«Памяти моих дедушек. Эти чудесные люди любили природу, фотографии, жизнь во всех ее проявлениях, никогда не сдавались перед трудностями и за всю свою жизнь проиграли только каждый единожды – оба в схватке с болезнью.»

«Мне доводилось много раз ездить на поездах, в частности – в плацкартных вагонах, оттого я смогла повидать много людей, личностей и характеров. Те, кто занимается ориентированием, вообще много куда ездят за год – это и понятно, ведь они всегда окутаны соревнованиями, лесами, наградами. Я тоже в какой-то мере ориентировщик, однако часто выезжать куда-то за пределы своей области не стремилась – мне интересны были простые непринужденные путешествия, где не было вечных соревнований, надменных (возможно) мастеров спорта, громких тренеров и немного пугающей чащи леса.

Все же, каким-то странным образом я умудрилась попасть на всероссийские соревнования, которые проходили в Геленджике в марте-апреле. Для начала мы собрались всей командой на нашем вокзале за три часа до отправления поезда – тренер не любил задерживаться. Если говорить честно, та команда вовсе не была моей командой, а их тренера я видела впервые – благодаря этому я чувствовала себя не в своей тарелке. Я попала к ним благодаря рекомендациям моего тренера – он сказал, мол, возьмите с собой эту бедолажную, а то вымахала лет так до пятнадцати, а ничему за годы долгих тренировок и не научилась.

Так началась моя история, история Лешего. С этой кличкой тоже много чего связано – так меня дразнят еще со школы, как только мои одноклассники узнали про ориентирование как про вид спорта, и вдруг почему-то решили, что ориентироваться в лесу – это ходить пешочком по карте, мирно пить травяной чаек, попутно шаманя в бубен. Кто-то окрестил при всех меня Лешим, ну и понеслось – их даже не напрягало, что Леший, так-то – существо мужского рода, а я девочка.

Ну, Леший так Леший, что же с того. Если подумать, то как бы называли в старину девочку-Лешего? Лешунья? Лешесса? Лешиха? Нет, об этом лучше не думать.

Так вот, сейчас мы даже больше должны думать про поезд. Едем мы сначала в Железноводск – небольшой городок рядом с Минеральными водами, Пятигорском – все это Северный Кавказ. Там у ребят должны быть соревнования, а меня не заявили вместе со всем списком участников. Ну и что ж, даже лучше – больше свободного времени.

Все мне интересно было разглядывать личность тренера – он, все же, необычный человек. Тренер – Дядя Володя, грузный и большой, но смешной и добродушный человек лет пятидесяти, знающий почти на каждый случай жизни любой анекдот, постоянно подшучивал над мальчиком с верхней полки. Этот мальчик был самым мелким из нашей сборной разношерстной команды и самым активным и приставучим. Он задавал по тысяче вопросов, а то и больше, и даже забывал получить на них ответы и задавал новые. На шутки дяди Володи он, правда, обижался и заворачивался в колючий плед, как в кокон, а вслед за этим и засыпал на пару часов. Из-за того, что его в эти моменты мало что волновало, его прозвали Пофигон, а его кокон из одеяла – замок Пофигона – Пофигоний.

У дяди Володи, пожалуй, только один минус – он не бережет свое здоровье, очень много курит и выпивает. Вот, например, он шутит вечером в вагоне, играет в карты с соседями, громко смеется, а затем выйдет покурить на очередной станции в дождь и стоит с лицом, полным отчаяния, курит и смотрит вдаль. Я тоже выходила на таких станциях, как и некоторые ребята – до Железноводска мы должны ехать двое суток, и в пути часто затекают ноги, иногда бывает жарко, хочется есть или пить, а на станциях были магазины. Я никак не решалась спросить дядю Володю, что же у него в жизни такое произошло, что он забыл про себя, про свою жизнь и полностью отдавал себя воспитанию нового поколения таких же «леших»? Ничего, по любому когда-нибудь мне удастся у него спросить.» – вещал низкий и немного грубоватый тихий девичий голос. Серафима сидела на ступеньках мокрого моста одной из станций и надиктовывала эти строки в маленький диктофончик, который был с ней в качестве личного дневника уже довольно давно. Девушка мечтала стать писательницей, когда вырастет, правда, пока ей было сложно выбрать жанр. Она назвала дату, завершила запись и убрала диктофончик в карман. Девушка сидела в капюшоне под моросящим назойливым дождем и не хотела заходить в поезд.

