– Да погоди ты, мне интересно же. – осадил Никиту Женя.

– Так вот, это вышки, на которых зажигали костры в случае чего. Если, допустим, враг нападает у границ, то на самой границе зажигали костер, его видно было на следующей вышке. Те как заметят, то на своей зажигают, и так далее. Эта система быстрее любого гонца, которого, к тому же, могли перехватить и убить. Благодаря этому, в столице практически моментально узнавали, что где-то границу крысы прогрызли. У нас такая же система была. Коридор длинный и не побежишь ведь стучаться в каждую комнату, что проверка идет. На противоположных стенах комнаты были розетки, смежные с соседскими. Если в начале коридора засветилась комендантша, то первая комната подавала сигнала соседям.

– Как?

– Ну как-как. "Шухер", "Атас" и прочее вперемешку с матами. Как же тут не материться? Удовольствие все прервали. А если кто с дамой был? Я помню, сидел такой весь франт, девчонку обрабатывал. Тут проверка. Мы от страха аж протрезвели. Как комендантша ушла, так мы и прекратили посиделки. Она не такая уж симпатичная оказалась, даже напротив.

– Как же ты так не заметил вначале вписки, что она не огонь?

– Да я ее уже подбуханный зацепил, пошел с корешем на курилку после бутылочки, он там себе компашку нашел и свалил, а я эту девчонку зацепил и повел в хоромы. На самом деле, слава всему пантеону, что уберегли меня от той крокодилицы. Вообще, как напьюсь, так становлюсь слаб на передок, в этом моя проблема.

– На задок слаб не становишься? – Никита ударил Лешу в плечо и засмеялся, вместе с подхватившим Женей.

– Как ты?

– Хорошо, спасибо, что спросил. Сам как?

У Леши не получилось метнуть стрелку.

– Иди в задницу. Про что я говорил? А, так вот. Что мы только в общаге не делали: по лестницам варанами ползали, через окна на простынях выпивку на четвертый этаж затаскивали. Даже в душ когда ходили, то все вентили оторвем и местами поменяем. Кстати, кто в душе в общаге не мылся – жизни не видел. Сказка, а не душ. Просто струя толстенная херачит по тебе с потолка, мойся как хочешь. Еще и коллективно моешься. Кабинки – просто разделенные стенками друг напротив друга. Дурь. Поворачиваешься, а на тебя волосатый дядька пялится, пока причиндалы моет. Как в тюрьме, ей богу. Но в мужском еще куда не шло. В женском страшнее ада, мне девчонки рассказывали. Заходишь в кабинку после какой-нибудь бабилы, а там прокладка использованная на стене прилеплена. Я думаю, что это не специально было прилеплено. Просто после использования ее обычно скручивают, чтобы выкинуть. Наверное, тут тоже самое, просто скрученную приклеили, забыли, а она из-за воды распрямилась.

Никита и Женя смотрели на Лешу с улыбками до ушей, периодически выстреливая слюнями от смеха в кулак.

– Вы тупые что ли? Вы с девушками никогда не жили? Они все так делают.

– На стены в душе клеят? – Никита не унимался, доводя Женю до слез.

– Скручивают! Долбанные девственники, ничего я вам больше не скажу.

Никита и Женя шли, держась за животы. Через пару минут они успокоились.

– В квартире, конечно, таких проблем нет. – Начал Никита.

– У тебя вообще похожих проблем нет, ты единственный раз наедине с девочкой был еще в детском саду, когда вы с ней договорились друг другу свистелки-перделки показать. Только она тебя развела, ты ей показал, она над стручком посмеялась и убежала всем девчонкам рассказывать.

– Ух, тупые девки! – Женя показал угрожающий кулак, пародируя Никиту в тот момент.

