ли по-французски. Так и не понял. Матерился, правда, по-нашему, почти без акцента: «Твою мыть, да твою мыть!» Пока они его волокли, псина за ним бежала. Гавкала, всех перебудила в два ночи. Я выглянул, хотел присоединиться к компании, да моя зараза не пустила. Поздно уже было, да и спешили они, видать.

– Эта собака? – Я приоткрыла ворота бункера и кивнула внутрь.

– Вроде она. Та тоже маленькая была. И гавкала. – Сеня громко икнул. – Пардон! Она, что – дохлая?

Я осторожно кивнула головой, ничего не понимая.

– Что она здесь делает? – Сеня спросил самое умное, что смог придумать.

– Как видишь, валяется и не гавкает.

– А где хозяин? – Он опять икнул. – Пардон…

– Этой машины? Он наверху. – Я указала в сторону дома.

Пока я ничего не могла понять.

– Сеня, а ты точно видел, что они тащили его именно сюда? Меня ведь не было. И Яныч об этом знал.

– Дашка, вот я и говорю, что без поллитры не разобраться. Они этого мужика к тебе во двор занесли. Я точно видел. Почему и пришел, думал, он сегодня с похмелья, захочет принять. Сама понимаешь.

Сеня потупил взор и, приложив огромные руки к дырке на рубахе, как раз напротив сердца, признался:

– Утром я уже приходил, никто не открыл. Дай, думаю, ещё разок после трех загляну. На этот раз повезло.

И он опять икнул. Но не извинился «пардоном», а сел на краешек скамейки, которая под его весом жалобно скрипнула.

– Ладно, Сеня. Разберемся. – Устало сказала я, направляясь вглубь двора. Боком пройдя вдоль сверкающего бампера машины, подошла к кабинке душа, спрятанного за живой загородкой, увитой виноградом.

Дернула дверь и обомлела.

Увиденное повергло меня в состояние ступора.

Может быть, я бы так и стояла истуканом, если бы не та самая, уже знакомая мне крыса, которая в этот раз кинулась в мою сторону из под голубенького тазика, аккуратно прислоненного к стеночке.

Я визгливо, как-то по-бабски истошно завопила.

Когда в легких стало пусто, и я замолкла, то так и стояла, судорожно глотая ртом воздух – совсем, как рыба, выброшенная на берег.

Внутри, на табуреточке в предбанничке, неестественно свесив голову набок, сидел голый мужик.

Из всей одежды на нем были только носки и кожаные сандалии (кстати, похоже, очень дорогие). Все остальные вещи аккуратно висели на гвоздиках, вбитых рядочком в стенку душа. Тут же у табуретки стояла и барсетка.

В руках мужик держал пустой стакан. На его правой ладони виднелась небольшая наколка в виде трёх семерок, которые жались к большому пальцу.

– Вот что значит, вовремя не похмелиться. – Услышала я сочувственный из-за спины голос Сени. – А ты говорила, он наверху. Не дождался пива, вот и помер, бедолага.

– То есть, как помер? Почему здесь? – Вернулся ко мне дар речи.– Кто позволил? Это мой двор!

Сеня, не слушая моих возмущений, сочувственно говорил, дыша мне в макушку густым перегаром:

– Почему, почему. Не видишь – стакан пустой. Вот почему.

– Но это не он.

– А машина чья?

– Не моя. И не его – Ткнула я пальцем в голого мужика. – А может и его. Уже не знаю.

– Что случилось? Почему ты кричала? – Вадим заглянул через наши спины внутрь душевой кабинки и замер. – Ах, вот он где…

– Это хозяин машины – Шепнула я Сене на ушко.

– Здорово, мужик. – Сеня обернулся на моего квартиранта, и внимательно оглядев его, произнес.

– А ты совсем не тот мужик, которого волокли. Тот вон сидит. Что делать будем?

Мы все молчали. И тут Сеня, вытирая подолом грязной рубахи потный лоб, брякнул полную чепуху:

– А может, закопаем?