Завтра утром они уже будут в Железноводске. Ребята сразу же уйдут на тренировку – вернее, убегут – Железноводск, как она выяснила, представляет собой одну длинную большую улицу Ленина с множеством ответвлений, а значит, далеко убежать им не удастся.

Сумерки постепенно превращались в ночную тьму, и в вагон уже зашел дядя Володя, бросив окурок куда-то под поезд и смачно сплюнув напоследок. Если уж дядя Володя зашел – ей уж тем более надо было заходить. В одном наушнике играли песни группы Placebo – их только и слушать, когда весенний ливень не хочет заканчиваться, когда все едут на соревнования неизвестно куда, да и ее все равно оставят присматривать за вещами.

– Кому я вообще сдалась со своим третьим юношеским разрядом, который и так скоро снимут из-за отсутствия стартов? Меня настолько, видимо, считают неудачницей, что поставили на охрану – плохой ориентировщик и от вещей-то никуда не отойдет, ибо боится леса и окружающего мира в целом? – сетовала она шепотом, проходя мимо проводницы и надеясь, что она не услышит.

Серафима зашла в вагон, сняв капюшон брезентовой зеленой куртки, которую накидывала на обычную футболку, и сразу же почувствовала запах Доширака. А это тема! Тем более, если она с утра ничего, кроме сухарей, не ела.

От дождя и влаги ее белесые волосы мигом свернулись плотными кудряшками – так всегда бывало, когда на улице шел дождь. Она прошла к своему отсеку и увидела множество подростков из их команды – они пришли из конца вагона, чтобы всем вместе поиграть в карты. Значит, все запасы дошика были уже давно съедены? Изверги. Просто изверги.

Она присела на краешек нижней полки и стала завязывать мокрые шнурки.

– На, пожри хоть. – раздалось сверху.

Серафима подняла голову и увидела Леху – они были давно знакомы, даже дружили немного. Он поставил одноразовую тарелку с лапшой около нее, пригладил торчащие в разные стороны русые волосы и ушел с полотенцем умываться.

– Пасиба, что-ли… – сказала Серафима ему в спину.

Так как на нее никто не смотрел, она взяла прямо руками одну длинную макаронину и начала есть, а вскоре, съев макароны, выпила бульон.

– Ну, Леший! Нас смотри не сожри!

Вот засада, на нее все-таки посмотрели. Она молча встала, надела капюшон и пошла в конец вагона к мусорному баку выбрасывать тарелку и мыть руки и лицо.

В тамбуре она встретила дядю Володю. Он стоял и курил уже какую-то …дцатую сигарету за день.

– Здрасьте…

– Забор покрасьте. Ты чего не спишь?

– Так никто же еще не спит! Вон сидят, в карты играют.

– А, вон оно что… – он затянулся и как-то отрешенно посмотрел в окно.

– У вас что-то случилось? Вы вроде бы веселый, шутите все время, но… Как будто что-то не так у вас.

– Я заявил тебя на соревнования в Геленджике. Они будут за пределами города, рельеф сложный, перепад высот – около двухсот метров. Смотри, не подведи.

– Переводите тему, значит. Но спасибо, что заявили. Только вот вопрос – что в вашем понимании – «не подведи»? Вы же знаете мой разряд.

– Я заявил тебя под вторым взрослым разрядом. Про свой нынешний временно забудь. Не подведи – значит не сойди с дистанции, не допусти, чтобы тебя сняли.

– Ого… А чего это вы вдруг так решили меня вывести на поле боя?

– Да видел, как ты за поездом из магазина утром с пакетом чипсов бежала, когда он тронулся уже. Это надо было! – дядя Володя рассмеялся.

– А, вон оно что…