– Смотрите все, проснулся юморист, – Никита с улыбкой ответил Леше. – Про девок раз заговорили, помню тоже историю. Собирались мы на квартире у одного моего товарища, по-моему, день рождения чей-то был, но не хозяина квартиры. Бутылочки пустеют, я винцо попиваю пакетное, все остальные уже растерялись где-то по периметру квартиры. Заметил я с начала вечера одну деваху, симпатичная вроде. Но только симпатичной она мне казалось всего первых несколько минут вечера, пока выпивать не начали, там она в такую киску превратилась, что поджилки при ее виде начинались трястись от желания. – Никита театрально прикусил кулак, закатывая глаза, – все при ней, все как надо. Я все к ней ближе, все ближе, даже имя ее узнал. Правда, сейчас уже не помню, но это сути дела не меняет. Замечаю, что не у меня одного на нее планы, товарищ мой тоже засматривается и пытается ее разговорить. Она уже плохо разговаривала. Она себе полный бак горючего уже заправила, пила почти полными стаканами водочку – а может и это тоже в ней привлекло, не знаю. Сейчас уже глазёнки ее на одной точке стояли, почти без сознания была. Товарищ мой говорит, мол, пойдем покурим. Естественно, курить я не собирался, но при этом думаю: "еще пять минут, она отключится, можно будет брать тепленькую". Это ведь как говорится: "мертвая женщина еще пять минут женщина". Выходим на балкон, он мне в лоб сразу: "брат, не будем же мы с тобой ссориться из-за какой-то шкуры, верно ведь говорю?". Все верно он говорил, братву ведь не меняют на подобное. "Давай вместе ее оформим по доброй старой схеме сунь-вынь?". А почему бы и нет? Выходим мы с балкона…

– Кхм-кхм!

Вожатые обернулись.

– Мы все еще здесь, вообще-то.

Доселе молчавшая ватага, которая плелась за педагогами, видимо устала слушать пламенные речи.

– И что? – Спросил Леша. – Мы же в ваши разговоры не вмешиваемся. – Леша обратился к Никите, – продолжай.

– Какие дети стали бесцеремонные, мы такими не были, конечно.

– И не говори, чем кончилось-то все? – Слушать тираду о том, какие дети плохие, Леше слушать не хотелось.

– Да ничем, мы выходим, а она вместо того, чтобы окончательно отрубиться, начала рыгать дальше, чем видела. Только и успевали с товарищем бегать тазы опорожнять. – отмахнулся Никита.

– Ух, тупые девки! – Снова повторил Женя с тем же посылом.

***

Дети были отведены в свои отряды, а девочки, которым был назначен массаж, уже покинули лагерь вместе с медсестрой, которая решила обернуться до прибытия следующей волны детей. Лагерь начал оживать. Из окон дач доносились детские голоса. Они знакомились друг с другом, с вожатыми, встречающими их на даче, располагались в своих комнатах, заполняли шкафы вещами.

Начало смены словно весна, приходит нехотя, боязливо. Еще вчера стояли морозы и мир был пуст, земля нагой. Но сегодня цветы жизни потихоньку заполоняли местные клумбы. Все они одинаковы: поникшие, с крепко сжатыми бутонами. У каждого педагога, словно садовника, есть своя клумба. Он следит за ней, как умеет. Он поливает ее в жаркие, засушливые дни и укрывает от излишней влаги в дождливую пору. Задача каждого садовника состоит в том, чтобы обеспечить наилучшие условия для цветов, чтобы они, отогревшись заботой, словно лучами южного солнца, и напитавшись учением и воспитанием, словно влагой, распустили свои бутоны. Именно в тот самый момент, когда покажется самый первый лепесток, станет понятно, что собой представляет цветок, какой он. К середине смены, все клумбы начинают играть всеми цветами радуги, радуя глаз садовника. Но не все садовники – хорошие. Бывают и такие, которые могут затопить цветы, постоянно заливая их водой. Они льют столько, сколько могут, сколько считают правильным. Но не все цветы – болотные лилии, способные оставаться на плаву в таких условиях. Другой же тип садовников, напротив, только и делают, что бесконечно отогревают. Они так же, как и первые, не видят оттенков и с усердием следят за тем, чтобы их цветам было более вольготно. Носятся с ними, как с писаными торбами, забывая о том, что иногда все же нужно поливать. Это просто вылетает из головы, как что-то ненужное или малозначимое. Но не все цветы – кактусы, способные в таких условиях выживать. Как в первом, так и во втором случаях, цветы погибают. Очень жаль, что цветы – это лишь метафора на детей. Дети в таком случае не погибают. Они живут всю оставшуюся жизнь пересушенные, либо залитые воспитателями донельзя. Но получается такое далеко не специально. Всего лишь благими намерениями вымощена дорога. Первые позволяют слишком многое, чтобы дети не нуждались, чтобы им было абсолютно комфортно. Вторые же, наоборот, излишне строги, чтобы дети выросли "людьми" в их извращенном понимании. Все они, так сказать, работают на результат мгновенный, разовый и сию секундный результат. Видят, что ребенок хочет что-то – они либо дают, чтобы удовлетворить ребенка, либо бьют по руке, чтобы он больше не тянул руки. Но очень часто они забывают подумать в тот момент, что будет полезнее для ребенка. Что если какая-то данная вещь действительно не нужна? Что если та вещь, в которой отказали, действительно крайне необходима?