– Да, – с горечью сказал Алан, – если я ему нужен, ой меня разыщет.

Чентано отошел, и Алан повернулся к девушке.

– Мне это не нравится.

– Неужели… неужели это сообщник Чезаре?

– А кто же еще?

– Но каким образом? Я хочу сказать – как…

– Швейцарец мог рассказать.

– Про что?

– Про то, как он встретил странного немца, – угрюмо объяснил Алан. – Белобрысого, но не знающего по-немецки ни словечка.

– Что же нам делать?

– Ничего. Только быть еще осторожнее. Вновь пускаться в путь вдвоем не имеет смысла. Мы уже этого попробовали. Лучше остаться с Чентано. Как ты думаешь, ему можно довериться?

– Конечно, – кивнула она.

– Тогда утром мы скажем ему, что нам грозит опасность. Можно будет даже признаться, что мы везем Альду ценную книгу. Мне не хотелось бы и на минуту расставаться с Алексидом, но в железном сундуке Чентано он будет в большей безопасности.

– Может быть, поговорим с ним сейчас же?

– В самый разгар веселья? Да к тому же он не слишком трезв. Ну ничего, эту ночь я спать не буду.

– Я могу посторожить половину ночи, – заявила Анджела. – Дай слово, что разбудишь меня.

– Хорошо, – обрадовано согласился Алан. Он понимал, что после такого вечера не заснуть будет трудно, однако следовало принять меры предосторожности – опасность опять стала грозной.

Тут их разговор был прерван. Во двор ворвалась еще одна шумная компания, и веселье разгорелось с новой силой.

Дюжий крестьянин, щеголявший серебряной цепью и алым кушаком, взгромоздился на бочку и принялся распоряжаться.

– А ну! – заревел он, словно довольный бык. – Всех угощаю, всех до единого!

Тут уж не помогло бы и лимонное деревце. Алан с Анджелой хотели было тихонько ускользнуть в дом, но к ним подскочил неизвестно откуда взявшийся хохочущий человечек с длинными серьгами и с флягой в руке. Алан твердо решил больше не пить, но человечек ничего и слушать не хотел.

– Лучше соглашайся, – шепнула Анджела. – Не то вспыхнет ссора. Ты ведь знаешь, какие они тут все гордые!

Да, это он знал. И понимал также, что ссора им совсем ни к чему. Кто-то вообразит себя оскорбленным, удар – и начнется общая свалка. А уж слуги Ястреба не преминут ею воспользоваться – если, конечно, они тут, в толпе. Однако он сделал еще одну попытку.

– Мы просим извинить нас, – сказал он вежливо. – Мы с моим другом пьем только разбавленное вино, а как ты сам видишь, кувшин пуст.

– Это не помешает вам утолить жажду, – ответил человечек. – Найдутся и другие кувшины, а уж воды хватит, можешь не тревожиться. Ее не слишком-то пьют сегодня.

Он оглянулся и, смеясь, кликнул слугу. Тот принес из гостиницы кувшин с водой, и человечек с глубоким поклоном протянул его Алану.

– Разбавляйте на свой вкус, молодые люди. Он налил себе вина из той же фляги и выпил. И только тогда осторожный Алан пригубил свою кружку.

На следующее утро Анджела села на постели, зевая и протирая глаза.

– А-у-а! До чего я устала! Послушай, ты же обещал разбудить меня ночью и не разбудил. Это нечестно!

– Что?! – Алан мгновенно проснулся и, спрыгнув с постели, бросился к своей сумке.

– Значит, ты заснул! – сердито сказала Анджела.

– Да, кажется… Но ничего страшного не произошло – она тут.

Однако, еще не вытащив ее из сумки, он уже понял, что его пальцы сжимают не Алексида, а совсем другую книгу, более толстую и тяжелую.

– Значит, в ваше вино подсыпали снотворного зелья? – негромко спросил Альд, выслушав их рассказ.

– Не в вино, дядюшка, а в воду, – поправила Анджела.

– Это было ловко подстроено. И Алексид теперь заперт в библиотеке герцога Молфетты?

– Наверное, – грустно сказал Алан.

