Тот засуетился, понял, что такой клиент торговаться не станет.
– Надо ещё раз посмотреть.
Клиент, казалось, не только не замечал, но, видимо, не считал нужным слушать Яныча, произнося в пространство тихим голосом:
– Сделать сейчас. При мне. Сколько?
– Пять сотен. – Подумав секунду, Янычар добавил, уточняя. – Не рублей.
– Приступай. – Хозяин машины, не меняя выражения лица, отвернулся, по–прежнему разговаривая с пустотой. – А пока подскажи нам, любезный, где здесь можно спокойно посидеть и отдохнуть. Но чтобы чисто, прохладно и без мух.
– Ай, дорогой! – Залебезил Янычар, тут же приклеив на свою физиономию сладчайшую улыбку. – Не надо никуда ходить. Оставайтесь у меня. Вот – духан, вот шашлык – башлык, вот – вино, кофе, чай. Вот чебуреки и шаурма. Все, что душе твоей угодно.
Он зыркнул в мою сторону:
– И твоей милой спутнице.
Вот этого как раз и не надо было. Знаю я, какие порядки у него в духане:
– Вот что, Яныч, мы, пожалуй, лучше в машине посидим. Там точно не будет мух, и я наверняка буду знать, что именно пью и чье мясо в чебуреках. А то что-то в последнее время стала я замечать – в нашем районе все собаки перевелись. Твоя работа?
– Обижаешь, красавица! – Он упорно делал вид, что не знаком со мною и своими словами я смею сомневаться в качестве его кухни, вонь от которой нередко доносилась даже до моего двора, расположенного намного выше по улице.
– Мы остаемся в машине. Так надежнее. – Остановила я попытку возразить со стороны хозяина машины. – Поверьте мне. Как автослесарь, он – мастер высшего пилотажа – смастырит машину из хлама и продаст, как новую. И она будет бегать. Некоторое время. А вот что касается кухни – здесь командует Люська. Вы только что её видели. Руки она моет через раз, в кухню лучше не заходить и не видеть, как там всё запущено. Водка паленая, левая, вино домашнее, кислое. Даже для своих. Короче, остаемся в машине.
Мы сидели в просторном салоне. Он за рулем, а я по-прежнему на уже знакомом заднем сиденье. Чтобы не мешали шум и пыль, закрыли затемненные окна, оставив небольшую щель.
В салоне было просторно, немного темно и гораздо прохладнее, чем на улице. Хозяин машины развернулся в мою сторону:
– Мы с вами не познакомились. Вадим. Вадим Свиридович.
Я так и не поняла, что это было – отчество или фамилия. То ли Свиридович или Свиридович?
– Даша, Дария Сергевна. Для своих – Дуся. Или Дульсинея, – почему-то добавила я.
– Какое интересное имя!
– Ага! Главное, редкое.
Он широко улыбнулся.
– Дуся, простите, Дарья Сергеевна, так вы будете моим гидом?
– Дария. – Поправила я.
– Ох, простите великодушно! А что, есть разница?
Я с превосходством глянула на него и ухмыльнулась:
– Конечно! Это совсем разные имена. А что касается проводника – постараюсь, но не очень уверена, что смогу чем-то помочь. Давайте я лучше познакомлю вас с приятельницей, она профессиональный экскурсовод, работает в музее. Хотя сейчас, в разгар сезона, у неё нет ни минуты свободной. Уж кто – кто, а она знает все наши уголки и закоулки.
– Вы меня с нею познакомите. Обязательно. Это хорошая мысль. Я люблю ходить по музеям. Но сегодня я успел познакомиться с вами, Дария.
Он так и сказал Дария. Мне было приятно.
– И я очень рад этому. Очень рад. Поверьте.
Мы замолчали. Я уставилась в окно.
«Чего я здесь сижу? Мне надо бы домой, да и есть уже охота. Оставлю ему телефон и пойду». – Думала я, разглядывая затейливую решетку на окне дома напротив. Тут до меня донеслось:
– Расскажите мне немного о себе.
– Что? Не поняла…
«Интересный ход». – Подумала я почему-то с неприязнью. – «Знакомы всего – ничего и сразу – расскажите о себе. Странно».
– И что же вы хотите услышать? О чём?
– Мне неловко спрашивать, сколько вам лет. Судя по тому, как вы носитесь на роликах, вы в душе ещё девчонка. Да и внешне тоже ещё… Но я услышал что-то про бабушку.