Диким взглядом я буквально испепелила его, и он, оправдываясь, пролепетал:

– Я имел в виду только собаку. – Помолчав, продолжил. – А ещё лучше предлагаю принять грамульку для прояснения мысли и промывки мозговой извилины. А этот пусть тихонько посидит здесь, пока мы подумаем. Дуся, может его простынкой прикрыть?

– Сеня, ты пойди-ка лучше на кухню. Там, в шкафчике стоит, увидишь. Налей. Всем налей.

Осторожно прикрыв двери душевой, Сеня ушел на неестественно прямых ногах. Я и Вадим остались стоять рядом с душевой кабиной. Рывком развернув нового постояльца к себе, решительно потребовала:

– Рассказывай.

– Это мой брат. Он же – компаньон по бизнесу.

– Ну! – Я начала его трясти.

– Остальное потом. Но никто не должен знать, что здесь произошло. Пока. Хотя бы сутки.

– Он что, так и будет здесь сидеть? Голым?

– Зачем здесь. Почему голым. Мы его спрячем.

– Куда?

– Море большое, есть куда прятать. – Он сказал это так спокойно и даже обыденно, что у меня мороз по коже пробежал.

– То есть? Ты хочешь его – того?…Он что – умер?

– А ты сама не видишь?

– Я не знаю…

Повисла тягостная тишина.

В этот момент железная дверь душа сама собой распахнулась, с грохотом ударилась о железное корыто, которое валялось рядом.

Голый дядька внезапно как-то судорожно всхлипнул, дернул головой и посмотрел на нас мутными глазами.

Его чудесное оживление меня так обрадовало, что я во всю глотку заорала:

– Ур-р-р-ра! Живой!

– А ты думала какой? – Вадим накинул на брата полотенце, которое я так и держала в руках.

– Но собака была дохлая… Я и подумала…

– Вот! Вся ваша бабская логика. – Хрустя огурцом, произнес Сеня, выглядывая в окошко кухни. – Я же сразу сказал: без поллитры никак не разобраться. Мужику надо срочно налить, а то он точно окочурится. Пиво есть?

– Безалкогольное. – Отозвался Вадим.

– Дело дрянь. Надо бы водочки.

– Коньяк подойдет?

– В самый раз. Доставай.

Всё пришло в движение. Брата разули, поставили вертикально и включили душ. Под струями теплой воды, нагретой солнцем в баке и под напором холодной воды из уличной колонки, которой я прицельно поливала его из шланга, этот невменяемый гражданин наконец-то пришел в сознание. Увидев, что из шланга его поливает женщина (то есть я), он повернулся спиной и попытался одной рукой прикрыть свои срамные места, а другой начал отмахиваться от холодного и безжалостного потока воды, которым я целилась в него как из пулемета.

Какое-то дикое ожесточение охватило меня, когда я поливала его водой.

– Гаденыш, пьянь позорная, алкаш подзаборный, сучий потрох! – Это только печатные выражения, которые я довольно громко шипела, стараясь попасть в него упругой струей воды. – Заставил меня пережить такой стресс! Такой удар! Покойник в доме! В душе! Хорошо, хоть не в кухне. Будешь знать, пьянь, как пить всякую дрянь!

Сеня меня еле оттащил от шланга, попросту перекрыв кран.

– Всё, Даша, хватит. Пожалей мужика. Он уже синий от холода. Его пора приводить в чувство. Пошли, родной, как там тебя…

Он обернул трясущегося дядьку в полотенце и отвел на кухню.

Меня сразу как-то попустило, как будто вода смыла напряжение последних событий. Только вот в голове немного гудело. Устала, наверное.

Спустя полчаса, мы все вместе сидели на веранде и оживленно обсуждали произошедшее. Лично я больше всего переживала, чтобы под тяжестью Сени не рухнул мой второй этаж. Но, видно, хорошо строили в начале века, да бывший муж не подвел, когда возводил веранду и устанавливал лестницу.