– Ну, не надо унывать! – воскликнул книгопечатник, хотя ему и не удалось при этом совсем скрыть собственное горькое разочарование. – Вы вернулись целыми и невредимыми – твои родители совсем извелись от тревоги, Анджела, хоть я и говорил им, что в тебе даже не девять жизней, как в кошке, а все двадцать. Ведь, в конце концов, жизнь все-таки важнее литературы.

На несколько минут в комнате воцарилось молчание. За открытым окном приветливо шумела Венеция, плескалась в канале вода, вдалеке перекликались гондольеры, ворковали голуби.

– Боюсь, мы бессильны, – снова заговорил Альд. – Вы не сумеете доказать, что рукопись у вас украли именно слуги герцога. Да к тому же с точки зрения закона она и не была вашей, так как вы тайно похитили ее из Варнского монастыря.

– И правильно сделали! – горячо заявила Анджела.

– Не спорю, дорогая моя. Вы сделали то, что следовало сделать, – другого выхода у вас не было. Однако ты видишь, что мы не можем обратиться в суд. Впрочем, меня заботит не то, кому принадлежит рукопись. Я ведь хотел только одного – напечатать ее. А теперь на это нет ни малейшей надежды. Герцог – заклятый враг книгопечатания и бывает счастлив только тогда, когда ему удается раздобыть рукопись, второго экземпляра которой нет ни у кого в мире.

– Его следовало бы прозвать не Ястребом, а Собакой на сене, – вспылил Алан.

– Ну, кем бы он ни был, – сказала вдруг Анджела, – скоро его ждет неприятная неожиданность.

Альд с беспокойством посмотрел на нее: когда Анджела говорила этим решительным тоном, ее родные всегда пугались.

– Надеюсь, дорогая, что ты не сделаешь никакой глупости. Какую, собственно, неприятную неожиданность ты имеешь в виду?

– Ты все равно напечатаешь «Овода».

Они уставились на нее в полной растерянности. Первым обрел дар речи Альд.

– Каким образом? Герцог ни за что не разрешит.

– Обойдемся без его разрешения.

Альд печально покачал головой и сказал ласково:

– Боюсь, ты еще не оправилась от этой страшной поездки. Вот выспись хорошенько, и тогда…

– Нет, я не помешалась, – перебила его Анджела. – Я понимаю, что говорю.

– В таком случае помешался я. По вашим же собственным словам выходит, что единственная сохранившаяся рукопись комедии попала в руки герцога. И, следовательно, Алексида больше не существует.

– Вовсе нет, дядюшка, он существует.

– Тогда, во имя всего святого, где он?

Анджела ответила не сразу, наслаждаясь его недоумением.

Потом она ликующе засмеялась и объяснила план, который ей самой только что пришел в голову.

– Алексид живет в моей памяти и в памяти Алана. Мы с ним знаем комедию наизусть.

– Пожалуй, действительно знаем! – Алан был потрясен этой мыслью. – Ведь там, в горах, нам нечего было делать, и мы…

– Конечно, знаем! – Сияя от радости, Анджела бросилась к двери и распахнула ее. – Дядюшка, можно я позову самых быстрых твоих переписчиков? Мы успеем продиктовать им первые сцены еще до ужина.

Анджела оказалась права, и дело у них спорилось. Стихи Алексида были удивительно легкими и выразительными, так что стоило прочесть строку, и она прочно врезалась в память. Комедия была не очень длинной, как и большинство афинских комедий, – каких-нибудь полторы тысячи строк: во время представления к ним добавлялись еще музыка, танцы и пантомима. Как правило, действие разыгрывалось между двумя, реже тремя персонажами, и плавность диалога не нарушалась.

Через полтора дня были уже закончены два аккуратных экземпляра «Овода» – за это время они, кроме того, успели обсудить все сомнительные места. Кое-где Альд, большой знаток греческого языка и литературы, исправил возможные погрешности их памяти, но, когда работа была завершена, ни Анджела, ни Алан не сомневались, что записанный текст почти ничем не отличается от того, который они читали в Далмации.

Было решено хранить все в строжайшей тайне, пока комедия не будет напечатана. Альд под благовидным предлогом пригласил к себе домой трех своих ученых друзей, членов основанной им академии, и дал им прочесть список. Все трое пришли в восторг. Сомневаться не приходилось: долгие поиски принесли достойные плоды. Из темниц Варны было спасено подлинное сокровище мировой литературы.