И тут же спохватился:
– Простите, если…
Непроизвольно у меня из груди вырвался то ли вздох, то ли всхлип:
– Вовсе нет. Мне ничуть не обидно. Скрывать здесь тоже нечего. Я горжусь, что у меня внучка. Из-за неё готова была даже службу оставить, когда дитёнка не брали в садик. Надо было или няню срочно искать или бросать работу. Потом ситуацию разрулили, всё стало нормально.
– Где вы работаете, если не секрет?
– В мэрии.
Он даже откинулся назад, глаза выразили приятное удивление:
– Вас мне сам Бог послал. Дело в том, что я хочу найти в вашем городе одно место, одного человека и один дом. Согласитесь, мне самому оперативно сделать это будет довольно сложно.
«Слова-то какие – «оперативно»! Как на фронте, честное слово». – Не торопясь отметила я про себя.
– А что будем искать? Где эта улица, где этот долг?
– Вы не совсем правильно меня поняли.
Он как-то смутился, видимо, прикидывая про себя – о чём можно мне говорить, а что и приберечь. На всякий случай.
– Здесь больше истории и никакого криминала. Даю слово.
Для убедительности он приложил свои волосатые руки к области сердца.
Я скорчила кривую улыбку и, глянув в затемненное окно, бросила:
– Возьмите его обратно, ваше слово. Я мужикам давно перестала верить. Пять раз верила. Сколько можно?
– Но я же не предлагаю вам… – Он запнулся, подыскивая подходящее слово. – Не предлагаю что-то неприличное.
Помолчав некоторое время, я, по-прежнему глядя в окно, как бы про себя и для себя самой, произнесла:
– Вы думаете, что замужество – это уже неприлично?
«Понеслась, родная…» – мысленно одернула я себя, но было уже поздно.
– А вы что, пять раз были замужем?
– Официально – да. Может и гордиться нечем. Осознаю. Но не жалею ни о чем.
Глаза Свиридовича округлились, и он растерянно спросил:
– Но почему? Так часто? Вернее – так много?
– Во-первых, потому, что дура. А во-вторых, потому, что врать не умею, поэтому дура вдвойне. Судите сами. Даже сейчас, я вижу вас в первый раз, и то не могу соврать. Может, поэтому вижу в последний раз. Поболтаем и разбежимся.
– Но почему в последний? Неужели вам со мною неинтересно? Мне, например, очень. Вы интересная женщина.
Он так широко и искренне улыбнулся, что я на самом деле поверила, что ему со мною интересно. Дура.
– Почему, неинтересно. Нормально. Во всяком случае, как сказала бы внучка – прикольно.
В этот момент в затемненное окно осторожно постучали. Стекло немного приспустилось, и Вадим немного другим тоном бросил, полуобернувшись:
– В чем дело?
Уловив интонацию хозяина жизни, Янычар подобострастно, так, как это умеют делать только восточные люди, спросил:
– Не желаете взглянуть?
– Всё? Так быстро?
– Надо посмотреть. Вам. Лично.
– Работа закончена или нет? Я не спешу. Сделай, как следует – не обижу.
Окно бесшумно закрылось. Палящий зной исчез за тонированным стеклом. На лице моего нового знакомого заиграла прежняя, располагающая к себе улыбка:
– Кофейку?
– Не помешает.
Откуда-то сбоку он вынул небольшую кофемолку, из золотистого пакетика всыпал туда горсть зерен, и начал не торопясь вращать её ручку. По салону поплыл аромат молотого кофе. Достал термос, чашки.
Откинувшись на мягкую спинку сидения, я прикрыла глаза. Через несколько минут передо мною на крохотном откидном столике стояла чашка с кофе. Я благодарно взглянула на Свиридовича. И вдруг в моем животе предательски заурчало.
Мне почему-то стало так неловко! Но Вадим меня опередил:
– Простите. Я совсем не подумал. Вы голодны. Какой я идиот! – Он так смешно хлопнул себя по лысине, что я невольно рассмеялась.
– Не буду врать. Я действительно хочу есть. Когда волнуюсь, мне всегда надо что-то пожевать. Сегодня это случилось уже несколько раз. Короче, доставайте, что там у вас в загашниках. Вы же в пути, значит, и заначки есть.